Der Ausbruch wilder Auerhahnsbrunst
Heisst, zum Exempel-Balzen.
Tut eben das mit Schwabenkunst
So heisst die Sach e-walzen.
(Взрыв дикой страсти тетерева называется, например, токованьем. Но сделайте то же самое с швабским искусством и дело получит название – вальса).
С половины XVIII столетия Париж сделался высшей школой рафинированной хореографической проституции, достигшей апогея своего развития во время директории и второй империи. Начиная с «Bals de Bois» (1740) и кончая современным «Bal Tabarin», все эти Tivoli, Ruggieri, Pavilion d’Hanovre, Paphos, Jardin de l'Hermitage.[410] Mabille, Closerie des Lilas, La Chaumiere, Bullier,[411] Moulin Rouge, Moulin de la Galette, Jardin de Paris в достаточной мере характеризуют вид и объем этой формы художественной проституции, которая отсюда перешла во многие другие столичные и провинциальные города западной Европы. Даже чопорный Лондон имел между 50-ми и 80-ми годами прошлого столетия свои «Argyll Rooms», «Cremorne Gardens», «National Assembly Rooms», «Portland Casino» и др., как общественные биржи проституции. То же мы видим в Берлине, Гамбурге, Вене, Будапеште, Петербурге и т. д. Такие названия, как «Бальный зал», «Орфеум», «Танцкласс», «Palais de danse» и т. д. не менее ясно обозначают эту категорию учреждений, чем более соблазнительные названия, вроде «Amorsale» «Blumensale», «Аркадия» или «Bacchushalle».
Какая тесная связь существует между танцами и проституцией даже и в настоящее время, доказывает, например, интересное сообщение русского врача, доктора Архангельского в 1897 г. на петербургском конгрессе по борьбе с сифилисом. Он сообщил, что в городе Туле, известном своими оружейными заводами и серебряными изделиями, нет танцевальных школ и что молодые люди обоего пола посещают публичные дома, чтобы мучиться танцами.[412] Аналогичные явления встречаются также в Петербурге и Москве.[413]
Наконец, эту старинную связь доказывает также известная» танцующая походка» проституток во время ходьбы на улице, подражание ослабленным плясовым движениям, причем всего больше бросаются в глаза своеобразные сладострастные покачивания бедер – движения, по которым еще и теперь безошибочно можно узнать проститутку и на которые намекает известная венецианская поговорка:
Donna, cui comminando il cul’traballa
Se puttananon e, proverbio falla.
Такую же значительную роль, как в гетеросексуальной проституции востока, танцы играют, впрочем, и в гомосексуальной проституции восточных стран. В большинстве случаев этим видом проституции занимаются мальчики-танцоры с длинными, выхоленными, надушенными волосами. Они употребляют белила и румяна и разрисовывают свои веки совершенно как танцовщицы. Танцоры эти расхаживают по кофейням и при желании их можно вызывать в частные квартиры. У них есть кастаньеты и женские костюмы, и танцы их заключаются в похабных, весьма развратных движениях. Очень богатые люди сами содержат таких мальчиков, которые в Турции часто греческого, а в Персии – грузинского происхождения.[414] По-арабски их называют «Коwal» (Chauwal).[415] Малътцан[416] говорит о них:
«Обычай «Chauwai» процветает там теперь, как и раньше. Число их отнюдь не сведено до 300, как говорит Абу. Существа эти действительно представляют нечто ужасающее. Часто это рослые, даже уже не молодые парни; они носят женское платье, красятся и белятся и исполняют эротические танцы, которые могут возбуждать, если их исполняют женщины, но здесь они внушают только отвращение. Мне рассказывали об одном жреце этого порока, патриархе сводничества, который царит в кофейнях предместья Александрии, расположенных по абассийской дороге. За деньги он соблазняет и сводит детей даже из лучших фамилий, и вообще способен в своей сфере на невероятные вещи».
Блейбтрей[417] видел «трех красивых мальчиков в длинных сюртуках, украшенных разноцветными лентами, которые танцевали под пронзительную музыку. Двое из них изображали женщин, а третий бешено бросался из стороны в сторону, попеременно обращаясь то к одному, то к другому из двух остальных».
Карстен Нибур[418] сообщает: «В некоторых греческих винницах Галаты, которые часто посещаются развратными турками, я видел танцующих мальчиков, особенным образом одетых. Христиане, поощряющие магометан к такого рода удовольствиям и к вытекающему отсюда пороку, предлагая им своих невинных единоверцев, несомненно заслуживают, чтобы их считали даже ниже цыган».
