История противостояния: ЦК или Совнарком — страница 31 из 98

. С точки зрения риторики потому, что, в отличие от Л. Б. Каменева, Г. Е. Зиновьев не вникал в хозяйственные вопросы: их решением занимались совершенно другие люди. Отметим, что Г. Е. Зиновьев, называвший себя на партийных форумах «литератором», считал себя прежде всего большевистским организатором. Когда во 2-й половине 1920-х гг. один из деятелей сталинско-бухаринского руководства поинтересовался, получал ли Зиновьев гонорары в Государственном издательстве, последний четко указал: «За все годы революции я не получал ни копейки ни в Госиздате, ни в других издательствах – ни в Питере, ни в Москве, ни в других городах. Равным образом не получал ни копейки ни в “Правде”, ни в “Известиях”, ни в Москве, ни в Питере, ни в провинции. Равным образом не получал ничего от заграничных издательств и газет. За последний год я разрешил близким друзьям взять несколько тысяч рублей из Госиздата. Надлежащая часть этих денег была внесена в партийную кассу взаимопомощи в Питере. Из остальной суммы львиная [доля] пошла на помощь товарищам, попавшим в особенно трудное материальное положение в связи с высылками из Питера и оставлением их на долгий срок безработными»[590].

По заявлению К. Б. Радека на XII съезде РКП(б) 1923 г., Л. Б. Красин дал «Центральному комитету бой по двум пунктам. Первый пункт – строительство центральных [учреждений] партии, второй пункт – конкретная политика партии. Тов. Красин ставит вопрос так: нужны ли в ЦК люди, которые воплощают хозяйственный опыт партии? Товарищи, кто должен этих “хозяйственников” назначать? Я думаю, что если бы “хозяйственники” сами назначали своих цекистов, то многие товарищи, которые считают, что они воплощают этот хозяйственный опыт, не попали бы в ЦК из курии хозяйственников»[591]. Собственно говоря, это было обвинение Л. Б. Красина в создании условий для вырождения диктатуры РКП(б).

Видный большевистский теоретик Е. А. Преображенский, обвинив Л. Б. Красина ни больше ни меньше как в усилении «антипартийных тенденций среди хозяйственников», выдвинул собственный проект реорганизации работы Политбюро – «перейти на систему комиссионной работы»[592]. Это предложение, хоть его на съезде никто и не поддержал (партийные бонзы прекрасно помнили, что над комиссиями Политбюро «много издевался»[593] вождь мировой революции), очень скоро провел в жизнь И. В. Сталин, поскольку комиссии, «дублировавшие работу» соответствующих государственных органов, действительно позволяли Политбюро по-настоящему руководить советским строительством в условиях, по определению В. В. Куйбышева, «бешеных»[594] темпов развития производительных сил.

В качестве третьей ликующей силы выступил старый вциковец Л. С. Сосновский, хлебнувший в марте 1919 г. совнаркомовской критики за своего покойного шефа Я. М. Свердлова. Л. С. Сосновский выразил удовлетворение «пренебрежительным отношением» Л. Б. Красина «к газетчикам, литераторам и политикам», поскольку сам он, «наконец, […] очутился в хорошей компании с газетчиками Лениным, Зиновьевым, Троцким и, вообще говоря, с газетчиками из Политбюро»: раньше «приходилось один на один воевать с […] наркомами вроде Красина, Лежавы и многими другими»[595]. Само по себе выступление Сосновского показательно: дискуссия о взаимоотношениях ВЦИК и Совнаркома была снята с повестки дня, однако неприятный осадок от нее у старых партийных «демократов» из руководства советского парламента остался очень надолго.

Резолюция «По отчету ЦК РКП» содержала предостережение Л. Б. Красину и его коллегам, причем формулировка была прямо оскорбительна для старых большевиков-практиков, которым осточертел диктат литераторов-дилетантов: «Противопоставление Советского государства […] диктатуре партии является ныне главнейшим агитационным орудием всех врагов нашей партии и принимает в их руках явно контрреволюционный характер. Но этот же ход мыслей принимает и другие формы, – формы доброжелательной “критики” политики нашей партии “слева” или “справа” (в виде попыток увеличить “независимость” советских и хозяйственных органов от партии), – иногда не встречающие достаточно решительного отпора в рядах нашей партии, особенно среди ее молодых и недостаточно партийно-воспитанных (? – С.В.) элементов»[596]. Этой высокомерно-покровительственной, откровенно бестактной и попросту враждебной характеристикой высшее руководство РКП(б) и голосовавшее за него стадо большевистских избирателей оскорбило не только Красина и его коллег, но и самого Ленина, чье тело находилось на коляске в Горках. Ленинские основы функционирования системы политических органов в условиях временного экономического отступления были растоптаны и преданы забвению. Дорога партийному диктату была открыта, однако наличие в руководстве советско-хозяйственного аппарата видных большевистских деятелей не позволяло Сталину и его Секретариату надеяться на легкую и быструю победу. Впрочем, за годы Гражданской войны Сталин, вскипавший по любому поводу, приобрел главное качество в борьбе за власть – терпение. Особенное впечатление на него, как и на других видных деятелей РКП(б), произвела, очевидно, безвременная кончина в марте 1919 г. относительно молодого человека, рискнувшего называть себя «Председателем ЦК РКП» в ленинской партии. Свердловские останки из кремлевской могилы бились в грудь будущему Хозяину.

