«САМЫЙ ПРЕКРАСНЫЙ ПРЕДМЕТ ПОТРЕБЛЕНИЯ»1470
В 1950–1960‐х годах верх одержала философия гедонизма и развлечений, в особенности – философия потребления, преобразившая мир эстетики: образцы красоты стали многочисленнее, доступнее, определеннее. Красота проникает всюду, становится «всеобщей»: существует красота обездоленных, красота пожилых, мужская и женская красота. Тело превращается в «самый прекрасный предмет потребления»1471. Впервые возникла потребность в «универсальной» модели красоты, пусть и навязанная лакированной, изменчивой риторикой рынка. В обществе, где динамично утверждается равноправие, красота становится все более свободной от условностей.
Звезда «свободная»
Звезды послевоенного времени изменили модель красоты 1930‐х годов, привнеся в нее больше свободы и тем самым приблизив ее к сегодняшним образцам.
Прежде всего новая модель красоты стала более чувственной: очарование груди Джины Лоллобриджиды, «стереоскопическое»1472 декольте Софи Лорен, обольстительная походка Мэрилин Монро, непринужденные, развязные манеры Брижит Бардо. Французская писательница Катрин Риуа составила список слов, свидетельствующих о повышенном внимании к чувственности: «Сексапил – это Марлен Дитрих; гламур – Ава Гарднер; уф! (oomph) – Джейн Рассел; нечто (t’ça1473) – Сюзи Делэр; перчинка (pep) – Мэрилин Монро. В Брижит Бардо все эти ингредиенты смешиваются во взрывоопасную смесь, а в качестве заправки выступает собственная фантазия французской актрисы: она будет шипучкой (pschitt!)1474. Все эти термины – столь разнообразные, что в них немудрено запутаться, – не так важны, как эротизация эстетики, выдвижение на первый план красоты провокационной, вступившей в обостренный конфликт с ограничениями и приличиями. В описаниях Брижит Бардо, например, преобладают животные метафоры, в особенности «кошачьи», что указывает не только на особенности ее внешности, но и на более примитивную, руководствующуюся инстинктами1475 сущность. Пухлые губы, своенравное лицо, оголенность чувств создают образ «прелестного маленького зверька, рычащего и всклокоченного»1476. Дикая, дорефлексивная красота выявила потаенные зоны человеческой природы. Б.Б. признавалась, что мечтает «сыграть дикарку»1477. Эта «чернокожая блондинка»1478, как назвала актрису Катерин Риуа, в 1950‐х годах позволила зрителю прийти в согласие со скрытыми сторонами его личности. Движения, напоминающие танец, чувственные раздевания, весьма своеобразная смесь естественности с анархией – все это наилучшим образом проявляло инстинкты и соответствовало образу, соединявшему в себе «ребячливость с животностью»1479. Особенную значимость приобретают те части тела, где сексуальность превращается в новую характеристику – «сексапил»: приоткрытые пухлые губы, полная, обольстительная грудь1480.
Все же оригинальность образа Брижит Бардо не в этом. Ее образ связан не только с желанием. Он связан с утверждением себя: Бардо не столько объект, сколько субъект, она скорее активна, чем пассивна. Она живет в своем ритме, выбирает любовников и бросает их в соответствии с правилами, которые устанавливает только она. Ее неистовый сольный танец в фильме «И Бог создал женщину» является символическим отображением ее природы. Весь ее облик выражает «возвышение женщины до субъекта»1481: «печальный»1482 взгляд, отстраненный вид, независимое поведение, все это не имеет никакого сходства с традиционно женской улыбкой. Она поступает по своему усмотрению, у нее достаточно «смелости, чтобы делать то, что ей нравится, тогда, когда ей это нравится»1483, как говорит один из персонажей Роже Вадима. Джейн Фонда, высказываясь о фильме «И Бог создал женщину», объясняла то же самое совпадением физической красоты и культурного фона: «Это один из первых фильмов, где говорится о женской свободе»1484. Причем не только об участии в выборах и возможности работать, но и о праве на личную жизнь и свободе индивидуального выбора. Речь уже идет не о том, чтобы примерить на себя мужскую роль в образе «женщины-подростка», как это было в 1920‐е годы, но о признании в собственных, глубинных желаниях. Отсюда интерес Симоны де Бовуар к персонажу Бардо: «Б.Б. не пытается эпатировать публику. Она ничего не требует. Она знает свои права не хуже, чем свои обязанности. Она делает то, к чему у нее есть склонность»1485. Феминизм 1950–1960‐х годов1486, требовавший реабилитации плоти и наслаждения женщины, мог избрать в качестве ориентира именно этот персонаж, который, впрочем, создавался вовсе не с такой целью.
