тах, и в частности в Донбассе, «задыхаются» от недостатка членов РКП(б) [690].
У партийного руководства были все основания для беспокойства еще и потому, что, как следует из материалов чистки коммунистической ячейки СНК СССР 1933 г., в правительстве в 1924 г. была «очень сильная [троцкистская] оппозиция»[691], бюро коммунистической ячейки пришлось «… активно бороться [с ересью] и осторожно присматриваться к товарищам»[692].
Как выразился М. П. Томский на Бауманской районной конференции РКП(б) гор. Москвы 7 января 1924 г., «… нельзя работать, когда кругом тебя критикуют. Мы работаем сейчас только на 10 %. Ни для кого не секрет, что не может идти советская работа так, как она шла, когда т. Рыков, заместитель Председателя Совнаркома, [выступает] на одном митинге, а второй заместитель Председателя Каменев – на другом, Генеральный секретарь партии [Сталин] – на третьем, а [председатель] ВЦСПС Томский – на следующем. Все члены СТО разогнаны по митингам, а нар[одный] комис[сар] почт и телеграф[ов] содокладчиком выступает. Какая же вы хотите, чтобы была работа? (Смех.) Товарищи, тут шутки весьма плохие. Тов. Рыков в одном из своих докладов сказал: “Мы ведем дискуссию на истощение”»[693]. К. Б. Радек, который оппонировал М. П. Томскому, признал: «…в октябре – ноябре 1923 г. вдруг часть партии сошла с ума и начала оппозицию, а вторая часть партии (большинство) за этими сумасшедшими людьми начала гоняться по собраниям. […] в тот же самый вечер пред[седатель] СТО, и пред[седатель] ВСНХ, и пред[седатель] ВЦСПС, и все существующие в нашей республике Преды бегают по собраниям и, вместо того чтобы работать, доказывают азбучные истины, что очень плохо, когда вместо работы люди критикуют, и что очень опасно, когда в диктаторской партии появляются фракции или начало фракции»[694]. В конце 1924 г. после очередного выпада Г. Е. Зиновьева в адрес Л. Д. Троцкого остроумные партийцы предложили в записке возложить на Троцкого «…все расходы, связанные с дискуссией»[695]. Именно от бесконечной говорильни высшее большевистское руководство избавилось в 1925 г., когда после разгрома не только троцкистской, но и Новой оппозиции провело на съезде сокращение количества очередных губернских и окружных конференций партии, с логичным пояснением: «Наша партия является не только партией присяжных заседателей, но и партией, руководящей работой всей страны»[696].
Однако К. Б. Радек видел источник опасности в ином – в полном отрыве советско-хозяйственного руководства от партийной жизни: «Тов. Рыков, член Политбюро, один из лучших наших товарищей, на всех собраниях рассказывает, что он сидел до четырех часов утра и подписывал бумаги, чуть не обалдел от этих бумаг (это его собственные слова: если человек сидит на советской работе, завален работой, то, конечно, на собрания ему нет времени ходить) – разве это не опасность?»[697] Единственное, о чем умолчал Радек (точно об этом знал[698], но не посчитал нужным сказать), так это о том, что Совет труда и обороны прекрасно обходился без Каменева и Рыкова: в нем председательствовал целеустремленный Цюрупа. Парадоксально, но факт: трудности начались, когда Ленин умер, а Рыков с Каменевым вернулись на руководящие посты в советском правительстве, подвинув Цюрупу в кресле «министра-председателя». Три зама, двое из которых после смерти Ленина стали полноправными руководителями, означали, как в легендарном романе Александра Дюма, постоянную угрозу Гражданской войны. Только тут речь шла не о двух Франциях, а о «системе двух правительств». По неумолимой логике правительство должно было остаться только одно.
Глава 4. «Некоторый прогресс, безусловно, имеется». Укрепление партийного контроля над государственным аппаратом
И. В. Сталин и его товарищи по высшему большевистскому руководству, как и В. И. Ленин, сумели извлечь рациональное зерно из оппозиционных выступлений В. В. Осинского и особой позиции Л. Д. Троцкого на XII съезде РКП(б), озаботившись реорганизацией работы Политбюро ЦК РКП(б). Как справедливо заметил И. В. Сталин 9 апреля 1926 г. в «Докладе о плане работы Политбюро и пленума ЦК», «у нас (в ЦК. – С.В.) еще в апреле 1923 г. было решено построить работу Политбюро в плановом порядке. У нас был тогда составлен план работы на три месяца, куда был включен ряд вопросов. Некоторые вопросы мы успели уже тогда рассмотреть, но потом началась дискуссия, и дело прекратилось»[699]. План 1923 г., по воспоминаниям Сталина, «включал в себя вопросы экспорта хлеба, бюджета, районирования, о местном аппарате и проч.»[700] Это был серьезный шаг вперед – к практическому установлению тотального контроля высшего руководства РКП(б) над всеми экономическими процессами, происходившими в стране.
