— Сиди смирно, Дэниэл, — крикнул Баттерс, — я займусь тобой через секунду.
— Со мной всё хорошо, — простонал Дэниэл, лёжа на земле. Голос звучал очень даже не хорошо. Но пока я наблюдал за ним, я видел, как он обматывает и туго затягивает вокруг раны на правой руке куски разорванного плаща, чтобы остановить кровотечение. Выносливый парень и способный здраво рассуждать в затруднительных ситуациях.
Баттерс склонился над Аристедесом.
— Я не собираюсь причинять вам боль, — сказал он. — Я хочу вам помочь. У вас колено раздроблено. Вы никогда не будете ходить, если не обратитесь за медицинской помощью. Я отвезу вас в больницу.
— Чего тебе надо? — зарычал Аристедес.
— Священник. Фитц. Эти дети. — Он пару раз шлёпнул свинцовой трубой себе по плечу. — И на самом деле это не переговоры.
— Да! — сказал я, сжав кулак. — Продолжай, Баттерс!
Аристедес пожирал глазами Баттерса минутой дольше. Затем он обмяк и издал тихий стон боли.
Ох, вот дерьмо.
— Ты выиграл, — сказал колдун. — Только... пожалуйста... помоги мне.
— Выпрями её, — сказал Баттерс, не глядя на мужчину. — Откинься назад и разогни ногу.
Аристедес схватился за ногу и издал ещё один, более высокий, пронзительный стон боли.
Баттерс вздрогнул от этого звука, и в его глазах было мучение. Внезапно меня озарило, и я понял, почему он вскрывал трупы, вместо того, чтобы оперировать живых пациентов.
Баттерс не выносил вида человеческих страданий.
Это было то, что он всегда имел в виду, когда говорил, что он не настоящий доктор, когда говорил, что лечение живых пациентов было грязным и противным, по сравнению с извлечением отдельных органов и занесением их в журнал вскрытий. Мёртвые люди были всего лишь грудой мяса и костей. Они были выше всех страданий.
Врач должен иметь определённый уровень профессиональной отстранённости, если он собирается лучше служить своим пациентам, а у Баттерса просто... просто его не было. Малыш не мог заставить себя не чувствовать того же, что и люди, с которыми работал. Поэтому он стремился к карьере, где он практиковал медицину, не пытаясь кого-то исцелить — не сталкиваясь с настоящими пациентами.
Аристедес тоже видел это. Он, вероятно, не понял всего, но он заметил слабое место, и он давил на него безжалостно.
— Не надо, — выдохнул я. — Баттерс, не надо.
— Чёрт побери, — наконец сказал Баттерс, стиснув зубы. Он наклонился, чтобы помочь мужчине. — Не шевелись. Ты так повредишь её ещё больше. Вот.
Он пытался держаться на безопасном расстоянии вытянутой руки, но было невозможно одновременно помочь ему и остаться вне досягаемости. Я видел по его лицу, что он это понял, и начал было отступать. Затем, когда мужчина продолжил низкие стоны боли, Баттерс потряс головой и двинулся, чтобы помочь Аристедесу выпрямить ногу.
Я увидел, что глаза чародея сузились в щёлочки, и в них светилось почти чувственное удовольствие.
— Проклятье! — сказал я. — Баттерс, подвинься!
Я исчез и появился рядом с Баттерсом, толкая его руками в грудь, отпихивая его усилием воли.
Я не сдвинул его с места, — мои руки просто прошли сквозь него, как сквозь иллюзию, — но внезапный трепет пробежал по нему, и он отшатнулся.
Слишком поздно.
Левая рука Ариседеса неуловимо быстрым движением ударила Баттерса прямо в подбородок. Если бы он не отпрянул назад, удар угодил бы ему прямо под ухом, и рука колдуна двигалась достаточно быстро, чтобы сломать Баттерсу шею. А так, резкий удар кулака врезал Баттерсу по скуле с одной стороны, достаточно сильно, чтобы отскочить, когда голову достаточно развернуло. Он изобразил китайского болванчика, пока летел на пол, и шмякнулся, как мешок с костями.
Мне хотелось кричать от отчаяния. Вместо этого я дал пинка своему мозгу, требуя от него что-нибудь придумать.
К моему немалому удивлению, он придумал.
Я переместился прямо вверх, к потолку, и закрутился, оглядываясь. Ага. Я заметил Фитца, ползущего к одному из выходов из цеха, скрываясь от Аристедеса за небольшой кучей хлама.
— Фитц, — заорал я. Я исчез и вновь появился прямо над ним. — Ты должен вернуться!
— Тихо, — яростно прошипел он. Его лицо было бледным от страха. — Тихо. Нет, я не могу! Оставь меня в покое!
— Ты должен это сделать, — сказал я. — Фортхилл здесь, в лагере, он тяжело ранен. А над ним стоит грёбаный ангел смерти. Святому отцу нужна помощь.
Фитц мне не ответил. Он продолжал ползти из цеха, а потом по одному из примыкающих коридоров. Он издал отчаянные, негромкие звуки, как только добрался до двери и вышел из поля зрения Аристедеса.
— Фитц, — позвал я. — Фитц, ты должен сделать что-нибудь. Ты единственный, кто может помочь.
— Копы, — задыхаясь, произнёс он. — Я позвоню в полицию. Они смогут помочь.
Он поднялся и поплёлся вниз, в холл, где, полагаю, был ближайший выход из здания.
