Именно российская либеральная печать, которая на три четверти принадлежала международным финансовым кланам, инициировала в русском обществе утверждение формулы «Или Англия, или Германия». Тот же Бьеркский договор 1905 года, который имел под собой намерение обеспечить мир на континенте, ввиду чего объективно был направлен против Великобритании, заинтересованной в разгроме своего германского экономического конкурента, подвергся жестокому осуждению всего русского общества. Ввиду жесткой привязки Российской империи к Антанте, углублению ее противоречий с Германией можно сказать, что оппозиция также рьяно подталкивала страну к войне.
Удивительно, но факт: в этом деле либеральная оппозиция выступила единым фронтом с правыми кругами и военной партией во главе с великим князем Николаем Николаевичем. Ведь те также жаждали войны, хотя и преследовали во многом иные цели, нежели оппозиция, – укрепление влияния военной касты у кормила верховной власти. Столыпин, державшийся твердого курса на «двадцать лет мира», как известно, подвергался нападкам и слева, и справа. После его гибели в 1911 году Российская империя начинает явным образом скатываться к войне. Нерешительные попытки императора Николая II остановить этот процесс лишь усугубили степень падения.
Следование политике «международного баланса» – единственная надежда России на невмешательство в англо-германский конфликт, – было отброшено. Здравая национальная политика, имевшая целью прочный и долгий мир для решения внутренних проблем, для упорной работы над экономическими и социальными преобразованиями, оказалась невыгодной ни для левых, ни для правых. В этом и заключается одна из трагических страниц царствования последнего императора и итогов его правления. Затишье на фронтах зимой 1915/16 года позволило даже думать о близящемся мире, мире в тот момент, когда стали укрепляться русская и английская армии, наблюдаться заметный рост военного производства. Так, в своих письмах 1 и 4 января известная деятельница оппозиции Е. Кускова писала Л. Пантелееву в Петроград: «Есть ощущение, что близок общий мир и уже идут мирные переговоры…», добавляя при этом, что «мы страшно сильны и только нужна удача»[304].
Оппозиция, понимая, что военные действия миновали свою кризисную фазу и война необратимо движется к победоносному исходу в пользу Антанты, торопилась использовать мировую борьбу как благоприятное условие в замене самодержавной власти «народным» представительством во главе, разумеется, с буржуазными деятелями. Деятельность властей представала исключительно в черном цвете, в то время как даже самые незначительные достижения оппозиции в деле укрепления обороноспособности страны представлялись в качестве единственно верных для достижения победы.
Само собой разумеется, что данные представления навязывались и союзникам Российской империи. О качестве предоставляемой информации и роли А. И. Гучкова можно судить, например, из записей французского президента. Так, Р. Пуанкаре в середине декабря 1915 года записывал: «Майор Ланглуа вернулся из России и сообщает мне свои впечатления. В стране уже нет хозяина. Правительство и двор все более толкают Николая II на путь реакции, между тем как в Москве под влиянием Гучкова растет либеральное движение и принимает явно враждебный правительству характер»[305].
С другой стороны, если нельзя оправдать деятельность либеральной оппозиции, то нельзя оправдать и верховную государственную власть – безмолвствовавшую и уклоняющуюся от любых действий вообще. Если император чувствовал свою силу, то должен был без жалости раздавить любые ростки оппозиции, неприемлемой в военное время. Если же он понимал, что власть слаба, то был обязан идти на компромисс и частичные уступки, что называется, «в час по чайной ложечке». Однако Николай II отстраненно и, как казалось, равнодушно наблюдал, как буржуазия раздувает революцию, хотя все его окружение вплоть до императрицы призывало хоть к каким-то действиям, хоть к какой-то конструктивной деятельности.
Оппозиция и власть в 1916 году
В 1916 году разворачивается полномасштабная, дискредитирующая правительство, военных и лично императорскую чету подрывная пропагандистская кампания. Следовало «ковать железо, пока горячо». 9 февраля, в день открытия Государственной думы, это мероприятие, неожиданно для всех, посетил сам царь. Либералы ожидали, что он скажет о переменах, то есть введет представителей буржуазии во власть, но император Николай II произнес речь о прежней незыблемости устоев. Такая позиция явилась логическим ответом на декларируемые оппозицией положения о переходе власти в стране под контроль правительства, ответственного не столько перед царем, сколько перед «народными избранниками». Притом как-то забывалось, что цензовый характер выборов в Государственную думу – не всеобщие, непрямые выборы – не мог являться «народным».
