[314] была положена советская традиция: все вопросы по требованию любого из наркомов могли быть перенесены из Распорядительного заседания СТО на пленарное. Равно как и традиция партийная: еще в 1918 г. в высшем руководстве РКП(б) было установлено, «все вопросы, затронутые в Бюро [ЦК]», по требованию любого цекиста могли быть перенесены «на пленум ЦК»[315]. Полномочия Распорядительного заседания Совета труда и обороны расписаны в «Наказе» более детально, нежели Малого СНК[316]. Несомненно, это было связано с тем, что место последнего органа в системе государственных учреждений Советской России уже было определено не только декретами, но и достаточно длительной практической деятельностью, работа же Распорядительного совещания СТО РСФСР как оперативного органа, созданного совсем недавно, подлежала более серьезной регламентации. Важно подчеркнуть, что смету СТО РСФСР утверждал Большой Совнарком[317].
Передача наркомами постановлений Совета труда и обороны на перерешение в СНК РСФСР имела место, хотя и крайне редко. Как это часто бывало в рутинной деятельности советских партийных и государственных органов, в роли бузотера выступал главный большевистский эксперт в области внешней торговли Л. Б. Красин[318], однако, как мы увидим в дальнейшем, во времена т. н. коллективного руководства желание отстаивать постановления Совета труда и обороны в СНК у этого ленинского наркома пропало.
Даже временное отсутствие В. И. Ленина позволяло его наркомам и их заместителям вести себя, мягко говоря, некрасиво по отношению к председательствующим на заседаниях Совнаркома. Я. М. Свердлов, по воспоминаниям В. Д. Бонч-Бруевича, «всегда допускал четверть часа возможного опоздания»[319]. Очевидно, именно такое опоздание и стало для руководства партии и государства академическим, хотя В. И. Ленин опоздания не терпел в принципе. А. Д. Цюрупа 24 января 1922 г. прибег к старому, проверенному способу призвания наркомов к порядку, первым же пунктом повестки рассмотрев вопрос «Об опоздании членов СНК на заседания СНК» и навязав решение «Сообщить в През[идиум] ВЦИК, что на заседание […] из числа голосующих членов СНК вовремя явились только тт. Цюрупа, Яковенко, Фрумкин, Емшанов и Леплевский, остальные же, а именно: Довгалевский, Курский, Богданов, Склянский, Семашко, Литкенс, Покровский, Лежава – запоздали не менее чем на 20 мин., а представитель НКФина не явился вовсе, чем задержали открытие СНК»[320]. Э. М. Склянский учился у подлинного мэтра – Л. Д. Троцкого (недаром оба из Наркомата по военным делам), который отнюдь не отличался педантизмом: мог запросто опоздать на ответственное собрание, а потом свалить всю вину на неких «виновников»[321], не существовавших в природе. Однако даже традиционно недисциплинированный Э. М. Склянский, который опоздания на правительственные заседания и получение ленинских «надраний» сделал традицией, так не распоясался, как руководство финансового ведомства: уже 17 марта 1922 г. СНК был вынужден «… поставить на вид Наркомфину систематические запаздывание на заседание СНК» и как следствие «…задержку обсуждения вопросов»[322]. Коллегия Наркомата финансов РСФСР продолжала игнорировать заседания правительства и доигралось до того, что 4 апреля 1922 г. А. И. Рыков, первым же пунктом поставив в СНК вопрос «Об отсутствии на заседаниях представителя Наркомфина», провел поручение себе самому выяснить причину отсутствия и проведение в жизнь наложения дисциплинарного взыскания. В протоколе заседания было специально зафиксировано: «Копию расследования представить т. Ленину»[323], которого наркомы боялись сильнее, чем всех заместителей председателей СНК и СТО РСФСР, вместе взятых. Все бы было хорошо, если бы 13 июня 1922 г. в числе опоздавших членов Совнаркома не оказался бы сам А. И. Рыков[324]. Если бы не педантизм вождя, самое место было бы припомнить старинную пословицу о том, что рыба гниет с головы.
В начале 1922 г. у В. И. Ленина появился серьезный повод для вмешательства в кадровую политику как партийного, так и советского аппарата – необходимость сформирования делегации для архиважных переговоров в Генуе. 6 февраля он составил и направил в Политбюро следующий проект директивы ЦК РКП(б): «Не утверждая списка экспертов (т. е. не передоверяя решения этого вопроса Оргбюро и Секретариату. – С.В.), ЦК предлагает кандидатам, внесенным в него, в недельный срок представить конспект программы и тактики (по вопросам, входящим в компетенцию данного эксперта) всей Генуэзской конференции. Все наркомы обязаны дать в два дня письменные отзывы и ручательства о своих кандидатах в эксперты. Если эксперты осрамятся в Европе, отвечать будут и они, и наркомы»[325]. С 1919 г. Оргбюро занималось подбором и расстановкой партийных кадров, однако в советско-хозяйственном аппарате решающее слово по-прежнему оставалось за вождем мировой революции, который снова и снова убеждался: его наркомы действуют по-прежнему кустарнически и топорно. Ленин сделал выводы и всерьез занялся реорганизацией правительственной работы.
