Завершение осенней кампании 1915 года
Летом 1915 года рухнула русская крепостная оборона в Польше: крепости оставлялись одна за другой, так как полевые армии постепенно отходили на восток. Германская тяжелая артиллерия и павший дух русских защитников не могли достойно противостоять друг другу: немцы всегда оставались в выигрыше. Уже 24 июля неприятель подошел к крепости Ковно, прикрывавшей сосредоточение русских резервов у Вильно. После восьмидневной артиллерийской подготовки и двух неудачных штурмов немцы прорвались сквозь линию фортов, защищаемых резервными ополченскими дивизиями. Комендант крепости генерал В. Н. Григорьев в панике бежал, и 4 августа немецкие части генерала Лицмана вступили в крепость, взяв до двадцати тысяч пленных и более четырехсот орудий.
После сдачи крепости Ковно стало окончательно ясно, что русская система крепостей на передовом театре пала. Германцы уже вошли в очищенные Алексеевым Ивангород и Варшаву (5 августа); захватили предательски сданный комендантом Новогеоргиевск (7 августа); заняли оставленный после героической шестимесячной обороны Осовец. Только в одном Новогеоргиевске, чей комендант генерал Бобырь еще до падения крепостных фортов умудрился попасть в плен к немцам, неприятельскими трофеями стали восемьдесят три тысячи человек и тысяча двести орудий. Теперь приходилось без боя сдавать крепости Усть-Двинск и Гродно, совершенно неготовые к обороне.
В ходе победоносного продвижения по Польше вслед за измученными отступавшими русскими армиями немецкое командование принимает новый план действий. Замысел кампании 1915 года – окружение русских армий в польском выступе и вывод России из войны – еще не был решен. Русские понесли громадные потери, но ни одна кадровая дивизия целиком, не говоря уже о целой армии, еще не сдалась в плен. Гинденбург, конечно, мог утешаться пленением гарнизонов Новогеоргиевска и Ковно, но там были слабые второочередные дивизии и существенного урона живой силе русских их потеря не принесла.
Потеря орудий и массы боеприпасов была куда существенней, но и это дело в конечном счете было поправимо: русская промышленность, переводимая на военные рельсы, набирала обороты. Полевые армии Северо-Западного фронта успешно уходили все дальше на восток, изматывая австро-германцев, заставляя их растягивать коммуникационные линии и разбрасывать свои ограниченные силы и средства по просторам Восточной Европы.
В этих условиях разногласия внутри немецкого военного истеблишмента только усилились. Людендорф по-прежнему предлагает нанести главный удар на Минск через Вильно, чтобы одним махом зайти в тыл всему Северо-Западному фронту русских. Чтобы сковать противника, предполагается производство второстепенных ударов от Ковно на Двинск и с Верхнего Немана на фронт Лида – Барановичи. Фалькенгайн, готовящийся к отражению французского наступления на Западе, настаивает на фронтальном преследовании.
В свою очередь в русской Ставке также сознавали опасность виленского направления. После отступления 5-й и 10-й русских армий от линии реки Бобр немцы вполне могли сосредоточить кулак на крайнем русском фланге и попытаться смять русских ударом с севера на юг. Поэтому уже в начале августа (когда Варшава была сдана 5-го числа и сразу же начался общий отход армий Северо-Западного фронта) Ставка перебрасывает все возможные резервы под Вильно, укрепляя 10-ю армию.
3 августа на совещании в Волковыске Верховный Главнокомандующий принял решение о разделении Северо-Западного фронта на два – Северный и Западный. Эта мера обусловливалась тем обстоятельством, что в руках главнокомандующего Северо-Западным фронтом генерала М. В. Алексеева находилось управление восемью армиями, оперировавшими севернее Полесья. Командующим Западным фронтом оставался генерал М. В. Алексеев, а Северный фронт переходил в подчинение командарму-6 генералу Н. В. Рузскому, который должен был вступить в должность в ночь с 17 на 18 августа.
Гинденбургу подвезло и еще раз. Как раз в этот момент император Николай II решил вступить в командование вооруженными силами в качестве Верховного Главнокомандующего. В середине месяца в Ставку прибыли великий князь Николай Николаевич и генерал М. В. Алексеев. К этому моменту начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал Н. Н. Янушкевич уже получил новое назначение на Кавказский фронт и 18 августа сдал дела генералу Алексееву (главнокомандующим армиями Западного фронта стал командарм-4 генерал А. Е. Эверт).
Подразумевалось, что генерал Алексеев станет начальником штаба при Николае Николаевиче. Сам великий князь, тяготившийся лично ему симпатичным, но бесталанным для столь высокой должности Янушкевичем, также предпочитал именно этот вариант. Конечно, слухи о намерениях императора не были секретом в Ставке, однако общественность тыла и Действующая армия склонялись к тандему великий князь Николай Николаевич – генерал Алексеев. Сам М. В. Алексеев, прибывший в Ставку 19 августа, также был готов к сотрудничеству со старым Верховным Главнокомандующим.
