Примерно в это же время Эдуард Плантагенет был в воскресный день провезен по всем главным улицам Лондона, чтобы показать его народу. Явившись таким образом перед глазами уличного люда, он, в сопровождении крестного хода, был препровожден в собор св. Павла, где собралось множество народа. Было также разумно предусмотрено, чтобы разные лица из числа обладателей высоких титулов и другой знати (особенно те, которых король подозревал более других, и те, кто лучше других знал Плантагенета) по пути общались с юным джентльменом[72] и забавляли его разговорами, что и, правда, подорвало у здешних зрителей доверие к спектаклю, который разыгрался в Ирландии, по крайней мере у тех, кто уклонился с пути по ошибке, а не из коварства. В Ирландии, однако (где поворачивать назад было уже поздно), это мало или вовсе не оказало влияния. Напротив, свой обман они приписали королю, объявив, что он, дабы победить законного наследника, одурачить мир и пустить пыль в глаза простому люду, обрядил мальчишку, похожего на Эдуарда Плантагенета, и показывал его народу, не постеснявшись надругаться над крестным ходом, лишь бы придать своей выдумке больше правдоподобия.
Около того времени подоспела и всеобщая амнистия. Король и здесь проявил предусмотрительность и отдал строгое распоряжение об охране портов, чтобы беглые, недовольные или подозреваемые лица не могли переправиться в Ирландию или Фландрию.
Между тем мятежники в Ирландии отправили тайных гонцов в Англию и Фландрию, которые провели в обеих странах немалую работу. В Англии они перетянули на свою сторону Джона, графа Линкольна, сына Джона де ла Поля, герцога Суффолка, и Елизаветы, старшей сестры короля Эдуарда IV. Этот граф был человеком большого ума и мужества, и в душе его одно время были возбуждены немалые надежды и ожидания. Дело в том, что Ричард III из ненависти к обоим своим братьям, королю Эдуарду и герцогу Кларенсу, и их потомству (кровь обеих линий была на его руках) преисполнился решимости лишить это потомство прав под фальшивыми и неубедительными предлогами — парламентского осуждения в одном случае и незаконнорожденности — в другом, и сделать этого джентльмена (на тот случай, если сам Ричард умрет бездетным) наследником престола. Это отнюдь не было неизвестным королю (установившему за Линкольном тайную слежку), но, вкусив народного недовольства из-за лишения свободы Эдуарда Плантагенета, король не решался умножить такого рода недовольство заключением еще и де ла Поля, считая более благоразумным сохранять его в качестве соперника Плантагенету. К участию в действиях ирландцев графа Линкольна побудил не столько размах там происходившего, в котором было больше шума, чем дела, сколько письма от леди Маргариты Бургундской, ибо помощь словом и делом, которую она оказывала этой затее, давала ему более прочное основание как в отношении репутации, так и в отношении военной силы. Не удержало графа и знание того, что мнимый Плантагенет — всего лишь кукла. Напротив, фальшивый Плантагенет устраивал его больше, чем подлинный, поскольку, если учесть, что самозванец должен был несомненно отпасть сам собой, а об устранении подлинного претендента позаботился бы король, то это открыло бы законный и торный путь для осуществления его собственных прав. Встав на этот путь, он тайно отплыл во Фландрию[73], куда незадолго перед тем прибыл лорд Ловелл, сохранив связь с сэром Томасом Браутоном в Англии, человеком, который располагал большой силой и от которого зависело много людей в Ланкашире. Ибо еще раньше, когда мнимого Плантагенета впервые принимали в Ирландии, к леди Маргарите тоже были отправлены тайные гонцы, которые сообщили ей о том, что произошло в Ирландии, просили ее о помощи делу (как они выражались), столь благочестивому и справедливому и которому в начале его столь чудесным образом сопутствовала Божья помощь, и сделали ей предложение, чтобы все направлялось ею как полновластной покровительницей и защитницей. Дело в том, что Маргарита была второй сестрой короля Эдуарда IV и второй супругой Карла, прозванного Смелым, герцога Бургундского. Не имея от последнего своих детей, она с исключительной заботой и нежностью руководила воспитанием Филиппа[74] и Маргариты, внуков ее бывшего мужа[75], чем завоевала большую любовь и авторитет среди голландцев. Эта государыня (обладавшая твердостью духа мужчины и коварством женщины), располагая большим богатством, которым она была обязана величине полученного от мужа наследства и бережливости своего управления, будучи бездетной и не имея более близкого предмета для забот, поставила своей целью вернуть корону Англии своему дому и избрала своей мишенью короля Генриха, на свержение которого и должны были теперь направляться все ее действия, так что все его последующие беды были от стрел, выпущенных из этого колчана. Она испытывала к Ланкастерскому дому и лично к королю такую смертельную ненависть, что ее нисколько не смягчило соединение двух родов в браке ее племянницы; напротив, она возненавидела и племянницу как средство, с помощью которого король заполучил престол и утвердил его за собой. Вот почему она с такой страстью отдалась этой затее. После совещания с графом Линкольном, лордом Ловеллом и некоторыми другими представителями этой партии было поспешно решено, что оба лорда, в помощь которым предоставлялся полк из двух тысяч немцев, отборных и испытанных солдат, под командой Мартина Суарта (храброго и опытного военачальника), должны были отправиться в Ирландию к новому королю; надежда была на то, что, когда их действия приобретут видимость защиты признанных и твердых королевских прав (при том, что вторым лицом у них был граф Линкольн и учитывая впечатление, производимое помощью из-за рубежа), молва об этом воодушевит и подготовит всех сочувствующих их делу и всех недовольных внутри Англии к тому, чтобы оказать им помощь, когда они вступят в ее пределы. Что же касается самозванца, то было решено, что в случае успеха его следует низложить и признать подлинного Плантагенета, причем граф Линкольн лелеял в этом вопросе свои особые надежды. После того как они прибыли в Ирландию[76] (и, увидев свои силы в полном сборе, осмелели), они обрели большую уверенность в успехе, полагая и рассуждая между собой, что, решив свергнуть короля Генриха, они вступили в игру со значительно лучшими картами, чем король Генрих, когда он решил свергнуть короля Ричарда, и что, раз против них не было обнажено ни одного меча в Ирландии, это знак того, что в Англии мечи скоро будут вложены в ножны или выбиты из рук.
