Гибель князя Рогволода в битве при Бравалле временно ослабила и Любшу (Словенск). Несколько лет потребовалось сыну Рогволода Буривою на восстановление сил княжества. Сигурд не мог помочь своему племяннику, поскольку был занят укреплением своей власти над Данией и Швецией. Только около 780 года словенам удалось отбить у кривичей Ладогу и развернуть наступление на юг и запад. Именно тогда словене дошли до Плескова, названного ими Псковом, а Изборск, видимо, был вынужден вступить в союз с словенами и обратить свою энергию против чуди на запад. Постепенно, местные кривичи ассимилировались словенами, все время потихоньку прибывавшими из Поморья. Ильменская Русь стала самой мощной силой на севере Восточной Европы.
Но самым важным было открытие тогда словенами знаменитых торговых путей. Заслугой варягов-словен стала организация именно межконтинентальной торговли с Востоком и Византией.
13. Торговые пути и критика норманизма
Именно тогда, по данным археологии, началась активная денежная, а не бартерная торговля словен с Арабским халифатом. Находясь под прикрытием мощных стен Любши, никак не защищенная Ладога стала центром этой торговли. От Ладоги начинались два торговых пути: «из варяг в греки» и «из варяг в персы», то есть в Византийскую империю и Арабский халифат. Очень быстро они стали главными европейскими торговыми путями и варяги, которые их контролировали, стали стремительно богатеть. Ладожское, Онежское озера и озеро Ильмень тогда были больше нынешних своих размеров, и реки больше и глубже, поэтому проход по ним на ладьях особой трудности не представлял. Мелководны были Нева и Волхов, но Неву все же можно было пройти, а на Волхове была построена целая система пристаней и волоков с хорошей охраной. Эта система сейчас изучена и свидетельствует о том, что никакая шайка скандинавских разбойников никогда не смогла бы пробиться по Волхову на юг. Кстати, среди множества находок остатков русских ладей в Любше, Ладоге и других местах русского севера, нет ни одного скандинавского корабля. Давно уже пора забыть об ушлых викингах-цивилизаторах, исходивших все русские реки и моря и научивших русов жить.
Тем более, что сами скандинавы никогда и нигде не рассказывали, и не описывали такое несомненно великое дело, как прокладывание путей «из варяг в греки» или «из варяг в персы», и создание Русского государства. Ни в одной саге или хронике нет истории о Рюрике и призвании варягов, хотя там описывается завоевание едва ли не каждой деревни от Ирландии до Франции, от Италии до Северной Америки. Как же так? Скандинавские скальды «проспали» самое великое свершение своих соплеменников? Извините, не верю! Просто скальды были честнее основателя норманизма Петра Петрея и его подлых или неумных последователей. Они не пели о том, чего не было. Они не игнорировали и не забывали Русь и славян, и описывали важнейшие случаи контактов с ними, но среди этих контактов нет создания Русского государства и торговых путей, нет рассказов о массовом переселении скандинавов на Русь. Более того, в сагах, в общем-то, прямо указывается время, когда викинги впервые появились на Руси. Это было при Владимире Крестителе и в первой партии наемников викингов было всего два человека. Удивительная скромность скандинавов в отношении Руси просто поразительна, ведь они безудержно хвастаются по любому поводу. Исключение составляет, может быть, только совершенно сказочная «Сага об Одде Стреле».
Массово же викинги начали попадать на Русь только при Ярославе Мудром, женившемся на шведке Ингигерд. Вот это и имеет в виду каждый норманист при рассказе об истории Древней Руси, но всегда умалчивает время распространения викингов на Руси. А ведь это есть прямой подлог. К тому времени Новгородская Русь существовала уже более полутораста лет.
Михаил Серяков справедливо указывает: «Скандинавские саги не только ничего не говорят о призвании Рюрика, но даже не знают его имени. Более того, они не знают и остальных древнерусских князей вплоть до Владимира Святославича. Лучше всего они знают женатого на шведской принцессе Ярослава Мудрого, однако ни разу не говорят о родстве русских правителей со своими конунгами. В «Саге об Олаве Святом» есть чрезвычайно показательный эпизод. Когда Олав Харальдссон, будущий Олав Святой, бывший конунгом Норвегии в 1014–1028 гг., после своего изгнания жил на Руси при дворе Ярослава Мудрого, тот, согласно Снорри Стурлусону, предлагал ему остаться и стать правителем Булгарин. Не зная, на что решиться, Олав Харальдссон пребывал в тяжелых раздумьях, и во сне ему явился Олав Трюггвасон, укоривший его за то, что тот хотел остаться на Руси «и получить владения от иноземных конунгов, которых ты совсем не знаешь». Согласно сагам, сам Олав Трюггвасон воспитывался на Руси при дворе Владимира Святославича. Очевидно, что жившие при русском дворе оба Олава вряд ли оставались в неведении о родословной своих благодетелей. Сам Ярослав относился к четвертому поколению Рюриковичей, а скандинавские саги подчас перечисляют десять и более поколений предков своих героев. Та же «Сага об Олаве Святом» упоминает генеалогию скандинавских правителей Оркнейских островов. Очевидно, что если Снорри Стурлусон старательно перечисляет родословную незначительных оркнейских ярлов, то тем более он должен был указать родословную правителей огромного Древнерусского государства, в котором жил герой саги, имей она хоть какое-то отношение к скандинавским конунгам. В этом отношении характеристика русских князей как иноземных и неизвестных конунгов и отсутствие не только в этой, но и в других сагах даже малейшего намека на родство Рюриковичей со скандинавами, более чем показательны. С учетом всего этого, маниакальное стремление доказать скандинавское происхождение Рюрика вопреки прямому и недвусмысленному указанию жившего на Руси в XI в. и лично знавшего ее правителя скандинавского конунга, сохраненному скандинавской же средневековой традицией, красноречиво свидетельствует о том, что норманисты при этом преследуют какие угодно цели, но только не поиск исторической истины».