Однако 21 августа в Ставку прибыл император Николай II и объявил о своем твердом решении принять Верховное Главнокомандование. Генералитету ничего не оставалось, как подчиниться монаршей воле. Таким образом, царь сосредоточил в своих руках непосредственное управление не только громадной страной, но и армией. Как справедливо замечают современные ученые, до Николая II, совместившего в своих руках всю полноту государственной гражданской и военной верховной власти, подобными властными прерогативами пользовался только Петр I[130].
Этот шаг довольно неоднозначно оценивался современниками. С одной стороны, приняв Верховное Главнокомандование, Николай II отныне оказывался в центре критики за возможные неудачи на фронте. С другой стороны, самодурство и военная некомпетентность великого князя Николая Николаевича стали слишком очевидны императору, чтобы он мог позволить и дальше сносить это. На фоне непрестанных поражений и неумения Верховного Главнокомандования исправить ситуацию фрондерство Ставки, ее нежелание считаться с Советом Министров, безумные решения становились совсем нетерпимы.
Исключительно плохой подбор ближайших сотрудников, навязанных великому князю в начале войны, но не смененный им за весь год своего главнокомандования, усугубил вопиющую некомпетентность Верховного Главнокомандующего донельзя. Почему-то, когда все справедливо говорят о военной несостоятельности Николая II как полководца (полковник, мол), то забывают, что генерал-адъютант великий князь Николай Николаевич (участник русско-турецкой войны 1877-1878 гг., в возрасте двадцати лет) уже во время войны своим руководством исключительно усугубил издержки предвоенной неготовности страны к войне.
Безусловно, занимая пост Верховного Главнокомандующего, император Николай II пытался решить сразу несколько проблем. Во-первых, требовалось восстановить единство фронта и тыла. Законодательство военного времени, четко разграничивавшее полномочия армейских и тыловых центров власти, было рассчитано на то, что во главе вооруженных сил встанет сам царь. Как уже говорилось, руководство всех великих держав, вступающих в июле 1914 года в Первую мировую войну, было уверено в скором ее победоносном окончании. Чуть ли не единственным исключением стали англичане, не имевшие сильной сухопутной армии и убежденные, что борьба с Германией будет вестись на измор и никоим образом не будет окончена спустя каких-то полгода с момента первых выстрелов.
Поэтому Николай II ставит во главе Действующей армии и, следовательно, руководителем фронтовой зоны своего дядю – великого князя Николая Николаевича. Последний являлся единственным представителем династии Романовых, окончившим Николаевскую академию Генерального штаба, а потому считался наиболее подготовленным военачальником, достойным занять пост Верховного Главнокомандующего. Военная служба великого князя, руководство кавалерией, военными округами, гвардией – лишь, как казалось, укрепляли в этом мнении.
Конечно, сама по себе принадлежность к корпорации Генерального штаба еще ни о чем не говорит. Генштабистами была масса тех военачальников, что была отстранена со своих постов в начале войны. А последние руководители самого Главного управления Генерального штаба – Я. Г. Жилинский и Н. Н. Янушкевич – оказались столь редкостными бездарностями, что их выдвижение на столь высокий пост является предметом даже не удивления, а явственного изумления.
Распоряжения Ставки вызывали резкое противодействие правительства. Однако Верховный Главнокомандующий не желал считаться с мнением министров, порой вызываемых на совещания в Барановичи. Великий князь Николай Николаевич даже стал пытаться направлять внешнюю политику государства, завязывая собственные дипломатические отношения (например, переговоры с Румынией или взаимодействие с Сербией), не говоря уже о ведшихся в Ставке совещаниях с представителями союзных держав. Отношение к проблеме Черноморских проливов – тому подтверждение. Между тем, невзирая на военное время, внешняя политика всегда оставалась исключительной прерогативой Николая II. Ясно, что выходки великого князя были терпимы до поры до времени.
Во-вторых, своего упорядочения требовало и стратегическое руководство Действующей армией. Через полгода войны, когда, по уверению европейских Генеральных штабов война должна была закончиться, еще ничего не было решено. Армии Юго-Западного фронта увязли в Карпатах, армии Северо-Западного фронта остановились перед Восточной Пруссией, а боеприпасы уже жестко лимитировались: несколько снарядов в день на орудие. Тем не менее Ставка принимает план наступления на всех фронтах, что вполне логически закончилось поражением на всех направлениях (Августов в Восточной Пруссии и Горлицкий прорыв перед Карпатами).
В течение кампании 1915 года русская Действующая армия, обескровленная и не имевшая боеприпасов, отступала, оставляя противнику Галицию, Польшу, Литву. Казалось, что роль Ставки должна была только возрастать – во имя координации общих действий и перераспределения скудных резервов и технических средств ведения боя между фронтами. Однако, отдавая весной категорические приказы и распоряжения о принципе ведения военных действий («Ни шагу назад!»), в августе растерявшаяся Ставка стремилась отстраниться от непосредственного руководства войсками. Так, сам генерал-квартирмейстер Ставки Ю. Н. Данилов пишет: «Верховное главнокомандование в течение последних чисел июля и начала августа продолжало себя держать слишком нейтрально по отношению к событиям на фронте»