Франция: Эльзас-Лотарингию, продвижение франко-германской границы к Рейну, часть африканских колоний Германии, Сирию, Ливан, Малую Армению, Киликию, значительную часть Курдистана, часть Восточной Анатолии, часть Аравии, Мосул.
Так что кто-кто, а англо-французы себя не обидели! Персидский залив – вообще стратегически и геополитически важнейшая территория, что подтверждают события наших дней в Ираке. Однако даже и теперь союзники продолжали ставить всяческие препоны русским. Если при монархии этот фактор особенно явно не проявлялся, то после Февральской революции положение вещей сразу изменилось, несмотря на то, что Временное правительство поспешило признать все тайные и открытые договора царского режима. Как говорят современные исследователи, «секретное соглашение держав Тройственного согласия по Черноморским проливам явилось своего рода кульминацией, высшим достижением российской дипломатии и лично министра иностранных дел Сазонова на пути к осуществлению “исторической задачи” внешней политики России. В истории борьбы России за проливы оно формально фиксировало такое решение проблемы “ключа от южных ворот империи”, которое не было достигнуто в самом благоприятном для нее Ункяр-Искелесийском договоре 1833 г.»[231].
Но кто же больше выиграл? Ведь это соглашение, бесспорно, способствовало упрочению антигерманской коалиции, так как теперь Российская империя в любом случае должна была вести войну до победного конца, невзирая ни на какие изменения обстановки. Иначе говоря, о сепаратном мире, в случае безысходности продолжения войны, отныне не могло быть и речи. В противном случае проливы оставались бы для России недосягаемыми.
В результате вопрос о Черноморских проливах стал для союзников постоянным и чрезвычайно эффективным рычагом давления на русскую сторону посредством шантажа: «Пойдя на заключение с Россией соглашения о проливах, Англия и Франция обеспечили участие русской армии в войне против Германии до победного конца, и приобрели действенное средство дипломатического воздействия на царское правительство. Это соглашение предрешило вопрос о дальнейшем разделе Оттоманской империи… Характерно, что каждый раз, когда французским правящим кругам необходимо было добиться от русского правительства выполнения их определенных пожеланий, они напоминали ему о Константинополе и проливах, используя это в качестве рычага давления на Россию»[232].
То есть русские теперь вынуждены были соглашаться на любые территориальные претензии англо-франко-итальянцев, лишь бы удержать за собой обещанные проливы. В течение всей войны англо-французы держали в рукаве эту «козырную карту». Д. Ллойд-Джордж, поддерживая британского министра иностранных дел Э. Грея в вопросе об уступке России Черноморских проливов, говорил: «Русские настолько стремятся овладеть Константинополем, что будут щедры в отношении уступок во всех прочих местах». Но стоило только социалистическому правительству 1917 года в России отказаться от территориальных претензий, как союзники тут же приветствовали подобную инициативу, нисколько не собираясь отказываться от собственных приращений: не говоря уже о колониях, французы вообще собирались установить новую границу с Германией по Рейну.
Об отношении союзников к новой, революционной, власти говорит следующий факт. Одному из лидеров Временного правительства и министру иностранных дел в его составе П. Н. Милюкову удалось договориться с новым Верховным Главнокомандующим генералом М. В. Алексеевым и Морским Генеральным штабом о проведении операции против Босфора. Дело сорвалось из-за транспортных неурядиц и настроений разлагавшихся в ходе революционного процесса войск. Тем не менее русский МИД попытался склонить турок к сепаратному миру, однако союзники заявили, что согласны на этот шаг лишь при условии отказа России от притязаний на проливы[233]. Впрочем, генерал Алексеев еще при монархии даже соглашался на отказ от проливов во имя победы над Германией.
В свою очередь пришедшее к власти уже в июне социалистическое правительство А. Ф. Керенского поспешило объявить всему миру о том, что Россия будет продолжать войну до победного конца, отказавшись при этом от любых территориальных приобретений. То есть «без аннексий и контрибуций». «Заявление А. Ф. Керенского о бескорыстном продолжении войны чрезвычайно понравилось британским правящим кругам и общественности, чего он и добивался: в Англии в это время специально изучался и широко пропагандировался именно этот способ решения вопроса о проливах… Именно ему [Керенскому] было решено оказать поддержку, в отличие от Милюкова, об отставке которого союзники не сожалели. Западная дипломатия и пресса с радостью расценили выступление Керенского как отказ от русских притязаний на Константинополь и проливы при сохранении всех прочих соглашений (выделено. – Авт.). Интересно, что в конце марта 1917г. и французское, и английское правительства подтвердили действительность всех ранее заключенных с Россией соглашений. А тут появился шанс, ни на йоту не нарушая данного слова, избавиться от обязательств!»[234]
Другое дело, что не только некоторые современники, но и даже сейчас ряд исследователей возмущается тем, что в 1917 году русская армия не желала воевать. Встает законный вопрос: а во имя чего должны были умирать русские крестьяне, если Временное правительство второго состава не давало крестьянству земли, а вдобавок и отказалось от аннексий и контрибуций? Выходит, что русские солдаты должны были умирать во имя тех выгод, что желали получить от войны союзники России, да разве что за удержание у власти в самой России отечественных капиталистов – тех самых денежных мешков, что неизмеримо обогатились в период Первой мировой войны, в отличие от массы простого населения.
