– Один день, – сказал я незнакомым голосом. – Двадцать четыре часа… на первый раз.
– Один день и две ночи, – тихо сказал он. – Я бы предложил в среду, после заката солнца, когда вам будет удобно. Второй обмен состоится в ночь на пятницу, перед рассветом.
Я молчал.
– На приготовления у вас остается сегодняшний вечер и завтрашний, – льстиво добавил он. – После обмена у вас будет вся ночь в среду, полный четверг. Конечно, вам достанется и ночь четверга до того момента, как… Скажем, за два часа до рассвета в пятницу? Это должно быть приемлемо. – Он напряженно смотрел на меня, а потом разволновался. – Да, и захватите какой-нибудь паспорт. Все равно какой. Но мне понадобятся паспорт, кредитная карточка и наличные деньги – это сверх десяти миллионов. Понятно?
Я ничего не сказал.
– Вы же понимаете, что все получится.
Я не отвечал.
– Поверьте, я рассказал вам чистую правду. Спросите Тальбота. Я не с самого рождения такой красавчик. И тело это вас ждет не дождется прямо сию минуту.
Я молчал.
– Приходите ко мне в среду. Вы не пожалеете. – Он сделал паузу и заговорил еще более вкрадчиво: – Послушайте, у меня такое ощущение… будто я вас знаю. Он перешел на шепот. – Я знаю, что вам нужно! Как же ужасно – хотеть чего-то и не получить! Да… Но знайте: вы все получите, стоит только руку протянуть.
Я медленно заглянул в его глаза. Красивое лицо хранило спокойствие, в нем не было ни тени выразительности, но пристально смотревшие глаза казались удивительно хрупкими. Кожа мягкая, наверное, атласная на ощупь. И тут раздался голос, обольстительный полушепот, тронутый грустью.
– Это можем сделать только мы с вами, – произнес он. – В своем роде это чудо, недоступное никому, кроме нас.
Внезапно спокойная красота его лица показалась мне ужасающей; чудовищным был и приятный тембр голоса, и его слова, исполненные симпатии, привязанности и даже любви.
У меня появилось желание схватить его за горло и трясти, пока не вытрясу всю сдержанность и подобие глубоких чувств, но на самом деле я и мечтать об этом не мог. Его глаза и голос завораживали меня. Я поддался их гипнотическому воздействию точно так же, как прежде поддавался физическим ощущениям, вызванным его вторжением. И мне пришло в голову, что я позволил этому случиться только потому, что он выглядел таким хрупким и глупым, а я был уверен в собственной силе.
Но это была ложь. То, что он предложил, было мне нужно! Я хотел совершить обмен!
Лишь через какое-то время он отвел глаза и огляделся. Ждал ли он благоприятного момента? Что происходило в его хитрой и тщательно скрытой от окружающих душе? Душе того, кто умел воровать тела! Того, кто способен существовать в чужой плоти.
Он медленно достал из кармана ручку, оторвал клочок от бумажной салфетки и записал на нем имя и адрес банка. Потом передал клочок мне. Я молча взял его и сунул в карман.
– Непосредственно перед обменом я отдам вам свой паспорт, – сказал он, постоянно следя за моей реакцией. – С нужным лицом, естественно. В своем доме я обеспечу вам все удобства. Полагаю, у вас будут при себе деньги. Как всегда. Вы будете чувствовать себя вполне уютно. Вам понравится Джорджтаун. – Каждым своим словом он как будто похлопывал меня по руке мягкими подушечками пальцев – ощущение было противным, но в то же время вызывало смутное волнение. – Вполне цивилизованный, старый город. Там, конечно, сейчас полно снега. Вы же понимаете. И очень холодно. Если у вас есть серьезные возражения против холодного климата…
– Пусть будет снег, – сквозь зубы сказал я.
– Да, конечно. Что ж, я позабочусь о том, чтобы вам хватило теплой одежды, – умиротворяюще заключил он.
– Все эти детали не имеют значения, – проговорил я. Неужели этот идиот придает значение подобным вещам?! Я чувствовал, как бешено колотится мое сердце.
– А вот в этом я совсем не уверен, – ответил он. – Обретя человеческое тело, вы, может быть, многое сочтете важным.
«Для тебя, – подумал я. – Мне же важно оказаться в этом теле, стать живым». Я мысленно увидел снег той последней зимы в Оверни. Увидел залитые солнцем горы… Увидел маленького священника из деревенской церкви, дрожащего в большом зале, – он пришел с жалобой на ночные набеги волков. Конечно, я должен был выследить волков. Это была моя обязанность.
Мне было наплевать, читает он мои мысли или нет.
– Да, но разве вам не хочется отведать вкусной пищи? Выпить хорошего вина? А как же женщина – или мужчина, если на то пошло? Конечно, вам понадобятся деньги и все удобства.
Я не ответил. Я увидел отблеск солнца на снегу. Я медленно перевел глаза на его лицо. Я подумал, каким на удивление любезным он стал, пытаясь убедить меня окончательно, – совсем как Дэвид.
Он было собрался продолжить свои разглагольствования о тех прелестях жизни, которые ждут меня впереди, но я знаком приказал ему замолчать.