Все это только усиливает желание подражать модели, нарочито «простой в поведении, одежде, выражениях…»1487. Девушки конца 1950‐х годов так же недовольно надувают губы, как Б.Б., носят такие же обтягивающие свитера, имитируют ее «спиральную»1488 походку, считая, что тем самым они обновляют эстетические каноны. Более того, этим девушкам кажется, что они внедряют новые поведенческие модели, посвящая себя «особому образу жизни в телесной оболочке роковой женщины»1489. На самом деле, «брижитизм» внедряется тогда, когда культурные изменения достигли определенной глубины: изменились представления о женской чувственности и женской свободе, а телесная эстетика стала более непосредственной и «естественной» в противовес скучным, требующим жертв нормам. Безусловно, такие представления о женской чувственности не отражают реальность в полной мере, но примитивное, дикое начало, которое с ними связано, заставляет женщин искать эти качества в себе. Постепенно эстетика превращается в способность «быть собой», становится тем самым «магнетизмом» Брижит Бардо, который «олицетворяет собой свободу»1490.
Красота как предмет потребления
Чем интенсивнее потребление стимулировало желание копировать образцы, тем больше подражательниц появлялось у Брижит Бардо; причем наряду с желанием подражать усиливалось желание самоутвердиться. Иллюстрированные журналы, число которых значительно возросло в 1960‐е годы, способствовали постепенному распространению образцов культуры красоты и косметического ухода: в 1960 году реклама занимала от 60 до 70% объема таких журналов, как Elle, Vogue или «Модный сад» (Jardin des modes), то есть почти в два раза больше, чем в 1930‐е годы1491. Возросла важность визуальных образов: лицо и тело изображаются крупным планом, на всю страницу, текстура кожи увеличена на весь кадр, извивающиеся, словно лианы, тела неестественно изгибаются, особым образом «кадрированные» бедра и ягодицы воспроизводятся бесконечное число раз. Товары и практики по их использованию тоже вызывают ассоциации с легким и гибким телом: в 1950 году появляется реклама кукурузных хлопьев Kellogg’s, регулярное употребление которых ведет к «стройности»1492, в 1957‐м – бюстгальтеры perma lift1493 фирмы Panty, в 1960‐м1494 – пояса для чулок с «эластичным тюлем»1495 фирмы Audace.
На авансцену изобилующей картинками универсальной культуры иллюстрированных журналов выдвигается еще один персонаж – манекенщица, важнейшее достоинство которой – фотогеничность. «Продающая красота» или «рекламная красота»1496 манекенщицы, пришедшая на смену вычурной красоте звезд, сформировала принцип «глянцевого»1497 тела. Движущая сила моды и ежедневных практик по улучшению красоты, манекенщица способствует утверждению самых однообразных эстетических канонов в самых разнообразных ситуациях. Ее образ ограничивается внешней красотой, проявляющейся в легкости и молодости, и пользуется все большим успехом: в 1980 году иллюстрированные журналы покупает каждая вторая женщина1498.
Превращение иллюстрированного журнала в массовое явление стоит рассмотреть подробнее. Ему сопутствует потребительское помешательство, впервые способы совершенствования красоты становятся в той же мере разнообразными, в какой общими для всех: между 1965 и 1985 годами1499 в четыре раза увеличился объем реализации только средств по уходу за кожей и волосами, а между 1990 и 2000 годами удвоился объем реализации косметической продукции в целом, увеличившись с 6,5 до 12 миллиардов евро1500; в 2000–2001 годах продажи различной косметики для тела в розничных торговых сетях возросли с 40 до 50%1501. Количество салонов красоты увеличилось в шесть раз: с 2300 в 1971 году до 14 000 в 2001 году1502, а количество пластических операций, в период между двумя войнами исчислявшееся тысячами в год, сегодня исчисляется сотнями тысяч1503: в 2000‐х ежегодный прирост составил 120 000 операций во Франции и около миллиона в США: там в 2000 году только процедура липосакции проводилась в десять раз чаще, чем в 1990‐м1504. В динамично развивающейся области эстетической хирургии произошла революция: липосакция вышла на первое место среди проводимых операций, опередив пластику век и груди и оставив далеко позади процедуру лифтинга1505. Из этого следует, что на эстетической шкале ценностей важнейшее место занимает силуэт: «низ» и его основные характеристики (активность, мобильность) одержали окончательную победу над долгое время лидировавшим лицом.