Исходя из такой точки зрения, современная Россия должна была бы и до сих пор брать за границей деньги в долг, продавать энергетические ресурсы по дешевке и тут же переводить все эти деньги на зарубежные счета олигархов в оффшорных зонах. Не хватает только большой войны с кем-нибудь, чтобы население Российской Федерации, для вящей аналогии, могло еще и умирать за все это.
Но вернемся в 1914-1917 годы. То положение дел, при котором англо-французские союзники могли диктовать России свои условия, сложилось только потому, что проливы так и не испытали русского удара. Ведь будь Босфор захвачен в 1914-1916гг., как предлог для шантажа немедленно исчезал, а русская дипломатия могла более изощренно действовать на международных переговорах по поводу союзнических претензий. Здесь характерным примером может служить Япония, захватившая практически все тихоокеанские владения Германии при минимуме военных усилий вообще. И никакое недовольство Великобритании и Франции не смогло выбить этих островов из японских рук.
И именно поэтому англо-французы не соглашались на сепаратный мир с Турцией (как предлагали русские уже в 1915 году), так как только Черноморские проливы надежно обеспечивали активное участие Российской империи в войне и ее наступательную инициативу на германском фронте. «Реализация соглашения 1915 г. о проливах… определялась двумя главными условиями: полной победой над Германией и ее союзниками, и выполнением территориальных и иных пожеланий Великобритании и Франции, а затем и Италии после присоединения ее в 1916 году к этому соглашению»[235].
Можно встретить утверждения, что проливы и Константинополь вовсе и не были необходимы Российской империи, в сущности, достигшей пика своего территориального расширения. Во многом, это действительно так. Надо только отметить, что дело не в присоединении проливов к России, а в установлении исключительно благоприятного режима проливов и, желательно, только одной Россией. Достичь этого в те времена возможно было только путем передачи данных территорий под юрисдикцию России. Даже только одного выхода из Босфора в Черное море: «Россия всегда нуждалась не в завоевании, а в обеспечении свободного выхода в проливы. В силу обстоятельств Россия, вопреки клише, не стремилась к единоличному контролю, ибо овладение Константинополем и его удержание были России всегда не под силу и потребовали бы такого напряжения усилий, которое сделало бы его бессмысленным. Соглашение 1915 года в разгар войны совершенно особый случай – должно же было быть что-то, компенсирующее страшные жертвы Восточного фронта. Однако такой цели, ради которой готовилась бы война, не было. При этом Англия, соглашаясь на фоне тревожных успехов австро-германского блока на обретение Россией проливов и Константинополя, потребовала взамен обязательство “довести войну до победоносного конца”, что исключало сепаратный мир с Германией и обеспечивало взаимное истощение и революции»[236].
Иначе говоря, не будь соглашения о проливах, русские не согласились бы и на англофранцузские аннексии, которые были гораздо более лакомым куском неприятельского «пирога». В случае же отсутствия договоренностей наверняка нас ждало то, что было свойственно всему XIX столетию, когда благоприятные для Российской империи договора с Турцией рвались в клочки при малейшем нажиме со стороны Великобритании. Установление режима проливов международными соглашениями, конгрессом великих держав означало то же самое: постепенное вытеснение России из Средиземноморья.
Простое присоединение было куда надежнее. Нельзя забывать и экономический фактор: например, через Черноморские проливы проходило 37 % русского экспорта. С 1901 по 1910 год здесь было вывезено 87,2% всего экспорта пшеницы. Просто-напросто контролировавшая Гибралтар и Суэц Великобритания не горела желанием дать Российской империи выход в Средиземное море. Много ли уступала Англия испанцам и египтянам? Как известно, Суэцкий канал в 1956 году перешел к Египту только потому, что против интервенции западных держав выступил СССР. А Гибралтар и поныне в руках англичан.