У Красина и Лежавы сотоварищи шансов на победу на съезде не было никаких. Резолюция, предложенная не «литератором» из Политбюро – ее настоящим автором Г. Е. Зиновьевым[597], а членом Президиума и одним из руководителей Организационной секции съезда М. М. Харитоновым, была утверждена. Во вступлении вроде бы говорилось, что «XII съезд подтверждает к неуклонному исполнению резолюции предыдущих съездов о необходимости точного разделения труда между партийными и советскими организациями, о лучшей специализации хозяйственных и административных работников в каждой отрасли работы, о строгом соблюдении принципа личной ответственности за порученное дело. XII съезд подтверждает решение XI съезда о том, что “парторганизации сами разрешают хозяйственные вопросы лишь в тех случаях и в той части, когда эти вопросы действительно требуют принципиального решения партии”[598]»[599]. Однако далее все шло наперекор курсу, взятому в 1922 г. В. И. Лениным: «…съезд предостерегает против слишком расширительного истолкования упомянутых решений, могущего создать политические опасности для партии. В переживаемый период РКП руководит и должна руководить всей политической и культурной работой органов государственной власти, направляет и должна направлять деятельность всех хозяйственных органов республики»[600]. Такая «трактовка» ставила ленинскую конструкцию с ног на голову. «Задача партии, – пояснялась далее, – не только в том, чтобы правильно распределить своих работников по отдельным отраслям государственной работы, но и в том, чтобы во всем существенном определять и проверять самый ход этой работы. […] Систематически привлекая к хозяйственной и общегосударственной работе все, что есть ценного среди беспартийных рабочих и крестьян, партия вместе с тем не может ни на минуту забыть, что главная ответственность за работу хозяйственных и общегосударственных органов лежит на РКП, ибо она одна исторически призвана быть действительным проводником диктатуры рабочего класса. Еще ближе к хозяйству, еще больше внимания, руководства, сил хозорганам, – таков лозунг партии на ближайший период»[601]. Л. Б. Красин потерпел полное фиаско, однако определенное политическое значение у советско-хозяйственного аппарата, который формально все еще возглавлял В. И. Ленин, оставалось, тем более в резолюции «О промышленности» было зафиксировано главенство СТО СССР в народнохозяйственном механизме: не предопределяя основных форм координации деятельности трестов и синдикатов в плане производства и торговли, съезд установил, что «…систематическое изучение накопляющегося в этой области опыта и выработка практических методов согласования промышленной и торговой деятельности представляют собой жизненную задачу, разрешение которой возможно только при постоянном координировании усилий ВСНХ, Наркомвнешторга, [Нар] комвнуторга и при активном участии Госплана под общим руководством Совета труда и обороны»[602]. Однако насущной задачей СТО СССР признавалась «правильная организация государственной проверки промышленной калькуляции и торгово-промышленных балансов»[603], что создавало предпосылки для серьезного ограничения полномочий Совета труда и обороны, сдачей позиций этого Совета перед Госпланом.

Скрытый удар по советско-хозяйственному механизму содержался и в отдельных пунктах резолюции XII съезда РКП(б) «По национальному вопросу». Так, партийный форум постановил пресечь «… стремление некоторых ведомств РСФСР подчинить себе самостоятельные комиссариаты автономных республик и продолжить путь к ликвидации последних»[604]. Учитывая, что СНК РСФСР был превращен в союзный, подобное решение сложно расценивать иначе, как завуалированное замечание не отдельным наркомам, а заместителям председателя Совнаркома Л. Б. Каменеву и А. И. Рыкову.

В документах ЦК РКП(б) отложились «Постановления XII съезда РКП, требующие дальнейшей разработки ЦК РКП», среди которых нас интересуют два пункта. Первый – «О руководстве госуд[арственными] и хоз[яйственными] органами»: «Новому ЦК поручается принять ряд необходимых мер для улучшения работы Политбюро в области планового руководства со стороны Политбюро государственными и, в частности, хозяйственными органами»