Впрочем, пластическая хирургия не становится общепринятой практикой: согласно опросу 2002 года1506, только 6% француженок признались, что в своей жизни прибегали к ее помощи. Но она воздействует на воображение людей, причем не только пациентов эстетических клиник. Благодаря пластической хирургии растет уверенность в том, что впервые человек сумел обрести власть над собственным телом и внешним обликом. В свет выходит иллюстрированный журнал «Пластическая хирургия и красота» (Plastique et Beauté), полностью посвященный пластической хирургии, его тираж составляет около 100 000 экземпляров. В то же время в этой области сохраняется социальное неравенство: например, в западных кварталах Парижа в пять раз больше салонов красоты, чем в более скромных восточных (87 в VIII округе Парижа и 17 в XIII1507), административные служащие тратят на уход за внешностью почти в два раза больше, чем рабочие и крестьяне…1508 Между тем именно благодаря реальным инвестициям этих последних культура косметического ухода трансформировалась окончательно.
В результате распространение эстетических практик достигло небывалых масштабов. Их массовость кардинально изменила облик француженок, размыв социальные границы: «Женщину из простонародья узнать уже не так просто, как прежде»1509. «Женщина из народа» соответствует общераспространенным стандартам: читает журналы, накладывает макияж, покупает косметические средства, как и 95% француженок1510, «ежедневно пользуется кремом для лица», как 87,7% тех же самых француженок1511, решает, какому производителю косметики из представленных в торговых центрах отдать предпочтение, выбирает свое косметическое средство среди «200 наименований, продающихся по цене менее 15 евро»1512. Отныне «каждому по карману»1513 пользоваться косметикой, и это сказывается на внешности. «Люкс» становится доступнее, но, разумеется, не настолько, чтобы покупателям казалось, что они покупают дешевку1514.
Эстетические практики завоевывают новые возрастные группы. Подростки и молодые люди совершают те же ритуалы, что и взрослые: пользуются косметикой, прибегают к помощи пластической хирургии, искусственно украшают свою внешность и эстетизируют себя. Таким образом, «тинейджеры раньше входят в общество потребления»1515. Данные, собранные в США в 2001 году, говорят сами за себя: за этот год 30–40 миллионов подростков и детей младшего возраста потратили на косметику 8–9 миллионов долларов1516.
Старшие поколения осваивают эстетические практики еще активнее. Журнал «Новый наблюдатель» (Le Nouvel Observateur) провозглашает «революционную борьбу со старением»1517, издание «Мир 2» (Le Monde 2) пишет о «жажде жизни»1518: «сегодняшние «пятидесяти-семидесятилетние» люди живут «ничуть не хуже, чем младшие поколения»1519, их деятельность столь же разнообразна: они водят машины, ездят в отпуск, следят за собой; чувство равенства возможностей поддерживается в них за счет увеличившейся продолжительности жизни, повышения качества медицинского обслуживания, достижений в области биологии. Появляется специальная литература, посвященная «борьбе со старением», где говорится о том, что «сегодняшние пятидесятилетние женщины» – «результат мутации»1520 или же что «у красоты нет возраста»1521. Возлагая надежду на разнообразные восстанавливающие средства, заместительную гормональную терапию, специальную «адаптированную» к зрелой коже косметику, каждый шестой француз в возрасте от 50 до 75 лет не исключает возможности прибегнуть к услугам пластического хирурга1522; более того, объем реализации «антивозрастной продукции» вырос во Франции с 10 миллионов евро в 1931 году до 35 миллионов евро в 2002 году1523, что намного превышает внушительные темпы роста1524 реализации косметики в целом.