Вот образчик норманистского бреда, выданный археологом Е.Н. Носовым: «как только поток серебряной монеты хлынул в Восточную Европу, скандинавы, стремясь овладеть им, стали проникать вглубь территории по основным водным магистралям… скандинавские устремления на Западе и на Востоке Европы значительно различались. На Востоке среди лесов и болот грабить было почти нечего; для того, чтобы разбогатеть, надо было принимать участие в посреднической, торговой и контрольной деятельности, а для того, чтобы это увенчалось успехом, следовало интегрироваться в состав местного общества и его социальные верхи»[41].
Ну, вот как Носову видится этот процесс физически? Прослышав об арабском серебришке, банда викингов-руотси на одном, двух драккарах прибывает на Русь. И как они «проникнут» по водным магистралям вглубь территории? Ну, как? Прорвутся с боем на один дневной переход? Допустим. А дальше что? Той же ночью их вырежут местные словене или чудины. А не той же, так следующей. Пройти по рекам Руси викинги не смогут никак от слова «никак». Даже если соберут 100/500 драккаров. А как они интегрируются в социальные верхи славянского общества? Кто их туда пустит. Вспомним Средневековый Новгород, член Ганзы. Какие викинги или немцы там были интегрированы в верхушку города-республики? Какие немцы там осуществляли «контроль»? Какие викинги или немцы там свободно ходили по новгородским маршрутам? Никакие. Они, как положено, сгружали свои товары на границе и продавали там же новгородцам, а те уже с наценкой продавали их на Руси. Пусть господин Носов назовет хоть один пример интегрированности викингов в верхи русского общества. Свенельд? Мы ничего не знаем о его происхождении, кроме того, что сына его звали Лют, чисто по-славянски. Кто еще? Купцы-послы с неславянскими именами. А причислялись ли они к верхам? Кто из них стал князем или боярином?
И последнее. Что значит «нечего было грабить» на Востоке? А зачем же туда так рвались ваши руотси? По нескольку тонн серебра в год шло по Руси, а викингам грабить нечего? А пушнина, а оружие, кони, рабы, мед, воск и т. д.? Да если бы викинги могли, они бы все вместе торчали каждое лето у входа в Неву, чтобы получить контроль над русской торговлей. А они этого не делали. Почему? И почему подавляющая часть серебра оставалась на славянских землях?
Таким образом, именно южнобалтийские словене, а никакие не викинги закрепились в Восточной Европе. Они заключили союз с Русским Каганатом в Причерноморье, где жил родственный им народ и взяли под контроль большую часть тогдашней западноевропейской торговли. Ведь южный маршрут по Средиземноморью был закрыт арабами.
Восток и Византия нуждались в товарах Северной Европы, а Европа — в серебре, золоте, вине, пряностях, тканях и оружии Востока.
До конца VIII века торговля с Востоком была, в основном, бартерной. Деньги брались, главным образом, в качестве элемента ювелирных изделий, например, монисто, и в качестве драгметалла.
Древнейший из известных кладов восточных монет найден на островке Карсиборе около Волина и датируется 698 годом.
Очень древние клады середины VIII века найдены именно в районе балтийского Рерика.
Большой Калининградский клад из 150 монет датируется 746 годом.
770-780 годы дают в целом 49 монет.
Первый клад серебряных дирхемов в Ладоге датируется по самой молодой монете 786 годом. Он состоит из 28 целых и 3 разрубленных аббасидских монет Багдадской чеканки.
В 1809 году на берегу Ладожского озера в 12 верстах от устья Волхова крестьянин нашел целую бочку серебра. Он сдал властям почти 115 кг дирхемов (примерно 38 тысяч штук), но сдал не все, поскольку вскоре выкупился из крепости и открыл предприятие в Тихвине. Сейчас предполагают, что крестьянин нашел Любшанскую казну. Самая поздняя монета клада датируется 805 годом.
В конце VIII века приток арабского серебра резко возрастает. В результате активной торговой деятельности славян и русов, арабское серебро не только становится основной денежной единицей Северной и Восточной Европы, оно становится основой бурно развивающейся экономики этих регионов. Объем оборота дирхемов поражает воображение. Анализ монетных кладов позволяет утверждать, что общее количество денежных средств, поступивших из арабских стран в обмен на северо- и восточноевропейские товары, достигало 1,5 млрд, дирхемов. Почти две трети этой суммы оставалось в обращении Древней Руси, примерно треть поступила на Балтику.