Прежде всего они, чтобы придать этому воцарению больше торжественности, короновали своего нового короля, до того лишь провозглашенного таковым, в кафедральном соборе Дублина и стали затем держать совет о том, что делать дальше. На этом совете некоторые высказывали тот взгляд, что лучше всего было бы сначала утвердиться в Ирландии, сделать ее местом военных действий и завлечь туда самого короля Генриха, в отсутствие которого, как они считали, в Англии должны произойти большие перемены и потрясения. Однако, поскольку это королевство было бедным и они не смогли бы ни держать всю свою армию в одном месте, ни платить своим немецким солдатам, поскольку также и ирландцы, и вообще солдаты, чье влияние (как это обычно бывает во времена народных волнений) управляло действиями их вождей, жаждали испытать свое счастье в Англии, было решено возможно скорее переправить свои войска в Англию[77]. Тем временем король, который поначалу, услышав о том, что произошло в Ирландии, хотя и встревожился, но полагал, что он вполне в силах рассеять ирландцев, как стаи птиц, и разорить этот пчелиный улей с их королем, узнав позднее, что в этом деле участвует граф Линкольн и что его поддержала леди Маргарита, оценил истинные размеры опасности и ясно понял, что на карту поставлена его королевская власть и что ему придется бороться за нее. Сначала, до известия об отплытии графа Линкольна из Фландрии в Ирландию, король полагал, что он, вероятно, подвергнется нападению как с восточной стороны, где следует ждать вторжения из Фландрии, так и с северо-запада из Ирландии; поэтому, приказав провести смотр войскам в обеих частях страны и назначив двух командующих, Джаспера, герцога Бедфорда, и Джона, графа Оксфорда[78] (предполагая и сам отправиться туда, где ход событий в наибольшей мере потребует его личного присутствия), но все же, не ожидая скорого вторжения (ибо уже была глубокая зима)[79], он лично направился в Суффолк и Норфолк с целью укрепить свои позиции в этих графствах. Прибыв в Сент-Эдмондсбери, он узнал, что Томас, маркиз Дорсет (который был одним из заложников во Франции)[80], спешит к нему, чтобы опровергнуть некоторые выдвинутые против него обвинения. Но, хотя король и готов был прислушаться к нему, время было столь ненадежным, что навстречу ему был послан граф Оксфорд, чтобы тотчас препроводить его в Тауэр, благожелательно разъяснив, однако, что ему следует терпеливо перенести это унижение, ибо король вовсе не хочет ему зла, и хочет лишь помешать ему нанести урон делу короля или самому себе, и что король всегда сможет возместить понесенный им ущерб (когда он докажет свою невиновность).
Из Сент-Эдмондсбери король отправился в Норидж, где отпраздновал Рождество[81]. А оттуда (в качестве своего рода паломничества) он прибыл в Уолсингэм, где посетил церковь Богородицы, знаменитую чудесами, и принес молитвы о помощи и избавлении. Оттуда через Кембридж он вернулся в Лондон[82]. Немногим позже мятежники со своим королем (предводимые графом Линкольном, графом Килдером, лордом Ловеллом и полковником Суартом) высадились у Фоулдри в Ланкашире, куда к ним направился сэр Томас Браутон с небольшим отрядом англичан. Король к тому времени (зная теперь, что гроза не надвигается по нескольким направлениям, а должна Обрушиться в одном месте) собрал многочисленное войско и лично (взяв с собой двух вновь назначенных генералов, герцога Бедфорда и графа Оксфорда) двинулся навстречу врагу, дойдя таким образом до Ковентри, откуда выслал вперед отряд легкой кавалерии на разведку, чтобы перехватить несколько отставших солдат противника и с их помощью лучше узнать подробности его передвижения и намерений. Все так и было сделано, хотя короля и без того осведомляли его ш