Иллюзорная андрогинность
Одновременно со всеми этими потребительскими или, скажем иначе, уравнительными мероприятиями происходило важное изменение – в обществе утверждалась женственность, примером чего является статус звезды послевоенного времени. С наступлением 1960‐х годов переосмысляются понятия мужественного и женственного. «Гражданские права, получение образования, контроль над рождаемостью, статус замужней женщины, сексуальная свобода – все эти достижения пробили бреши в мужских цитаделях, изменив взаимоотношения полов»1525. Вторая волна феминизма вышла далеко за пределы абстрактного равенства, выдвинув на первый план проблематику субъекта, «развитие личности»1526 и реализацию себя.
Разумеется, доминирование мужчин не было окончательно преодолено, поскольку «самцы сопротивлялись»1527, как выразился социолог Франсуа де Сингли, кроме того, существовали «непреодолимые идеологические предрассудки»1528, согласно Франсуазе Эритье, или «блокирующие приемы»1529, как их называет Франсуа Дюбе. Тем не менее равенство было достигнуто, женщина добилась бескомпромиссной автономности, а это в свою очередь повлияло на коллективное поведение. Для «женщины субъекта»1530 началась «эра непредсказуемости».
Перемены в антропологии полов происходят наряду с трансформациями в эстетике форм. Каноны красоты были переосмыслены, изменился внешний вид и силуэты одежды. В 1960‐х годах традиционно мужские модели одежды преобразуются в новомодные женские, провозглашается категорический отказ от «апартеида в одежде»1531: джинсы и унисекс, рубашки и футболки, туники и поло «нарушают устоявшиеся представления о социальных и половых различиях в костюме»1532. В 2003 году в газете «Мир» (Le Monde) упоминаются «Амазонки третьего тысячелетия»1533, а журнал Elle в том же году пишет о «смешанной моде»1534. После 1960‐х годов стремительно развивалась идея андрогинности, в 1980‐х годах «воплощением мужественно-женственного шика»1535 стала французская модель Инес де ла Фрессанж. В последней трети XX века в описаниях женского тела постепенно приглушаются ярко выраженные «признаки пола»: скрываются бедра, прячется грудь и – самое оригинальное – выставляются напоказ твердые мышцы1536. Например, обложка журнала Paris Match за 12 ноября 1982 года демонстрировала точеные линии, накачанные бицепсы и застывшую улыбку Джейн Фонды. А вот характерное описание женщины, приведенное в периодическом издании Nouveau F. за 1983 год: «Длинноногая и широкоплечая, с невозмутимым и победоносным видом она идет широкой поступью по горячему песку, высоко подняв голову»1537.
То же самое можно сказать относительно мужского облика, его многочисленные отличительные особенности были заимствованы у женщин: как, например, образ участников группы The Beatles, «носивших джинсы и длинные волосы, перекликался с внешним видом окружавших группу девушек, одетых в точно такие же джинсы, но коротко стриженных»1538. Кроме того, в последней трети XX века с небывалой скоростью разрушаются устаревшие образы сурового авторитаризма. Мощные торсы уходят в прошлое. Мужское тело становится тоньше и мягче: плавные линии Киану Ривза в фильме «Матрица» братьев Вачовски, его гладкая кожа, тонкие черты лица, танцевальный стиль борьбы мало чем отличаются от соответствующих особенностей тела и движений его партнерши Кэрри-Энн Мосс, они носят похожие строгие прически, вытянутые очки, изящные приталенные плащи1539. Они оба ловкие, прыгучие и пластичные в своих безудержных и в то же время ритмичных движениях; они демонстрируют виртуозное владение собственным телом. Впервые эстетика – до предела насыщающая действо этого научно-фантастического боевика – выражает идею «свободы».
Тем не менее было бы ошибкой заключить, что в современную эпоху равенства полов красота свелась к «унисексу». Ни феминизация мышц, ни маскулинизация стройности, разумеется, не делают мужскую и женскую модели красоты идентичными. Скорее, равенство существует в «свободной инаковости»1540: в той самой «вечно преодолеваемой, но никогда не исчезающей разнице полов»1541. Эта разница тем более непреодолима, что не существует универсального образца мужественности, но «множество образцов как мужественности, так и женственности»1542. В наш век сущность происходящих с внешним обликом и телосложением изменений стоит искать не в стирании различий между полами1543, а гораздо глубже – в отношениях каждого из этих полов с красотой.
