В своем донесении в Ставку от 22 августа главкоюз генерал А. А. Брусилов указал на невозможность «достижения крупных успехов Юго-Западным фронтом», при «строго пассивном образе действий» армий Западного фронта. Главкоюз справедливо считал, что «затяжной, нерешительный характер» борьбы, принимаемый ныне на участке Восточного фронта на Стоходе, резко изменился бы при одновременном наступлении войсками двух фронтов. Поэтому 30 августа начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал М. В. Алексеев просил главкозапа генерала А. Е. Эверта начать с 3 сентября демонстративные действия для оказания помощи Юго-Западному фронту, причем в качестве наиболее желательного направления был указан Ковель. Алексеев при этом расценил сражение на Стоходе как не могущее привести к положительным результатам. Также генерал Алексеев сообщил, что теперь центр тяжести переносится на усиление 9-й армии, действующей на помощь Румынии.
Главный удар под Барановичами
Как говорилось выше, при составлении плана кампании на 1916 год главный удар передавался армиям Западного фронта, во главе которого стоял генерал А. Е. Эверт, участник русско-японской войны, один из наиболее осторожных русских военачальников, прославившийся не столько крупными победами, сколько отсутствием тяжелых поражений. С самого начала летнего наступления командование Западного фронта стало всячески тянуть время, маскируя постоянными задержками явное нежелание наступать.
Еще на первоапрельском совещании генерал Эверт, поддерживаемый командующим армиями Северного фронта генералом А. Н. Куропаткиным (незадачливым главнокомандующим в период все той же русско-японской войны), выступил против идеи наступления. Даже после вынужденного согласия на проведение наступательной операции, ставшего следствием повиновения Верховному Главнокомандующему, а не результатом собственных убеждений, Эверт и Куропаткин заявили, что не смогут ручаться за успех.
Представляется, что в условиях ярко выраженной тенденции Ставки и ее руководства к широкомасштабному наступлению в 1916 году командиры, боявшиеся наступать, должны были быть немедленно смещены со своих постов. Однако император, в чьей исключительной компетенции находилось назначение и отстранение командующих фронтов, отстранился от такого шага, а генерал М. В. Алексеев не решился поставить вопрос ребром, без явного видимого одобрения со стороны Верховного Главнокомандующего.
Первоначально производство главного удара намечалось в направлении на Вильно, которое выводило бы наступающие русские армии в тыл всему германскому фронту на востоке. Но в конце мая, получив сведения об ошеломляющем успехе Юго-Западного фронта, генерал Эверт заявил, что вместо виленского направления будет наступать на Барановичи, а для этого необходимы еще полмесяца подготовки. Этот шаг был мотивирован тем обстоятельством, что армии Северного фронта, совместно с которыми требовалось наступать на Вильно, могут и не прорвать неприятельскую оборону, а удар на Барановичи позволит действовать совместно с армиями Юго-Западного фронта, уже вкусившими опьянение победой.
Все это время армии Юго-Западного фронта продолжали драться в одиночку с противником, который ежедневно получал все новые и новые подкрепления и продолжал укреплять Ковельский район. Отказ генерала А. А. Брусилова от переноса усилий на львовское направление позволил Ставке и дальше настаивать на наступлении войск Западного фронта. Пока же, вплоть до сосредоточения ударных войск Западного фронта под Барановичами, 10 июня управление 3-й армии с левофланговым 31-м армейским корпусом были переданы генералу Брусилову.
Подразумевалось, что сюда будут перебрасываться подкрепления, чтобы армия обрела свой костяк, а затем 8-я и 3-я армии предпримут совместный штурм Ковеля и с севера, и с юга. Из основной же массы войск бывшей 3-й армии была составлена новая 4-я армия, предназначенная для прорыва на Барановичи. Сюда перебрасывались резервы, подкрепления, тяжелая артиллерия, боеприпасы. Заодно большей части ударной группировки не пришлось заниматься переходами: войска уже стояли напротив Барановичей.
Итак, прорыв у Барановичей возлагался на 4-ю армию генерала А. Ф. Рагозы, в то время как на прочих участках фронта производились демонстрации с целью сковывания резервов противника. В состав ударной армии на 145-километровом участке вошли шесть армейских корпусов и ряд более мелких частей. Всего, по данным А. М. Зайончковского, для прорыва русские сосредоточили девятнадцать с половиной пехотных и две кавалерийские дивизии: 325 000 штыков и сабель при 1324 пулеметах, 742 легких и 258 тяжелых орудиях. Превосходство над противником в живой силе на участке главного удара было пятикратным[161].
После прорыва неприятельского фронта и продвижения на пять-шесть километров в глубь вражеского расположения предполагалась перегруппировка и ввод в прорыв резервов для развития наступления на Новогрудок совместно с частями 10-й армии. Наступление русских началось 19 июня (к этому времени уже почти месяц, как армии Брусилова дрались в одиночестве). После артиллерийской подготовки, длившейся целый день, ночью русские заняли исходные позиции.
