[605]. Второй – «О подборе руководителей советских и хозяйственных органов»: «Съезд признает, что очередной задачей партии является усиление партийного руководства в деле подбора руководителей советских (в частности хозяйственных и других) органов, что должно осуществиться при помощи правильной и всесторонне поставленной системы учета и подбора руководителей и ответственных работников советских, хозяйственных, кооперативных и профессиональных организаций. / В этих целях съезд поручает ЦК принять все меры к расширению и укреплению учет[но]-распределительных органов партии в центре и на местах с целью охвата всей массы коммунистических и сочувствующих коммунизму (курсив наш. – С.В.) работников во всех без исключения областях управления и хозяйствования»[606].
После XII съезда РКП(б) 1923 г. совнаркомовские бонзы постепенно стали апеллировать в хозяйственных вопросах к И. В. Сталину как главному большевистскому кадровику. Именно ему как «Секретарю ЦК РКП(б)» едва не нажаловался 3 августа 1923 г. на председательствовавшего в условиях ленинской болезни А. И. Рыкова Ф. Э. Дзержинский, попросив о своем снятии с поста наркома путей сообщения и освобождении от членства в Совете труда и обороны[607]. Если в политической системе Российской империи место, которое в Западной Европе отводилось партиям, занимали министерства, то в Советской России получилось нечто особенное. Как и при царизме, политическую борьбу вели между собой ведомства – правда, под бдительным присмотром одной-единственной правящей партии[608]. Во многом это было воспроизведением бюрократической традиции Российский империи: вплоть до высочайшего Манифеста 17 октября 1905 г., «…когда еще не было речи о каком-либо ограничении самодержавия, каждое министерство еще составляло особый мир, и связь между ними поддерживалась исключительно указами государя»[609].
Интересен фрагмент воспоминаний литератора Н. Н. Берберовой о своих впечатлениях от одной из заграничных поездок А. И. Рыкова. Эпизод в целом вряд ли выдуман, хотя в нем и присутствует откровенная дезинформация: «Однажды у него (Горького. – С.В.) в гостях я увидела Рыкова, тогда Председателя Совета народных комиссаров, приехавшего в тот год в Германию лечиться от пьянства (Рыков начал пить уже в 1930-е годы. – С.В.). Рыков вялым голосом рассказал о литературной полемике, тогда злободневной, между Сосновским (видимо, Осинским. – С.В.) и еще кем-то (Зиновьевым, по всей вероятности. – С.В.). “Чем же все кончилось?” – спросил Ходасевич (его эта литературная полемика волновала по существу. – С.В.). “А мы велели прекратить”, – вяло ответил Рыков»[610]. В принципе в истории партии «литературной дискуссией» именуется полемика большинства ЦК РКП(б) с Левой оппозицией по поводу «Уроков Октября» Л. Д. Троцкого. Суть дискуссии была охарактеризована последним следующим образом: «…выдернуть из всей прошлой истории партии факты и цитаты против меня и – с нарушением перспективы исторической правды – преподнести неосведомленной партийной массе»[611]. Однако если бы речь у А. М. Горького имела отношение к Л. Д. Троцкому, фамилия «Сосновский» вряд ли бы всплыла. Слова А. И. Рыкова очень характерны – как это по-ленински: дискуссии не нужны, нужна работа!
Дискуссия о «литераторах» и «хозяйственниках» привела к переоценке ленинскими наркомами своего места в политической системе: судя по выступлению Г. М. Кржижановского 1924 г., члены правительства стали четко разделять даже председателя и членов Совета труда и обороны на «политических руководящих товарищей» вроде Л. Б. Каменева и «хозяйственников» – таких, как сам Г. М. Кржижановский[612]. Л. Б. Красину представители большинства ЦК РКП(б) стали на широких партийных аудиториях давать характеристики из серии: «Он политик слабей, чем делец; это надо по секрету [какие могут быть секреты от выборжцев! – С.В.], а может быть, и без секрета, громко, сказать» (цитируется доклад Г. Е. Евдокимова на Выборгской районной конференции РКП гор. Петрограда от 3 января 1924 г.). По итогам дискуссии был вбит клин между Л. Б. Каменевым и его подчиненными в СТО СССР.
В мае 1924 г. на XIII съезде РКП(б) в речи памяти ближайшего товарища и друга В. П. Ногина А. И. Рыков заявил: «Неоднократно поднимался вопрос о раздвоении нашей партийной линии, о том, что товарищи, работающие в области хозяйства, могут немножко отходить от тех товарищей, которые работают в партии»[613]. То обстоятельство, что об «отходе» хозяйственников от партийной жизни сделал заявление председатель Совнаркома, говорит о многом.
Казалось бы, после политического поражения Л. Б. Красина и его коллег по Совнаркому слияние правительства с партией под эгидой последней должно было стать полным. Однако ничего подобного в действительности не произошло. На извечный российский вопрос «Кто виноват?» можно было – с некоторой натяжкой – дать «извечный» партийный ответ: «Троцкий!»