Красота в режиме равенства
Отношения эти в самом деле претерпели глубокую трансформацию. Так, прав на существование лишилась идея «прекрасного пола»: женщина больше не обязана заниматься исключительно совершенствованием своей красоты, а мужчина – все время посвящать работе. Принцип равенства изменил все. Понятие физической красоты перестает ассоциироваться исключительно с зависимым положением, с «вечной женственностью»: оно совмещает в себе референции, которые раньше считались взаимоисключающими: пассивность и активность, подчинение и самостоятельность. Произошла трансформация, масштабы которой трудно оценить: красота, больше не являясь характеристикой одного из полов, может культивироваться как мужчиной, так и женщиной, оба пола могут претендовать на звание «прекрасного». Красота больше не зависит от «силы» или «слабости», занимаемого положения в обществе, она сделалась «безграничной»1544, как на рекламном плакате «Шанель» (Chanel) 2003 года, с которого ослепительно улыбались мужчина и женщина. В мужских журналах повышенное внимание уделяется эстетике и уходу за собой, появляется специальная литература «о красоте и здоровье для мужчин»1545. Проводившиеся ранее конкурсы на лучший мышечный рельеф «Господин Европа» или «Господин Вселенная» меняют название и содержание: теперь выбирают «Мистера Европа», «Мистера Франция», причем для победы уже не так важен атлетический профиль участника, как «эстетичность его облика, ухоженность, которые способствуют продвижению идеи мужской красоты»1546.
Внешний облик Дэвида Бекхэма, футболиста, названного в 2002 году «самым элегантным и сексуальным мужчиной Англии», наилучшим образом воплощает в себе изменения, совершившиеся в эстетике в эпоху равенства полов: у него удлиненные конечности, мягкие черты, ухоженное лицо – и все это в сочетании с его грубой профессией. Считается, что Бекхэм являет собой новый тип мужчины-«метросексуала», в котором искусно смешались урбанизм (metro1547) и новый тип идентичности (sexual): это «наполовину мачо, наполовину влюбленный в собственное отражение нарцисс»1548: в некоторых исследованиях говорится, что появление такого представителя мужского пола произвело сдвиг в «кодексе вирильности», наблюдающийся у 40% молодых людей в возрасте от 20 до 35 лет1549.
Рынок отреагировал сразу же: такие марки, как Biotherm, Clarins, Lancôme, Jean-Paul Gaultier, Decleor, Shiseido и даже Adidas, незамедлительно выпустили «мужские» линии косметических средств. Продажи демонстрируют стабильный рост: в 2002 году было реализовано более 200 000 мужских бальзамов для губ от Jean-Paul Gaultier1550; в том же году доля компании Nivea на рынке мужской косметики увеличилась на четыре пункта только благодаря крему Q10 для мужчин1551; фирма Nickel на одном только выпуске мужских средств по уходу за лицом и телом удвоила объем торгового оборота: 5 миллионов евро в 2002 году, что ровно на 50% больше, чем в 2001 году1552. Кроме того, в салонах красоты были разработаны мужские процедуры, появились специальные направления в области «эстетической хирургии для мужчин»1553. К услугам пластических хирургов мужчины прибегают все чаще: если в 1985 году на пятнадцать женщин-пациенток приходился один мужчина-пациент, то в 2000 году – «один господин на пять дам»1554. Инвестиции мужчин в сферу красоты значительны, несмотря на то что общий объем реализации мужской косметики, увеличившийся между 2000 и 2002 годами с 10 до 12% от общего объема реализации женской косметики1555, – это «ограниченное» число, или «инертная»1556 сила (так охарактеризовал сложившуюся ситуацию журнал Cosmetica, указав на существующий потенциал роста в данном направлении). Повторим, что суть произошедших изменений – в постепенно растущем интересе мужчин к косметике как средству ухода за «красотой»: «Мужчины осваивают эстетический капитал. Теперь им необходимо сохранить и приумножить его»1557. В 2004 году газета «Мир» изложила свое понимание сути явления в специальной подборке иллюстраций хрестоматийных образов – многие из которых стали штампами – рукотворной и признанной обществом мужской красоты: «Стараясь выглядеть активным, мужчина и шагу не может ступить без часов и укомплектованной косметички – средств первой необходимости в погоне за совершенством внешнего облика. Рынок мужской косметики, выросший на 200% за последние два года, свидетельствует о подлинном культе тела»1558.