– Ладно, – сказал я. – Думаю, мы увидимся в среду. Скажем, через час после наступления темноты. Да, должен вас предупредить. Что касается десяти миллионов долларов… Вы сможете получить их только в течение двух часов утром в пятницу. Вам придется прийти за ними лично. – Я легко коснулся его плеча. – Вот в этом теле, естественно.
– Естественно. Буду ждать с нетерпением.
– Для завершения сделки вам потребуется кодовое слово. А узнаете вы его только тогда, когда вернете мое тело, как договаривались.
– Нет. Никаких кодовых слов. Передача денежных средств должна быть завершена без права отзыва сделки до закрытия банка в среду. В пятницу мне придется всего лишь появиться перед представителем, позволить ему снять отпечаток пальца, и тогда он передаст мне деньги.
Я молчал, обдумывая его требование.
– Кто знает, мой прекрасный друг, – добавил он, – а вдруг вам не понравится день, проведенный в человеческом теле? Вдруг вам покажется, что он не стоил этих денег?
– Не покажется, – прошептал я скорее себе, чем ему.
– Нет, – ответил он терпеливо, но настойчиво. – Никаких кодовых слов.
Он улыбнулся и в тот момент показался мне почти невинным и истинно молодым. Господи, не может он не ценить эту энергию молодости. Неужели она не ослепила его – хотя бы ненадолго? Должно быть, поначалу он считал, что добился всего, о чем мог мечтать.
– Отнюдь! – словно не удержавшись, внезапно воскликнул он.
Я невольно рассмеялся.
– Рассказать вам один секрет про молодость? – с неожиданной холодностью в голосе спросил он. – Помните, Бернард Шоу остроумно сказал, что она растрачена на молодых?
– Да.
– Так вот, это неправда. Молодые знают, как сложна и ужасна бывает молодость. Они растрачивают ее на других – вот в чем весь ужас. Молодые не пользуются ни авторитетом, ни уважением.
– Сумасшедший, – сказал я. – Мне кажется, вы не слишком умело пользуетесь награбленным добром. Неужели вас не волнует сама жизненная сила? Вы не купаетесь в красоте, отражение которой видите в глазах окружающих?
Он покачал головой.
– Это развлечение для вас. Тело, которое я вам предлагаю, молодо, и вы всегда были молоды. Пусть его жизненная сила, как вы выразились, приводит в волнение вас. Купайтесь в любящих взглядах. – Он умолк, сделал последний глоток и уставился на дно чашки.
– Никаких кодовых слов, – вежливо повторил он.
– Хорошо.
– Ну и отлично! – Лицо его озарилось теплой, потрясающе светлой улыбкой. – Помните, я предложил вам за эти деньги целую неделю. Вы сами решили взять один день. Может быть, попробовав, вы захотите еще.
– Может быть, – сказал я. Меня снова взбесил его вид, его большая теплая рука, на которую он надел перчатку.
– Второй обмен выльется вам в еще одну кругленькую сумму, – весело добавил он, источая улыбки и поправляя шарф.
– Да, конечно.
– Деньги действительно для вас ничего не значат? – задумчиво спросил он.
– Абсолютно ничего. «Твоя трагедия в том, – подумал я, – что для тебя они значат слишком много».
– Ну, тогда, наверное, мне лучше уйти и дать вам возможность заняться приготовлениями. Увидимся в среду, как договорились.
– И не пытайтесь от меня сбежать, – тихо произнес я, слегка наклоняясь вперед и дотрагиваясь рукой до его лица.
Этот жест испугал его – он застыл, словно дикий зверь, внезапно почувствовавший приближение опасности. Но лицо его по-прежнему сохраняло невозмутимое выражение, и я крепче прижал пальцы к его гладко выбритой щеке.
Я медленно провел рукой по твердой скуле и положил ладонь ему на шею. Здесь тоже поработала бритва, оставив после себя едва заметную тень; кожа оказалась плотной, на удивление мускулистой, и я уловил чистый запах молодости, увидел капельки пота на лбу и губы, тронутые удивительно приятной улыбкой.
– Признайтесь, вам все-таки понравилось быть молодым, ну хоть немного? – едва слышно произнес я.
Он улыбнулся, словно знал, какой светлой и соблазнительной бывает его улыбка.
– Мне снятся сны молодых, – сказал он. – А молодым всегда снятся сны о том, как они станут старше, богаче, мудрее, сильнее. Вы не согласны?
Я усмехнулся.
– Я буду ждать вас вечером в среду, – заверил он меня с прежней медоточивой искренностью. – Не сомневайтесь. Приходите. Все получится, обещаю вам. – Он наклонился и уже шепотом добавил: – Вы попадете в это тело! – Он еще раз очаровательно улыбнулся. – Вот увидите.
– Я хочу, чтобы вы немедленно уехали из Нового Орлеана.
– О да, непременно, – ответил он. И без лишних слов встал, отодвинулся от меня и попытался скрыть внезапный приступ страха. – У меня уже есть билет. Не нравится мне ваша мерзкая карибская заводь. – Легкий самообвиняющий смешок, почти красивый смех. Потом он продолжил, как мудрый учитель, выговаривающий студенту: – Поговорим, когда вы приедете в Джорджтаун. А пока что не пытайтесь за мной шпионить. Я все равно узнаю. Я прекрасно чувствую такие вещи. Даже Таламаска изумлялась моим способностям. Им следовало меня оставить! Им стоило изучить меня! – Он замолчал.