Череп с устроившимся в нем Бобом покоился в самодельном контейнере на приборной доске «Роудраннера», покачиваясь на ходу машины, как кукла-дезодорант.
— Они здорово повязаны друг с другом, — сообщил Боб. — С давних, очень давних времен. Еще до войн Сидхе.
Я удивленно повел бровью.
— Я мало что слышал об этом.
— Всякие бредни, — с энтузиазмом пустился в объяснения Боб. — Еще до моего времени, но я слышал много разного. Сидхе-даоисты, Туата, Тулвит-Тег, Шен... Легендарные союзы, легендарные измены, легендарные битвы, легендарные свадьбы, легендарный секс...
— Легендарный секс? — переспросил я. — С каких это пор секс носит эпитет легендарного?
— И тонны смертных простаков вроде тебя, которых использовали в качестве пешек, — радостно продолжал Боб, не обращая внимания на мой вопрос. — Слов не хватает, чтобы описать все это. Это как если бы «Властелин Колец» и «Элен и ребята» родили ребенка от Халка Хогана и электронного тира.
Баттерс даже поперхнулся от такого сравнения.
Впрочем, блин-тарарам, кто бы не поперхнулся на его месте?
— Короче, — прохрипел Баттерс, немного придя в себя, — в жилах у фоморов довольно много крови фэйре.
Поэтому когда я еду куда-то, я предпочитаю делать это, защищенным доброй детройтской сталью.
— Мёрфи говорила что-то про фоморов вчера вечером, — вспомнил я. — Я так понимаю, они нагрянули к нам в город?
Лицо у Баттерса сделалось чуть отстраненным.
— Еще как. Я совсем с ног сбился. — Он набрал в грудь воздуха. — Э... Послушайте, дружище, это правда вы?
— То, что от меня осталось, — устало ответил я. — Угу.
Он кивнул:
— Э... У нас проблема. С Молли.
— Я видел.
— Ничего вы не видели, — буркнул он. — То есть я слышал, Мёрфи говорила вам о том, что та слегка съехала с катушек, но на деле все серьезнее.
— Насколько? — спросил я.
— Семнадцать убитых за последние три месяца, — ровным голосом ответил он.
Пару кварталов мы ехали молча.
— Кто? — спросил я наконец.
— Подонки, — прямо ответил он. — Коп, возможно, изнасиловавший проститутку. Мелкая преступная шушера. Ворье. Она даже не особенно скрывается. Превратилась в этакого Темного Рыцаря. Все свидетели описывают высокую женщину в нескольких слоях рванины. Уже через две недели газеты обозвали ее Леди-Оборванкой. Называют ее и всякими другими именами — потехи ради, чтобы показать, что им не страшно, но...
— В этом городе много кого убивают, — заметил я. — Вовсе не обязательно это Молли.
— Гарри. — Баттерс затормозил перед светофором и посмотрел на меня в упор. — Я обследовал двенадцать жертв. Все погибли по-разному, но у каждого во рту я обнаружил клочок ткани.
— И что? — спросил я.
— Я сравнил эти клочки. Это та же ткань, из которой сшита одежда, что была на вас в Чичен-Ице. Несколько образцов ее фигурировали в материалах обследования места... места вашего убийства. Кто-то проник туда, не замеченный никем, даже камерами слежения, и похитил их.
Перед глазами с пугающей ясностью возникла картина. Безмолвные каменные зиккураты в ночи. Шипение и скрежет нечеловеческих голосов. Отвратительный запах вампиров — словно запах рептилий. Моя фея-крестная (я не шучу: моя крестная действительно фея, и с ней лучше не связываться) превратила мою одежду в доспехи, возможно, спасшие мне жизнь несколько раз за ту ночь, тогда как сам я этого даже не заметил. Когда они снова превратились в плащ, куртку и джинсы, от них остались жалкие изодранные лохмотья.
Очень в моем духе.
Кто-то, имеющий непосредственное отношение к моей смерти, убивал людей в Чикаго.
Могла ли это быть моя ученица?
Если верить практически всем моим знакомым женщинам, она была ко мне неравнодушна. Я не отвечал ей взаимностью. Конечно, Молли хороша собой, умна, сообразительна, отважна, изобретательна и умела. Однако я знаком с ней еще с тех пор, когда она носила лифчик всего лишь из чистой формальности, — я работал тогда с ее отцом, одним из немногих людей на свете, к которым питаю неподдельное уважение.
В Молли присутствовало темное начало. Я заглядывал к ней в душу. Я видел это не в одном из ее потенциальных будущих. Я ощущал это в ее магии, когда она — из самых лучших побуждений — колдовала с хрупкими людскими сознаниями.
Но хотя она зубами и когтями дралась в Чичен-Ице бок о бок с нами... Она не убийца. Не Молли.
Так ли?
В определенных условиях, при определенных обстоятельствах людей можно довести до крайностей. Я сам продал душу и будущее ради спасения своей дочери.
А я ведь был учителем Молли. Наставником. Образцом для подражания.
Могла ли моя смерть толкнуть ее на крайние меры, как толкнула на них меня возможная потеря дочери? Отринула ли она все, чему я пытался ее обучить, ради того, чтобы использовать свою силу без всяких ограничений?
«А почему бы ей этого не сделать, тупица? — услышал я у себя в мыслях собственный голос. — Не ты ли показал ей, как это делается? А ведь она всегда была способной ученицей».