С 25 апреля 1923 по 1 мая 1924 г. состоялось 103 заседания пленума и Политбюро ЦК РКП(б) (из них 86 – Политбюро, 17 – пленума), доля хозяйственных вопросов составила 26,8 %, вопросов советского строительства – 13,5 %, личных назначений на хозяйственную и общесоветскую работу – 7,8 %[701]. А Оргбюро ЦК РКП(б), в рамках «установления большей плановости» в собственной работе, рассмотрело «ряд крупнейших вопросов», первым из которых стала «постановка учета и распределения» сотрудников государственных учреждений[702].
8 октября 1923 г. Л. Д. Троцкий справедливо заметил членам ЦК и ЦКК РКП(б): «В качестве одной из важных задач нового ЦК XII съезд указал на тщательный подбор хозяйственников сверху донизу. Внимание Оргбюро в области подбора работников шло, однако, по совершенно другому пути: при назначениях, смещениях, перемещениях члены партии оценивались прежде всего под тем углом зрения, в какой мере они могут содействовать или противодействовать поддержанию того внутрипартийного режима, который – негласно и неофициально, но тем более действительно – проводится через Оргбюро и Секретариат»[703].
Однако руководители партаппарата считали иначе. Изучив советско-хозяйственный аппарат, как профессиональный мустангер – объект для атаки, 8 ноября 1923 г. Л. М. Каганович с гордостью заявил на заседании Оргбюро: «Мы свою работу строим на основе “закрепления влияния партии на государственный аппарат… В газетах извещений о назначении без ЦК уже не бывает…” Мы предлагаем установить твердую номенклатуру в 3 тысячи должностей»[704] в 500 крупнейших предприятиях, 100 крупнейших трестах и 5 крупнейших синдикатах, при том, что в государственных органах уже было около 2 тысяч номенклатурных должностей. Естественно, Каганович не преминул подчеркнуть «громадное воспитательное значение» номенклатуры: партийцы на советской работе «будут чувствовать, что они связаны с партией, что партия их назначает и выдвигает»[705]. Оргбюро сформировало комиссию ЦК в составе И. В. Сталина, Л. М. Кагановича, М. П. Томского, Я. Э. Рудзутака, заведующего Организационно-инструкторским отделом и кандидата в члены Оргбюро И. И. Короткова, заведующего Отделом агитации и пропаганды ЦК и кандидата в члены ЦК А. С. Бубнова, секретаря МК и члена ЦК И. А. Зеленского, заместителя заведующего Агитационно-пропагандистским отделом Я. А. Яковлева и заместителя заведующего Учетно-распределительным отделом ЦК В. Г. Кнорина[706]. Следует обратить внимание на тот факт, что из десяти членов комиссии двое даже не были кандидатами в члены ЦК РКП(б) – а ведь им предстояло формировать советско-хозяйственные руководящие кадры. Судя по тому, что комиссия сделала доклад на заседании Оргбюро уже 12 ноября, к моменту ее сформирования предварительные решения уже имелись. Оргбюро приняло решение «О назначениях», а 16 ноября утвердило и списки должностей № 1 и 2. В список № 1 вошли наиболее важные должности, в т. ч. и совнаркомовские, назначения на которые не могли состояться без решения ЦК[707]. Как справедливо заметила исследователь Т. Ю. Красовицкая, «порядок назначений ознаменовал окончательный переход назначений на государственные должности в СССР не только под контроль, но и в исключительное ведение Секретариата ЦК. […] Ни один работник, назначенный ЦК […], без его разрешения не мог быть снят с работы [и] переведен на другую должность […]. Чем больше партия узурпировала власть, тем больше номенклатурных должностей она старалась держать под своим контролем»[708]. Это привело к созданию номенклатуры № 3 – списков должностей, формируемых советскими учреждениями по согласованию с Организационно-распределительным отделом ЦК РКП(б) [709]. Номенклатурный принцип подбора и расстановки кадров способствовал резкому усилению зависимости советско-хозяйственного аппарата от партийного.
Представляет интерес мемуарное свидетельство Л. М. Кагановича от 2 июля 1953 г.: «…в 1924 г. (видимо, все-таки в конце 1923-го. – С.В.), когда я был секретарем ЦК и заведующим Орграспредом ЦК, на заседании Оргбюро рассматривался вопрос о номенклатуре работников, которых нужно было утверждать в ЦК. Покойный т. Дзержинский, большой идейности и принципиальности, честнейший выдающийся деятель партии и государства, высказал некоторые сомнения, как это выйдет, он нарком, кандидат в члены Политбюро, и получится вроде недоверия на назначение им людей, что аппарат Орграспреда будет проверять его людей, будет говорить, годны они или не годны. Тов. Молотов должен помнить это. Тогда т. Сталин выступил и сказал: “Нет, Феликс, речь идет о системе партийного контроля, о системе партийного руководства. Нужно обязательно, чтобы партия назначала руководящих людей. Тебе трудно самому, как наркому, и ты должен быть благодарен ЦК за это”. И т. Дзержинский тут же заявил, что он снимает свои возражения и согласен с проектом Постановления (с заглавной буквы – в тексте стенограммы. –