На рассвете 20-го числа, после короткого огневого налета, части 9-го корпуса одним ударом заняли первую линию обороны противника. На ряде участков русские войска вклинились и в главную, вторую, линию окопов. Части 25-го армейского корпуса также ворвались на участки, занимаемые 12-м корпусом австрийцев. Но комкор-25 генерал Ю. Н. Данилов из восьми своих полков наступал только двумя, а из прочих четыре находились на пассивном участке. Поэтому враг только подался назад в ожидании подкреплений. Именно здесь было самое слабое место обороны австро-германцев под Барановичами, а мощного удара русских основной массой сосредоточенных сил, так и не последовало.
Из атаковавших в лоб частей у Скробова войска 9-го армейского корпуса генерала А. Драгомирова, который одновременно принял командование группой из трех корпусов, с громадными потерями заняли позиции противника, причем войска вводились в бой пакетами и без связи. Тем не менее 20-го числа в плен попало семьдесят два офицера и более двух с половиной тысяч солдат противника. Но на большей части прорыва германцам уже к вечеру 20 июня удалось контратаками восстановить положение, так как русские резервы вводились в бой несвоевременно и разрозненно. Бетонные пулеметные точки и тяжелые батареи противника, стоявшие в глубине обороны, остановили наступательный порыв русских.
21-го числа, после дневного артиллерийского удара, вечером пять русских дивизий бросились в атаку в районе деревень Скробов и Дробышев. Противник встретил наступление русских встречными контрударами, и встречные бои на первой линии германских окопов шли всю ночь и следующий день. Потери за три дня достигли чуть ли не половины первоначального состава, и потому повторные атаки были отложены на сутки.
25 июня из-за тумана атака была перенесена на несколько дней. Правда, 3-й Сибирский корпус еще попытался атаковать, но неудача одного-единственного корпуса, разумеется, была предрешена. А потом наступление Западного фронта было и вовсе отменено под предлогом недостатка снарядов. На следующий день Ставка передала главный удар Юго-Западному фронту.
После провала Барановичской операции немцы стали отправлять резервы под Ковель, в полевые форты которого по-прежнему безуспешно долбились армии генерала Брусилова. Сами же армии Западного фронта продолжали бездействовать всю кампанию 1916 года, время от времени передавая некоторые свои войска на активно действующие фронты – Юго-Западный, а с осени – Румынский.
Итоги июньских наступлений получились неутешительными. Сражения под Ковелем и Барановичами составляют одно целое. Сами же германцы отлично сознавали, что «дело было не в обороне Барановичей и Ковеля, дело было в преграждении стратегического пути на Брест-Литовск. В случае взятия Барановичей или Ковеля, прорыв был почти обеспечен, обе части разъединены, произошел бы стратегический разрыв, охват обоих флангов… это было бы стратегическим поражением всего [германского] Восточного фронта»[162].
Удар армий Западного фронта в направлении на Брест-Литовск выводил русских в тыл всей ковельской австро-германской группировке, вынуждая противника к отступлению. В итоге главкоюз генерал А. А. Брусилов получал оперативную свободу действий и мощный железнодорожный узел. Неудача под Барановичами перечеркивала этот смелый замысел, и следовало немедленно, как только выяснилось нежелание генерала Эверта к возобновлению наступления, перенести главные усилия армий Юго-Западного фронта на львовское направление. Но не было сделано и этого, причем теперь уже по вине Брусилова, так как начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал М. В. Алексеев пытался подвигнуть главкоюза к перегруппировке и перенесению главного удара южнее, дабы вырваться из «ковельского тупика».
Осенняя кампания
Только 13 сентября генерал Брусилов приказал 8-й армии перенести удар на Владимир-Волынский. Конечно, на данном этапе развития операции это не могло помочь: на следующий день германцы нанесли контрудар на участке у Корытницы, занимаемой ударной группой из 1-го Гвардейского, 8-го армейского и 4-го Сибирского корпусов, захватив до трех тысяч пленных.
Теперь фактически вся операция Юго-Западного фронта свелась к овладению Ковелем. 7-я и 11-я армии, стоявшие на стратегически наиболее выгодном направлении, вели частные бои, ибо не имели резервов. Успехи же 9-й армии в Карпатах объяснимы скорее личностью ее командира, генерала Лечицкого, нежели какими-либо хитроумными оперативными замыслами русского командования.
Многомесячная неудача под Ковелем имеет под собой предпосылки, крывшиеся в особенностях принципов военного искусства, проявленных военачальниками периода Первой мировой войны. Психологическая невозможность слома укрепленного германского оборонительного фронта в позиционной борьбе довлела над союзными военачальниками. Но нельзя скидывать со счетов и личностный фактор: штаб Юго-Западного фронта, сам генерал А. А. Брусилов и, наконец, генерал М. В. Алексеев как фактический руководитель русской Действующей армии не сумели перестроиться для своевременного перехода от позиционной войны к маневренной.