[121], требует серьезной временной корректировки: во-первых, большевистский ЦК как коллегиальный орган не стоит путать с руководителями его Секретариата; во-вторых, в первые месяцы советской власти, в отличие от ситуации лета 1918 г., наркомы не назначались по свердловской рекомендации.
На VII съезде РКП(б) 1918 г. В. И. Ленин едва ли не настаивал на включении в ЦК представителей фракции левых коммунистов и даже заявил о необходимости «сделать попытку найти некоторую узду, чтобы вывести из моды выход из Центрального комитета»[122]. Ему было важно, чтобы цекисты выясняли отношения друг с другом, пока глава правительства будет спокойно гнуть свою линию в Совнаркоме.
Ситуация стала меняться летом 1918 г. 28 июля, в соответствии с решением СНК от 23 июля по вопросу об утверждении Коллегии Наркомата по делам национальностей РСФСР, состоялись переговоры по прямому проводу между И. В. Сталиным и Коммунистической фракцией Коллегии Наркомата по делам национальностей. Нарком дал свое согласие на утверждение предложенного коммунистической фракцией персонального состава коллегии, о чем член коллегии Наркомнаца С. С. Пестковский сообщил В. И. Ленину и Я. М. Свердлову[123] – правда, просив «в спешном порядке» провести утверждение коллегии «через ЦК партии и Совет народных комиссаров» именно председателя последнего органа – В. И. Ленина[124]. Таким образом, в связи с отсутствием вплоть до июля 1918 г. у РСДРП(б) – РКП(б) гегемонии на власти, Совнарком обладал неким властным приоритетом перед большевистским ЦК.По образному выражению супруги Я. М. Свердлова, технического секретаря ЦК К. Т. Новгородцевой, «политический курс СНК был неотделим от курса Центрального комитета [большевистской] партии»[125]. Если персональный состав ЦК и его, если по Уставу, «сокращенного состава» периодически изменялся, то, как отмечается в историографии[126], вплоть до 1920-х гг. большинство членов СНК оставались на своих постах со времен Второго Всероссийского съезда Советов, т. е. с 1917 года.
В историографии не обращается внимание на важное обстоятельство: формируя Совет народных комиссаров и оказывая давление на видных большевиков – делегатов всероссийских съездов Советов, В. И. Ленин постарался, насколько это было возможно, «развести» старых революционеров между СНК и ЦК, с тем чтобы иметь возможность проведения своей политической линии через любой из этих органов. В. М. Молотов констатировал в 1970-е гг.: «Единственным заместителем Ленина, заместителем Председателя Совета народных комиссаров вначале был Цюрупа. Но он не был членом ЦК. […] Председателем Госплана при Ленине был Кржижановский, личный друг Ленина. Еще с [18]90-х гг. они были хорошими друзьями и потом пошли почти в одно время в ссылку. Он руководил ГОЭЛРО, Госпланом, а не был членом ЦК. […] Возьмите вы третью фигуру – Красин. Тоже старый друг и товарищ Ленина. Принимал большое участие в ходе II съезда партии, где большевизм оформился, весь период [председательства в Совнаркоме] Ленина был народным комиссаром внешней торговли. А Ленин его, партийного работника, не пускал в состав ЦК… Чичерин – народный комиссар при Ленине, причем Ленин его не раз хвалил как выдающегося деятеля советской власти. А в ЦК не пускал»[127]. 16 апреля 1926 г. члены Политбюро ЦК ВКП(б) Г. Е. Зиновьев и Л. Б. Каменев, которым припомнили их «ошибки» в преддверии Октябрьской революции, заметили члену Политбюро А. И. Рыкову, предложившему опубликовать письмо В. И. Ленина с требованием об исключении двух своих ближайших соратников из партии: «На Апрельской (1917 г.) партконференции т. Рыков был дальше от Ленина, чем кто бы то ни было из большевиков. С апреля по октябрь т. Рыков оставался дальше всех от позиции т. Ленина. В октябре 1917 г. т. Рыков совершил ту же ошибку, что и мы (подал заявление о выходе из состава большевистского ЦК в знак протеста против решения ЦК, отклонившего идею создания однородного социалистического правительства. – С.В.). Тов. Рыков […] по настоянию Ленина не был избираем в ЦК вплоть до IX съезда» (1920 г.)[128] притом что в ЦК одного из созывов времен единой РСДРП Рыков состоял. Таким образом, видные большевистские деятели, в которых Ленин видел малейшую угрозу, входили либо в ЦК РСДРП(б), либо в Совет народных комиссаров. В оба эти органа, за исключением Л. Д. Троцкого с формально возглавляемой им в 1917 году «Межрайонной организацией» РСДРП, входили исключительно те из лидеров партии, в лояльности которых В. И. Ленин был абсолютно убежден. Несколько особняком стоял в этой группе Я. М. Свердлов, которого основатель партии не пожелал видеть ни в ЦК РСДРП(б), ни в Совнаркоме, но которого радикальное крыло партийцев навязало в состав Центрального комитета, а затем и продавило на высший в Республике Российской государственный пост.
