Боль прекратилась.
Я провел по лицу рукой.
— Простите, — пробормотал я. — Просто слишком много всего и сразу.
Он снова заулыбался:
— Ха. Только подождите.
Его тон начинал меня раздражать. Что ж, раздражение было чем-то привычным, за что можно было держаться, и я, упершись в него широко расставленными воображаемыми ногами, сумел-таки остановить вращение стен.
— Так кто вы такой? — спросил я. — И чем можете мне помочь?
— Если вам хочется меня как-то называть, зовите меня «капитан». Или «Джек».
— Или «Воробей»? — не удержался я.
Джек смерил меня полицейским взглядом, в котором не читалось ничего... ну разве что легкое, едва заметное неодобрение. Он протянул руку, выудил из стопки папку с бумагами и шлепнул на стол перед собой.
— Детка, — заявил он, пробежавшись взглядом по ее содержимому, — вы тут застряли до тех пор, пока мы не разберемся с этим отклонением.
— Почему так?
— Потому что то, что ждет вас дальше, не для людей, которые ходят с оглядкой или жалуются, как с ними несправедливо обошлись, — невозмутимо объяснил Джек. — Вот мы и разберемся, как именно вас подставили. А потом вы переместитесь туда, куда положено дальше.
Я подумал о том, каково это — оказаться в западне в городе-призраке, и поежился.
— Ладно. И как нам в этом разобраться?
— Вы вернетесь, — ответил Джек. — И поймаете ублюдка, который вас убил.
— Вернусь? — переспросил я. — Назад, в...
— Угу, на Землю, — подтвердил Джек. — В Чикаго. — Он захлопнул папку и кинул ее в стопку исходящих документов. — И выясните, кто вас убил.
Я заломил бровь.
— Да вы надо мной смеетесь!
Он молча смотрел на меня; лицо его выразительностью не уступало горному кряжу.
Я закатил глаза.
— Вы хотите, чтобы я раскрыл мое собственное убийство?
Он пожал плечами:
— Хотите другую работу — устрою без проблем.
— Ох, — пробормотал я, снова поежившись. — Нет.
— Вот и хорошо, — кивнул он. — Вопросы есть?
— Э... — замялся я. — Что вы имели в виду, когда сказали, что отошлете меня обратно? В смысле... ну, в мое тело или...
— Нет! — отрезал он. — Такого не получится. Нереально. Вы вернетесь таким, какой вы сейчас.
Я хмуро посмотрел на него, потом на себя.
— То есть призраком, — сказал я.
Он развел руками так, словно не нашел чем возразить на изреченную мной истину.
— Не шатайтесь после рассвета. Осторожнее с порогами. Ну, сами знаете.
— Угу, — не без огорчения кивнул я. — Но без тела...
— У вас будет на порядок меньше магии. Большинство смертных не сможет ни увидеть вас, ни услышать. Вы не сможете ни к чему прикоснуться.
Я уставился на него:
— И как же мне, скажите, в таком виде искать хоть что-нибудь?
Джек поднял руки вверх.
— Сынок, не я устанавливаю законы. Я только слежу за тем, чтобы они выполнялись. — Он посмотрел на меня и нахмурился. — И потом, мне казалось, вы работали детективом?
Я стиснул зубы и испепелил его взглядом. Вообще я умею изображать гнев, но на него это не произвело особого впечатления. Я заставил себя глубоко вдохнуть и выдохнуть.
— Раскрыть собственное убийство.
Он кивнул.
И все-таки я разозлился и не особо смог это скрыть.
— То есть я правильно понял? Того, что я всю свою сознательную жизнь пытался помогать людям и защищать их, недостаточно? И от меня требуется сделать еще что-то, прежде чем предстать перед святым Петром... или кто там у вас вместо него?
Джек пожал плечами:
— Я бы на вашем месте не был так уж уверен. С вашим-то досье, сынок, вы с таким же успехом можете оказаться на поезде, идущем на юг.
— То есть в Ад, — уточнил я. — Вы ведь знаете, что такое Ад, а, капитан Воробей? Ад — это когда вы смотрите на свою дочь, зная, что вы к ней никогда больше не прикоснетесь. Никогда с ней не заговорите. Никогда больше не сумеете помочь ей, защитить. Так что давайте, валяйте, где там ваше огненное озеро — думаю, это и вполовину не так страшно.
— Кстати, в порядке информации, — невозмутимо заметил Джек, — я знаю, что такое Ад. Вы тут не единственный мертвый парень с живой дочерью.
Я плюхнулся обратно на стул, хмуро уставившись на него, потом вытянул шею и заглянул ему за спину, на висевший на стене пейзаж.
— Если для вас это имеет значение, — продолжал Джек, — трое из тех, кого вы любите, могут сильно пострадать, если вы не отыщете своего убийцу.
— Как это — «пострадать»?
— Покалечиться. Измениться. Сломаться.
— Кто именно? — поинтересовался я.
— А вот этого я вам сказать не могу. — Он покачал головой.
— Угу, — пробормотал я. — И как это я сам не догадался, что не можете?
Джек промолчал, а я немного поразмыслил. Может, я и умер, но и уходить просто так я, черт подери, не собирался. Не мог же я бросить на произвол судьбы тех, кто помог мне победить Красного Короля. Мою ученицу Молли тяжело ранили в бою, но из всех ее проблем больше всего меня беспокоила не эта. Теперь, после моей смерти, никто уже не защитит ее от Белого Совета — а кое-кому из моих коллег-чародеев давно не терпелось отрубить ей голову.