15 февраля 1922 г. В. И. Ленин, признав правоту аргументов А. Д. Цюрупы, предложил ему заручиться согласием Политбюро и начать сокращение Малого СНК – правда, не до шести человек, включая председателя, а до восьми, поскольку помимо пяти представителей ведомств он рассчитывал на двух вневедомственных членов. Кроме того, вождь считал необходимым ассигнования, предусмотренные сметой, утверждать в НКФ и НК РКИ РСФСР, а в Малом СНК – только в порядке обсуждения[326]. Начать работу Ленин посоветовал с выработки письменных указаний и получения отзыва председателя Малого СНК и постановления Политбюро, а также разработки нового Положения о Малом СНК. Ленин еще раз уточнил у Цюрупы, не следует ли, дополнительно урезав компетенцию комиссий СНК и СТО РСФСР (Совет труда и обороны вождь в качестве комиссии, видимо, не воспринимал сам), сосредоточить «всю» работу в руках заместителей председателя Совета народных комиссаров и Совета труда и обороны[327].
20 февраля 1922 г. В. И. Ленин в очередном письме А. Д. Цюрупе «О работе по-новому»[328] помимо уже привычных инструкций о разгрузке Большого СНК и СТО РСФСР от второстепенных вопросов дал и действительно новые: 1) Цюрупе «часть членов Малого СНК и его аппарата, а равно и аппарата Управ[ления] дела[ми] СНК взять […] под личное командование для проверки фактического исполнения (Вы поручаете такому-то: съезди, посмотри, прочти, проверь, ты ответишь за ротозейство)»; Цюрупе и Рыкову два часа в сутки уделять личной проверке работы, а именно: «вызывать к себе (или ездить) не сановников, а членов коллегий и пониже, деловых работников наркомата […] – и проверять работу, докапываться до сути, школить, учить, пороть всурьез. Изучать людей, искать умелых работников. В этом суть теперь (Сталин выдвинул лозунг «Кадры решают все!», как известно, только 13 лет спустя, в 1935 г., в неофициальном порядке – чуточку раньше. – С.В.)»[329]. «Все приказы и постановления – грязные бумажки без этого», – разъяснял вождь. Предлагая Цюрупе высказать свои соображения, Ленин писал: «Обдумаем, посоветуемся с членами ЦК (чтобы в очередной раз не получить обвинение в бланкизме. – С.В.) и поскорее (пока цекисты не опомнились. – С.В.) закрепим такую или иную программу»[330]. В случае легализации большевистским ЦК ленинского замысла советское правительство вновь стало бы дееспособным властным центром. По мере того как здоровье вождя ослабевало, он все более цепко держался за советско-хозяйственную альтернативу Политическому бюро как властному центру.
В тот же день, 20 февраля, А. Д. Цюрупа направил В. И. Ленину проект директивы Малому СНК, составленный на основе указаний председателя Совнаркома от 15 февраля[331]. На этом проекте в тот же день или на следующий день Ленин написал Цюрупе: «Советую до четверга взять краткие отзывы всех наркомов и всех членов Малого СНК. / Особым дополнительным постановлением» главной задачей Малого СНК поставить «строгое наблюдение за тем, чтобы наркоматы»: 1) соблюдали законы; 2) не уклонялись от ответственности, перенося без надобности тьму лишних вопросов на решение Малого СНК, а решали вопросы сами, под своей ответственностью или по соглашению двух и более наркоматов в общем порядке; 3) осуществляли проверку законности, целесообразности и быстроты отдельных распоряжений и действий наркоматов; вели «борьбу с бюрократизмом и волокитой путем такой проверки и неуклонного сокращения числа чиновников»[332]. Полученные вдогонку рекомендации Цюрупу не устроили, и он написал Ленину: «Владимир Ильич! Мне кажется, Ваша поправка (дополнение) к проекту директивы о Малом СНК сведет на нет всю затею. Если ему (Малому СНК – С.В.) поручить строгое наблюдение за соблюдением законов наркоматами и проверку законности, целесообразности и быстроты действий наркоматов, то он всех затормозит, все поставит вверх дном и прямо-таки будет способствовать застопорению работы. Подумайте, сколько он разошлет запросов, сколько потребует ответов, докладов […] и т. д.! Это ему раскрывает безмерное “поле деятельности”. Я думаю, он всю советскую махину (и без того плохо работающую) поставит на холостой ход. Наблюдение и проверку нужно осуществить, но не через Малый СНК»