От гей-культуры к красоте «без комплексов»?1559
В то же время невозможно адекватно оценить произошедшие изменения, рассматривая их вне контекста гей-культуры, представляющей собой, согласно характеристике журнала «Упрямец» (Têtu), совокупность методов «демонстрации всему миру ликов иного способа жизни»1560. Прежде всего сексуальные меньшинства получили некоторые юридические права: во Франции с 1982 года за однополыми отношениями были закреплены те же свободы, что и за разнополыми, тогда как прежде «легальный»1561 возраст сексуального согласия начинался с 15 лет для вторых и с 18 лет для первых; существовало специальное направление в политических программах 1980‐х годов, имевшее целью борьбу с «дискриминацией на основании природных и поведенческих особенностей»1562. Затем представители сексуальных меньшинств заняли законное место в культуре: в последние десятилетия XX века возникли различные концепции и мероприятия, направленные на повышение заметности гомосексуалов в обществе, такие как гей-прайды, «гей-соревнования» (gay games), ночные гей-клубы, специализированные журналы, а также каминг-аут1563 знаменитостей. Все это постепенно превратило гомосексуальные отношения в обычное явление и поставило их в один ряд с другими типами отношений1564. Разумеется, полностью искоренить дискриминацию не удалось, но право «отличаться от других»1565 окончательно утвердилось в обществе, гомосексуальность впервые стала привычным пунктом различных опросов, часто встречающейся характеристикой1566 «соседа по дому, случайного прохожего или прохожей»1567. Произошедшие изменения сказались и на языке: это видно на примере слова «толерантность»1568, которое уже стало анахронизмом для однополых отношений, считающихся столь «обычными» и «повседневными», что «проявление исключительно терпимости»1569 к гомосексуалам теперь становится неприемлемым.
В этом отношении особенно показателен следующий факт: журнал «Предпочтения» (Préférences), созданный в 2004 году для «метросексуальной и гомосексуальной»1570 публики, представил своей расширившейся читательской аудитории образцы внешности, которые традиционно считались гомосексуальными, но больше не считаются: эпиляция, смягчение кожи, томные позы – все это отныне применимо и к мужскому телу, этой «девственной территории, которая только начинает осваиваться»1571. Тогда же в печати появляются изображения накачанного тела с развитыми с помощью штанги и тренажеров мускулами, красивыми массивными объемами, с «такими руками, для которых и были придуманы поло марки Lacoste»1572. Отныне спектр вирильной красоты простирается от бодибилдеров до «белокурых ангелов»1573, что предполагает «выход за пределы гендерных характеристик и отказ от клише»1574. Гей-культура разнообразила критерии мужской эстетики: отныне мужской облик может принимать любую форму, жестикуляция и силуэты одежды стали разнообразнее, однако было бы необоснованно говорить о «гомосексуализации культуры в целом»1575.
Параллельно происходит демократизация телесной эстетики: характеристики красоты стремятся к равенству. Меняется процесс потребления: неограниченно растет количество предлагаемых на рынке товаров и услуг, появляются новые поведенческие ритуалы, возникает культ различных типов обстановки, среды и различных типов гаджетов. Упраздняются существовавшие прежде препятствия на пути к совершенствованию внешнего вида: социальные, возрастные, сырьевые, транспортные и даже мировоззренческие; сегодня красотой торгуют вразнос, и быть красивым вменяется в обязанность каждому.
Современная рекламная риторика рассчитана на всех: «Женщиной RoC – можете быть и вы»1576. Искусственность одержала решающую победу над природой, красота все меньше является данностью и все больше работой, все меньше подарком судьбы и все больше проектом, таблоидом, который следует создать самостоятельно и предъявить миру: «Вот мы и добрались до финального этапа красоты, конечно, не в том смысле, что в ее истории будет поставлена точка, но в том смысле, что все существовавшие в прошлом и ограничивающие ее экспансию препятствия уничтожены»1577.