Да и моя дочь, маленькая Мэгги, все еще находилась в Чикаго. Я лишил ее матери — точно так же, как кто-то другой лишил ее отца. Я не мог не удостовериться в том, что о ней позаботятся. Ну и еще нужно бы попрощаться с дедом... и с Кэррин.
Господи... Что обнаружила Кэррин, вернувшись на катер? Здоровенную лужу крови? Мой труп? Ведь у нее хватит упрямства и дури вообразить, что в случившемся виновата она. Она же себя со свету сживет! Мне просто необходимо каким-нибудь образом связаться с ней, а из этой потусторонней Сибири этого никак не получится.
Об этих троих говорил капитан? Или он имел в виду кого-нибудь еще?
Черт. Черт.
Телесно я ощущал себя полным жизни и энергии, но голова устала невыносимо. Или я недостаточно всего сделал? Слишком мало кому помог? Спас слишком мало пленных? Победил слишком мало монстров? Я ведь нажил врагов среди самых злобных и опасных существ нашей планеты и время от времени вступал с ними в схватку. Вот один из них меня и прикончил.
«Покойся с миром» написано чуть не на каждой могильной плите. Я бился с надвигающейся на мир волной зла, пока она в буквальном смысле слова не убила меня. И где, черт возьми, положенный мне покой? Где отдых?
«Трое из тех, кого вы любите, могут сильно пострадать, если вы не отыщете своего убийцу».
Воображение с готовностью принялось рисовать картины страданий самых дорогих мне людей. В результате чего все сразу сделалось проще и яснее. Не в моих привычках позволить, чтобы что-то такое случилось.
И потом было и еще кое-что, из-за чего я хотел вернуться. В конце концов... какой-то сукин сын меня, черт подери, убил.
Такое не должно сходить с рук никому.
И если у меня имелась возможность выбраться из этого места, чтобы переместиться туда, куда мне полагалось, лучшей мотивации я бы не нашел.
— О’кей, — тихо произнес я. — И как это устроить?
Он придвинул ко мне через стол чистый лист бумаги и карандаш.
— Вам нужно попасть в одно место в Чикаго, — сказал он. — Напишете здесь адрес. Шофер вас высадит.
Я взял бумагу, карандаш и наморщил лоб, пытаясь сообразить, куда мне ехать. И не потому, что я не мог показываться где угодно. Если уж мне суждено пребывать там чистым духом, рассчитывать на помощь своих обычных союзников я не могу. Для того чтобы увидеть духа, требуется особый дар, и вряд ли мне удастся хоть как-то обозначить свое присутствие. Мои друзья даже не поймут, что я рядом.
— Чисто из любопытства, — поинтересовался я. — Что будет, если я не поймаю убийцу?
Лицо его разом посерьезнело, а голос сделался тише:
— Вы застрянете там. Возможно, навсегда. Не в состоянии связаться с кем-либо. Поговорить с кем-либо. Наблюдая за тем, что творится в мире, но не в силах ни на что повлиять.
— Блин, — тихо произнес я.
— Блин.
— Ободряющая перспектива.
— Вы мертвы, приятель, — заметил Джек. — Бодрость тут противопоказана.
Я кивнул.
Вообще-то я рисковал как черт знает кто. Подумайте сами: застрять в здешнем чикагоподобном чистилище, конечно, тоже не слишком приятно, но и пыткой это вряд ли станет, — судя по тому, что говорили Кармайкл и Джек, и по тому, как они занимались своим делом, они все-таки могли приносить кому-то пользу, творить добро. То, чем они занимались, похоже, не вызывало у них особого восторга, но делали они это с уверенностью профессионалов.
Призрак, запертый в мире смертных? Это могло оказаться на порядок хуже. Вездесущий, всевидящий, но бессильный что-то изменить.
А ведь я так и не научился не вмешиваться в происходящее. Не пройдет и года, как я съеду с катушек и превращусь в жалкое беспомощное чудовище, наводящее ужас на город, который я при жизни защищал.
— Какого черта, — произнес я вслух и начал писать на листке. — Если я нужен друзьям, грех не попытаться.
Джек забрал у меня бумажку и кивнул — как мне показалось, одобрительно. Потом встал и надел пиджак. В руке у него звякнули ключи от машины. Роста он был среднего, но в движениях его чувствовались уверенность и скрытая энергия — и это вновь показалось мне смутно знакомым.
— Пошли.
Несколько копов — ну, я решил, что это копы, по крайней мере они занимались тем, чем обычно занимаются люди этой профессии, — кивнули Джеку, когда мы проходили.
— Эй! — окликнул нас кто-то из-за спины. — Мёрфи!
Джек остановился и обернулся.
Тип в костюме, который смотрелся бы уместным где-нибудь в Пинкертоновском агентстве девятнадцатого века, протягивал ему планшет с листком бумаги и ручку. Джек пробежал взглядом написанное на листке, поставил свой росчерк, вернул планшет владельцу и двинулся дальше.
Я сунул руки в карман плаща и зашагал рядом с ним.
— Капитан Колин Джей Мёрфи? — тихо спросил я.
Он только хмыкнул.
— Вы отец Кэррин. Вы работали с документами по делу «Черной Кошки».