Хореографическая мужская проституция еще и теперь существует в турецких городах, где в праздничные дни можно видеть даже на улицах мальчиков, одетых в роскошные женские одежды, в фальшивых волосах; они поют, пляшут и завлекают мужчин. Еще и теперь такие мальчики с бледными, худыми лицами, в широких, вышитых золотом шароварах, готовы к услугам посетителей кофеен низшего разряда города Галаты.[419]
Быть может, даже более чем в классической древности и на магометанском Востоке, тесная связь между проституцией и артистической любовью сказывается в Китае и Японии. В особенности в Японии проституция и по это время, главным образом, подчеркивает эстетическую сторону и до такой степени переполнена артистическими элементами, как ни в какой другой стране. «Воспитание для профессии гетеры», т. е. возможно законченное эстетическое развитие всего человека, в смысле внешней манеры держать себя и художественной деятельности, нигде не стало в такой степени правдой жизни, как здесь. С этим равно согласны и старые, и новые наблюдатели. Этим объясняется также, почему общение с проститутками составляет там жизненную необходимость для мужчин. Оно переносит их на время в более свободную атмосферу и дает возможность забыть гнет будничной обстановки. Уже старый Кемпфер[420] сообщает, что публичные дома посещаются в Японии не многим менее чем храмы.
Во времена Кемпфера (конец XVII столетия) бордельный квартал заключал в себе самые красивые дома города Нагасаки. Все они служили местом жительства исключительно для проституток, которые почти все отличались красотой. «Девушки покупаются еще в детстве за приличную сумму на известное число лет (приблизительно от 10 до 20) и живут на иждивении богатого хозяина дома, по 7-30 человек взрослых и детей в одном доме. Они все имеют очень удобные комнаты и ежедневно обучаются танцам, игрена разных музыкальных инструментах, писанию писем и другим, подобающим их полу и способствующим развитию сладострастия искусствам. Младшие из них являются служанками и в то же время ученицами старших и более опытных. По мере того, как они приобретают известную ловкость и обходительность в обращении, как на них увеличивается спрос, и они приносят больший доход своему хозяину, их повышают рангом, вводят в лучший круг клиентов, и цена их возрастает, но деньги получает только сам хозяин».[421]
Иошивара в Токио была в то время «местом свидания модного света.[422] Мечтой всех лучших мужчин было испытать любовь «Taуu», самой знатной представительницы этих проституток.[423] У каждой такой «Taуu» было несколько «kamuros», девочек, которых она обучала всем искусствам проституции, «150 правилам приличия», косметике, «элегантной и влюбленной мимике», искусству очаровывать мужчин.[424] С этой бордельной частью города издавна тесно связаны «Hokan» и «гейши», певцы, танцоры, музыканты и танцовщицы.[425] Гейши нередко сами не принадлежат к проституткам, но тем не менее поддерживают тесную связь с кварталом куртизанок. Вся его обстановка со всей пестрой роскошью цветов так художественна, оставляет такое эстетическое впечатление, что восхищение некоторых европейских авторов этой красивой внешней стороной японской проституции понятно, хотя при взгляде на закулисную сторону многое можно было бы увидеть в другом, более мрачном свете. Эта оговорка необходима к словам Брунхубера,[426] что Иошивара не оскорбляет, а, наоборот, обогащает область эстетики. Внешняя форма проявления японской проституции действительно так далека от европейской, как небо от земли. В доказательство мы приведем описание Брунхубера, относящееся к 1907 г.:
«Через ворота, обвитые зеленым рисом, украшенные разноцветными флагами всех национальностей – тонкий намек – мы вступаем на широкий бульвар, открытый только для пешеходов. Посреди его разбиты клумбы цветущих, ароматных кустов, на верхушках которых качаются всех цветов лампочки. Здесь открывается восхитительная, далекая перспектива. По обеим сторонам – ярко освещенные магазины и чайные, мимо которых тянется многолюдная толпа пестро одетых людей. Взор останавливается на бесконечно тянущихся цветущих рощах, густо краснеющие цепи которых прерываются местами светящимися белыми световыми дугами. Это преддверие к храму любви. Нигде в мире расточительная, легкомысленная богиня чувственного наслаждения не воздвигла себе более роскошного и более чувственного храма, чем в Иошиваре.
Достаточно одного взгляда, чтобы картина этого экзотически-прекрасного мира никогда не исчезла из наших воспоминаний. Но стремление описать словами этот неизмеримый, ослепительный блеск, этот отливающий всеми красками покров опьяняющего наслаждения жизнью – напрасный труд!