В распоряжении историков имеются очень разные свидетельства о политическом весе В. И. Ленина в собственном Совнаркоме.
Из эмигрантских мемуаров, весьма критически настроенных в отношении руководителей Советского государства, четко следует, что «временное», ставшее после разгона в январе 1918 г. Учредительного собрания постоянным, «рабоче-крестьянское» правительство В. И. Ленин «укомплектовал» преимущественно лично ему преданными старыми большевиками. По воспоминаниям видного советского деятеля, старого большевика и невозвращенца Г. А. Соломона, после Октябрьской революции из разговоров с большевиками А. В. Луначарским, М. Т. Елизаровым, А. М. Коллонтай и др. он «…убедился, что все они, искренно или неискренно, прочно стали на платформу “социалистической России” как базы и средства для создания “мировой социалистической революции”. И все они боялись […] пикнуть перед Лениным»[129]. Сам вождь заявлял прямо противоположное. Так, 12 января 1920 г., критикуя членов Президиума ВСНХ, он сделал хорошо известное в историографии[130] признание: «У меня есть одно чрезвычайно проклятое ремесло, которое состоит в том что я председательствую в Совнаркоме и мне приходится страдать почти на каждом его заседании от отвратительной ведомственной драчки. Наркомпрод петухом сидит на Наркомпути и обвиняет его во всех грехах. Сцены бывают такие, что после многократных испытаний я говорю, что я когда-нибудь после одного из наших заседаний утоплюсь»[131]; «бери дубину и лупи![132] Это я имею несчастье видеть в каждом заседании Совнаркома»[133]. Истина как всегда посередине. Для ее поиска и для полноты картины приведем цитату из воспоминаний стороннего наблюдателя – английского агента Роберта Брюса Локкарта: член большевистского ЦК и нарком Л. Д. «Троцкий был великим организатором, […] но нравственно он был так же не способен к противостоянию Ленину, как блоха к противостоянию слону. В Совете народных комиссаров не было человека, который не считал бы себя равным Троцкому. И не было комиссара, который не расценивал Ленина как полубога, решения которого несомненно следует принять. Ссоры среди наркомов были частыми, но комиссары никогда не трогали Ленина»[134].
Именно в этом – «секрет» политического долголетия посредственностей а ля член коллегии Наркомата по морским делам П. Е. Дыбенко и многочисленных нечистых на руку, по свидетельству российского социал-демократа Г. А. Соломона, наркомов[135]. Более того – В. И. Ленин держал людей, неоднократно подводивших его вследствие собственной недальновидности, в наркомах и заместителях наркомов. Наиболее ярким примером можно признать назначенного вождем заместителем наркома по военным делам Н. И. Подвойского, которого, несмотря на регулярные просчеты, В. И. Ленин продолжал использовать в военном ведомстве – в качестве «узды» (излюбленное выражение В. И. Ленина и И. В. Сталина) на шее Л. Д. Троцкого. В. И. Ленин старался, чтобы большинство членов Совнаркома составляли политические деятели не с лидерскими замашками, а предельно лояльные вождю мировой революции. Главным достоинством Совнаркома для В. И. Ленина стало обеспечение выгодного голосования по вопросу о власти. Именно по этой причине Ленин и делал, по убеждению товарищей по партии (1922), «большую ошибку, когда он занимался из года в год совнаркомовской вермишелью (курсив наш. – С.В.) и не мог уделить достаточно времени основной партработе, партийному руководству, не мог давать вовремя ответы, будучи всецело поглощен этой вермишелью и теряя на ней здоровье»[136]. Вождь, конспектируя прения, пометил в скобках: «потерял здоровье»[137]. При всем своем стратегическом мышлении, умении за одно «звено» вытянуть «всю цепь», Ленин, по крайней мере, в эпоху раскола социал-демократии, когда «весь технический аппарат остался в руках большевиков»[138], привык, «как самый заправский коммерсант»[139], составлять самые подробные сметы, доказывая на деле, что «социализм – это учет». Очевидно, после прихода большевиков к власти эти навыки, полезные для руководства партией из эмиграции, стали мешать. Вождь мировой революции не должен был позволять себе занятие «вермишелью». Определенная логика в критике 1922 г., несомненно, имела место.