Хуже того, для чародея Молли отличалась особой восприимчивостью — столь остры были ее сверхъестественные чувства, что вихри магических энергий или эмоций, которыми неизбежно сопровождаются смертельно опасные ситуации, причиняли ей боль, психическую и физическую. И ведь я даже не задумывался об этом, когда потащил ее с собой в Чичен-Ицу на самую опасную, кровавую и смертоносную затею из всех, в которых мне довелось участвовать.
Могла ли боль от присутствия при этом сотворить что-то с моей ученицей? Не оставило ли это у нее незаживающих ментальных шрамов, подобно тому физическому шраму, который остался у нее от пулевого ранения? Блин, да для этого достаточно войны и без всяких сверхъестественных штук, а ведь в Чичен-Ице хватало в достатке и того, и другого. В таких условиях трудно не рехнуться.
Я не хотел признаваться себе в этом, даже думать об этом не хотел, но не мог и отрицать, что моей ученице повезло гораздо меньше, чем мне.
— Эй! — негромко окликнул меня Баттерс. — Гарри! С вами все в порядке?
— Гм... — ответил я. — С учетом обстоятельств ответ в любом случае выйдет субъективным.
Он кивнул:
— Никто не хотел оказаться тем, кому придется посвящать вас в подробности. Но Мёрфи практически уверена. Она говорит, работай она до сих пор копом, то нарыла бы довольно улик, чтобы упрятать виновного за решетку.
— Угу, — тихо пробормотал я. — Я понял, что она имеет в виду. — Я подумал немного. — Тогда почему она этого не сделала?
— Мы не можем без Молли, — признался Баттерс. — От нее зависит, будем ли мы жить долго и счастливо или все сгинем после первых же двух стычек с фоморами.
Я устало потер глаза.
— Ладно. Это... Над этим я подумаю. Но это не значит, что я поверил. Нет, пока сам с ней обо всем не поговорю. Не посмотрю собственными глазами на ее реакцию.
— Хорошо, — мягко произнес Баттерс.
Я внимательно на него посмотрел:
— Мёрфи не хотела, чтобы вы мне это рассказывали?
Он пожал плечами:
— Мёрфи сейчас порой не та, какой была раньше. То, чем она занимается... сильно на ней сказывается. Она замыкается все больше и больше.
— Могу себе представить.
Баттерс кивнул:
— Но я-то... Я всегда был из тех, кто доверяет интуиции. И мне кажется, вам нужно все это знать.
— Спасибо, — сказал я. — Но у нас ведь есть и другие проблемы, да?
Усталое, озабоченное лицо его вдруг осветилось улыбкой:
— Конечно, есть. Гарри Дрезден вернулся. Что это?
Я достал из кармана оттопыривавший его пистолет сэра Стюарта.
— Пушка, — ответил я. — Мне тут ее доверили...
— Ого. — Он старался не выказывать беспокойства. — А в меня она, случайно, не выстрелит?
Я с улыбкой помотал головой:
— Нет. Опасна только для призраков. Если мне вообще удастся привести ее в действие.
Снег перестал, и Баттерс выключил «дворники».
— Каково это?
— Что именно?
— Быть... это... ну, вы понимаете.
— Мертвым?
Он передернул плечом, пряча неловкость.
— Призраком.
Я подумал немного, прежде чем ответить:
— Все, что у меня болело все время, теперь в норме. Не испытываю ни голода, ни жажды. Во всех остальных отношениях это примерно так же, как при жизни... за исключением того, что моя магия исчезла. И еще, видите ли, почти никто меня не видит и не слышит.
— Значит... Значит, мир не меняется? — спросил он.
Я поежился.
— Нет. Он до ужаса полон всякой жути. Вы даже не поверите, сколько духов и призраков шатаются сейчас по городу.
Говоря это, я повернул голову и увидел пару духов, скользивших над тротуаром. Я нахмурился:
— Включая тебя, Боб.
Боб-Череп фыркнул:
— Я не смертный. У меня нет души. Единственное, что может ожидать меня в конце, — это энтропия. Я не могу оставить после себя призрака.
— Тогда как получилось, что я видел парящий в воздухе череп с синими глазами, помогавший штурмовать дом Морти Линдквиста вчера вечером?
Череп удивленно уставился на меня:
— Ты уверен?
Я фыркнул.
— Вряд ли таких в наших краях много, — ответил я. — Что тебе известно?
— Я должен это обдумать, — бросил он, и оранжевый свет в его глазах померк.
Мы с Баттерсом уставились на череп.
— Ха! — заметил Баттерс. — Никогда еще не видел, чтобы он вот так просто затыкался.
Я только хмыкнул.
— Перепугался до чертиков, — признался я, помолчав. — Решил, что это с ним что-то случилось.
— С ним все в порядке, — сказал Баттерс. — Лучший сосед, какого можно пожелать.
— Я рад, что вы о нем заботитесь. Одному ему пришлось бы туго.
— Но ведь это не очень страшно, правда?
— Что не страшно?
— Если по городу разгуливает Плохой Боб, — ответил он. — Я хочу сказать... Он же будет еще одним занудой вроде этого? Только в черной шапке?
Оранжевые огни мгновенно ожили.
— Эй! — возмутился Боб.
— Баттерс... Боб чертовски силен, — осторожно сказал я. — Знание — сила, приятель. А уж знаний у Боба более чем достаточно. Когда я по неосторожности щелкнул его переключателем на режим черной шляпы несколько лет назад, он в первую же минуту едва меня не убил.