— У Баттерса и Дэниэла нет столько времени, — ответил я. — Полицейские получили наводку на сбежавших, и нам ещё повезет, если патрульная машина подъедет через полчаса. Все трое могут уже умереть к тому времени. Твой шеф не станет оставлять свидетелей.
— Вы же чародей, — сказал Фитц. — Почему вы не можете ничего сделать? Я имею в виду, призраки могут вселяться в людей и вещи, правильно? Просто войдите в в Аристедеса и заставьте его спрыгнуть с крыши.
Я помолчал. Потом сказал:
— Послушай, я новичок в этих призрачных делах. Но это так не работает. Даже злобный призрак столетнего чародея, насколько я знаю, может овладеть лишь тем, кто согласится добровольно. Пока я был способен вселяться только в людей, которые были чувствительны к духам, — и они могли вышвырнуть меня в любое время, когда захотят. Аристедес не является ни чувствительным, ни согласным. Меня бы размазало, как жука о лобовое стекло, если бы я попытался забраться в него.
— Господи.
— Если ты захочешь стать добровольцем, я мог бы овладеть тобой, я полагаю. Я не думаю, что у тебя будет право использовать мою силу, и ты всё равно будешь в опасности, конечно, но тебе не придётся принимать решения.
Фитц вздрогнул.
— Нет.
— Хорошо. Это чертовски странно. — Я остановился и перевел дыхание. — И, кроме того... это может быть... неправильно.
— Неправильно? — спросил Фитц.
— Вселяясь в кого-то, ты полностью подчиняешь его себе. Всю его личность. Сотворить такое с кем-то ещё хуже, чем убийство; убийство просто избавит его от страданий.
— А кого это волнует? — сказал Фитц. — Этот тип просто животное. Кого волнует, если с ним случится что-то плохое? Он это заслужил.
— Что неправильно, то неправильно, даже если ты действительно, действительно не хотел ничего плохого, — тихо сказал я. — Я получил это знание трудным путём. Так легко бороться за правое дело, когда тебе это ничего не стоит. И совсем непросто, когда тебя припёрли спиной к стене.
Фитц встряхивал головой всё то время, что я говорил, а его шаг ускорился.
— Я ничего не могу сделать. Я убегаю, чтобы спасти свою жизнь.
Я подавил рычание, чтобы мой голос оставался ровным. Время сменить тактику.
— Парень, ты плохо обдумал ситуацию, —сказал я. — Ты знаешь Аристедеса. Ты знаешь его.
— Какую часть плана убегаю, чтобы спасти свою жизнь я пропустил?
Я хмыкнул.
— Ту, где ты оставляешь своих друзей умирать.
— Что?
— Его репутация сильно пострадала. Ослабла. Как думаешь, сколько времени ему понадобиться, чтобы сменить всю твою команду?
Шаги Фитца замерли.
— Сегодня они видели его слабым. Чёрт, он пострадал достаточно сильно, чтобы остаться калекой на всю жизнь. Как ты думаешь, что он сделает с теми, кто видел его поверженным? Теми, кто видел его окровавленным и размазанным по полу?
Фитц склонил голову.
— Звезды и камни, парень. Когда ты показал признаки независимости, он был настолько напуган, что отправил тебя на верную смерть. Как ты думаешь, что он сделает с Зеро?
Фитц не отвечал.
— Если ты сбежишь сейчас, — сказал я спокойно, — тогда будешь бегать всю оставшуюся жизнь. Это перепутье. Место, где определится твоя жизнь. Здесь. Сейчас. В этот момент.
Его лицо исказилось, как если бы он испытывал сильную боль. Он всё ещё не ответил.
Я хотел бы положить руку ему на плечо, дать ему утешение человеческого прикосновения. Но всё что я мог сделать, это смягчить мой голос насколько это было возможно.
— Я знаю, о чем говорю, парень. Каждый раз, когда ты окажешься один в темноте, каждый раз, когда будешь проходить мимо зеркала, ты будешь вспоминать этот момент. Ты увидишь, кем ты стал. Ты будешь либо тем, кто сбежал, пока его команда и три хороших человека умирали, либо тем, кто выстоял и предпринял что-нибудь.
Фитц сглотнул и прошептал:
— Он слишком силён.
— Прямо сейчас — нет, — ответил я. — Он повержен. Он не может ходить. У него действует только одна рука. Если бы я не думал, что у тебя есть шанс, я бы сказал тебе бежать.
— Я не могу, — прошептал он. — Я не могу. Это нечестно.
— В жизни зачастую так, — произнёс я.
— Я не хочу умирать.
— Хех. Никто не хочет. Но все умирают.
— Это должно быть смешным?
— Может быть немного иронично, учитывая источник. Послушай, мальчик. Единственное, что имеет значение — это ответ на вопрос: «Каким человеком ты хочешь быть?».
Он медленно поднял голову. Я понял, что он может видеть своё отражение в стекле офисной двери.
Я стоял за ним, глядя него и вспоминая, с чувством иррационального недоверия, что когда-то был не выше мальчика.
— Каким человеком, Фитц? — тихо спросил я.
Глава тридцать девятая
Когда я столкнулся с моим старым наставником, я сделал это с только что сделанным жезлом и губительным посохом в руках, с древними силами Вселенной наготове, и со словами власти на языке.
У Фитца было больше отваги, чем у меня, когда я был ребёнком.
Он пошел навстречу своим демонам безоружным.