Теперь оппозиция перешла в открытую конфронтацию с верховной властью: разумеется, что буржуа даже не задумывались над тем, что они сами могут дать стране, главное – власть, а там посмотрим. Антиправительственная пропаганда велась в русле, отвечающем чаяниям социальных категорий, недовольных своим положением, а таковыми являлось большинство русского народа, уставшего от войны. Нежелание царя «добровольно» пойти на уступки побуждало оппозицию к активным действиям. Ослабление позиций верховной власти после поражений 1915 года не могло не сказаться на взаимоотношениях правительства и оппозиционных околодумских кругов. Постановление Московского совещания общественных деятелей от 30 января 1916 года (за десять дней до открытия Государственной думы) как нельзя более определенно отразило провокационную стратегию действия буржуазии в ближайшее время по подготовке перехвата власти:
1. Исходя из того положения, что война должна вестись на истощение [совещание], полагает, что победа над врагом может быть достигнута только при планомерной организации тыла.
2. Так как полуторагодовая война… показала, что современное правительство оказалось совершенно неспособным организовать тыл, а наоборот… все более дезорганизует его, то победа возможна только в том случае, если организация тыла будет передана в руки общественных организаций.
3. Лозунгом предстоящей сессии Государственной думы должно оставаться – передача правительственной власти в руки общественных деятелей, пользующихся доверием страны.
4. Для сего Государственной думе надлежит подвергнуть строгой деловой критике всю деятельность правительства в тылу…
7. Разрыв думы с правительством должен произойти при отказе правительства передать организацию тыла общественным организациям.
8. В руки общественных организаций должны быть переданы:
а. ведение грунтовых дорог;
б. санитарные мероприятия;
в. забота о беженцах;
г. контроль над железными дорогами (!!! -Авт.) и водными путями;
д. продовольствие населения;
е. представители всех общественных организаций должны входить во все совещания и комиссии, куда входят представители государственных учреждений[306].
Таким образом, оппозиция требовала ни много ни мало, как всю распорядительную власть внутри империи, а сохранение монархического режима служило залогом того, что виноватый (и лично, и в принципе) найдется всегда. Если вспомнить последствия правления буржуазных деятелей после обретения ими всей власти, то есть в 1917 году, то можно только поразиться слепоте и ничем не обоснованной самонадеянности так называемых общественных деятелей, претендующих на значение единственных законных представителей от народа. А еще более поразиться слепоте тех, кто, искренне считая себя монархистами, одновременно с этим разделял всю ту клевету, что «выливала на голову» существующего режима буржуазная оппозиция.
Буржуазная оппозиция заняла свою собственную, отличную от официальной позицию и в отношении характера продолжения войны. Справедливо отметив недочеты в подготовке войск, отсталость вооружения и нехватку боеприпасов, буржуазия предложила свое видение проблемы по поводу дальнейшего ведения войны. В наиболее сконцентрированном виде эта позиция нашла свое отражение в январской (1916 год) Записке главного комитета Всероссийского Земского союза о положении на фронтах Действующей армии.
Предпослав в качестве преамбулы привычный антиправительственный тезис о том, что уверенность в грядущей победе «так сильна, что армия и страна боятся лишь одного – преждевременного и сепаратного мира», «Записка» отметила, что сломить Германию может «только или истощение экономическое, или недостаток живой силы». Рассматривая войну с позиций общесоюзной стратегии и забывая о непрочном внутреннем положении Российской империи, которое продолжало расшатываться оппозицией, авторы «Записки» настаивали на медленном упорном истощении германской армии как единственном, верном средстве добиться победы. В данном документе, в частности, указывалось: «… до тех пор надо забыть думать о наступлении и прорывах. Мы должны только обороняться, но обороняться активно, удерживая на себе как можно больше неприятельских сил, дабы спасти союзников до момента общего удара… надо выиграть время, чтобы Англия собрала все свои силы, и чтобы мы создали для своей армии снаряжение, достаточное для наступления… Для подготовки решающего удара народ должен приступить немедленно к планомерной организации тыла, дать армии хорошие пути сообщения и достаточное снабжение… Единственным средством является действительное, искреннее объединение сил правительственных и общественных… тактика борьбы на истощение противника требует, прежде всего, планомерных забот о правильной организации как ближнего, так и глубокого тыла борющейся армии»[307].
Как видно, оппозиция гораздо раньше правительства и Ставки осознала характер Первой мировой войны как борьбы на истощение, на измор, а не на сокрушение. Однако правильные и единственно верные, по сути, предложения по организации страны как военного лагеря имели своим следствием более чем странные рекомендации по стратегии на фронтах войны. Казалось бы, что рекомендации следовать в русле коалиционной стратегии, приковывая максимум сил противника на востоке, чтобы собрать мощь сокрушения на Западе, является правильной.