Глава 3. «По поводу неожиданных… принципиальных поправок». Троцкий и «его» Госплан
Присутствие посторонних (неделегатов) на XII съезде РКП(б) 1923 г. большевистские вожди строго ограничили, хотя желавших присутствовать было много. Особо интересовал партийцев ставший легендарным доклад Л. Д. Троцкого о промышленности. А. И. Рыков писал А. С. Енукидзе, ответственному за техническую организацию съезда: «Авель! Я не получил ни одного билета для гостей и испытываю ропот и натиск со стороны товарищей по работе, коммунистов – приятелей личных […] подчиненных и т. п. / Нельзя ли, чтобы откупиться от[о] всех и вся, получить билет для гостей, причем такой, который даст право только на одно заседание? Я бы роздал тогда трем-четырем товарищам, соблюл бы свою репутацию и не стал бы прятаться. / А то все ссылаются на других и говорят, что я своих подчиненных и товарищей обижаю, звонят […] ловят на съезде, пишут записки [и] т. п. А. И. Рыков. P.S.: Если это сделать почему-либо неудобно, тогда черт с ними, выгоню всех – но билет на доклад Троцкого мне необходим совершенно – это и обещал личным словом. А. И. Рыков / Авель! Милый, не сердись и прочти. А. И. Рыков»[614]. К докладу тщательно готовился Л. Д. Троцкий, готовились и его товарищи по Политбюро, ревностно следившие, чтобы т. н. Второй вождь революции (при том, что вторым в действительности был Я. М. Свердлов) паче чаяния не стал первым.
Повышению бдительности партийных лидеров не в последнюю очередь способствовало то обстоятельство, что Л. Д. Троцкий занимал особую позицию в вопросе о примате партийного и государственного начала. Взгляды его на взаимоотношения Политбюро и Совнаркома изложены в претензиях – письме Л. Б. Каменеву, Г. Е. Зиновьеву, И. В. Сталину, А. И. Рыкову, М. П. Томскому, В. М. Молотову, В. В. Куйбышеву, М. И. Калинину, А. Д. Цюрупе и Н. И. Бухарину «По поводу неожиданных новых принципиальных поправок к тезисам о промышленности»[615], навязанных Троцкому на заседании ПБ ЦК РКП(б) 23 марта 1923 г. По мнению Троцкого, «…руководство со стороны ЦК должно было бы проводиться методами в значительной мере противоположными, чем какие применяются ныне. По своему составу, по преимущественной работе большинства своих членов, по аппарату, которым Политбюро как таковое располагает, Политбюро совершенно не способно выносить по частным практическим вопросам решения более правильного, чем СТО и СНК. Зато по своему общему кругозору, политическому опыту Политбюро вполне призвано проверять правильность основных линий работы ведомств, устанавливать для них программы и проверять фактическое осуществление этих программ – не в деталях, а в общем и целом»[616]. Таким образом, будучи сторонником предоставления административных прав Госплану (под своим председательством), Троцкий фактически выступил противником подчинения советско-хозяйственного механизма высшему партийному руководству. Поскольку товарищи атаковали Троцкого еще и как высшего военного руководителя, он также указал: «Нередкие ссылки на то, что и военное ведомство обращается в Политбюро, совершенно несостоятельны как аргумент против сказанного выше, ибо очевидно, что военное ведомство не может выскочить из нормы или из порядка (или из хаоса), установленного для всех ведомств. […] Несмотря на чудовищные перестройки Красной армии за последний период, Политбюро ни разу не обсуждало программы строительства Красной армии», ограничиваясь ассигнованиями, не носившими систематический характер. «Ныне мы осуществляем в крупном масштабе переход к милиционной системе: вопрос, имеющий огромное, принципиальное значение, – сетовал Троцкий и делал вывод: – Тем не менее этот вопрос, как все вообще программные вопросы советского строительства, остается вне поля зрения Политбюро как руководящего органа партии»[617]. Троцкий перешел в контратаку на товарищей по высшему руководству РКП(б), заявив: «Сказанное целиком относится к хозяйственным вопросам и ко всем остальным органам и учреждениям Советской республики. Исключения бывают только в порядке случайности. Другими словами, как раз те важнейшие вопросы, где хозяйство, военное дело возвышаются до политики, остаются сплошь и рядом вне поля зрения Политбюро и ЦК»[618]. А вот дальше Троцкий, одобрив, по сути, политику, проводимую Сталиным и его Секретариатом с XI съезда РКП(б), раскритиковал ее по форме: «В общем и целом сказанное относится и к подбору работников. Вопрос о фактическом овладении советским аппаратом есть вопрос о правильной оценке его составных элементов, его внутренних взаимоотношений, о правильном распределении в этом аппарате наличных коммунистических и заведомо антисоветских элементов и, наконец, вопрос о перевоспитании и воспитании необходимых новых работников. Какими путями каждое ведомство распределяет, обучает, оценивает и передвигает вверх своих работников? – В этой области роль Политбюро могла бы и должна была бы быть действительно направляющей. Заставить каждое ведомство сосредоточить свою мысль на этом вопросе, отобрать лучшие методы разных ведомств и сде