[1169] Правленая стенограмма, правда, куда красноречивее свидетельствует о том, во что вылились партийные эксперименты с советско-хозяйственным руководством: «…т. Каменев перешел из СТО в Наркомторг, член комиссии т. Цюрупа сейчас не может участвовать в комиссии, т. Лепсе большей частью находится вне пределов [Советского] Союза и тоже не может участвовать в заседаниях комиссии»[1170]. Л. Б. Каменева и А. Д. Цюрупу заменил в новом составе комиссии Г. М. Кржижановский[1171].
Как следует из выступления А. И. Рыкова, давление партии на государственный аппарат в это время нарастало повсеместно. Бюджет одного из столичных районов, утвержденный Центральным комитетом, вначале вдвое увеличил Московский комитет, а потом еще раза в полтора увеличил сам район – «получилось» в общей сложности «увеличение от ЦК до района раза в три-четыре»[1172]. В одной из союзных республик почти половина резервного фонда, который был установлен для расходов, непредвиденных в росписи доходов и расходов, «перекочевала от председателя СНК к секретарю ЦК этой республики»[1173] – по итогам утверждения партийного бюджета. Аналогичные процессы происходили «в губерниях и районах»[1174]. «Конечно, нет у нас председателя исполкома, настолько “бестактного”, чтобы отказать секретарю губкома, – поведал Рыков. – Когда я одного председателя исполкома за это ругал, он ответил: “Я сам себе не враг” (смех). То же самое часто происходит и в отношениях с хозяйственными органами. У т. Дзержинского имеется целая папка необычайно комических документов. Я приведу один пример из практики Сибири, город Барнаул. От местной конторы Солесиндиката потребовали, чтобы она вошла в общество “Долой неграмотность! ” и внесла соответствующее количество денег. В конце “письма-требования” чрезвычайно деликатно сказано: “В дальнейшем желательно, чтобы вы брали меньший срок времени на раздумывание этого вопроса” (смех)»[1175]. Председатель Совнаркома пояснил, что подобных документов у председателя ВСНХ СССР имелось «целое множество», причем далеко не все они были написаны в «столь партийно-деликатной форме»[1176]. А. И. Рыков мог сколько угодно требовать положить конец залезанию партийных органов в государственный бюджет со ссылками на нужды индустриализации[1177], требовавшие создания «материального костяка социализма»[1178]. И. В. Сталин мог гордиться достигнутым: играя на противоречиях в верхах и мастерски перетасовывая кадры через Секретариат, он полностью провел свердловскую установку 1918 г. на тотальный контроль партийных органов над государственными.
Сделать оставалось совсем немного, учитывая, что на этом же пленуме ЦК были заложены предпосылки для сближения Л. Б. Каменева с Л. Д. Троцким[1179], хотя, как справедливо отмечали сторонники сталинско-бухаринского большинства, «…еще совсем недавно т. Каменев в вопросах планирования усиленно воевал с т. Троцким»[1180]. Более того, с критикой новой позиции Л. Б. Каменева и предложением «объявить решительную [войну] против разложения единства в наших (старых большевиков. – С.В.) рядах, против таких попыток блокировки»[1181] выступил даже Г. М. Кржижановский. Это не было с его стороны предательством: ознакомившись с предложениями Каменева, Кржижановский счел «принципиально гораздо более выдержанной» позицию Троцкого[1182].
Завершилось все скандалом на утреннем заседании 8 апреля, связанным с выступлением Г. Е. Зиновьева[1183]. Пленум ЦК ВКП(б) в целом показал, что Л. Б. Каменев вряд ли надолго удержится и на посту наркома, поскольку, как образно заявил на вечернем заседании 9 апреля в ходе обсуждения вопроса о хлебозаготовительной кампании И. Т. Смилга, «…нарком т. Каменев значительно правее, чем т. Каменев-политик»[1184]. На пленуме у Л. Б. Каменева разгорелся конфликт с А. И. Рыковым. Председатель Совнаркома несправедливо обвинил бывшего председателя СТО СССР в том, что «Каменев создал неосуществимый и раздутый»[1185] экспортно-импортный план, а сам Рыков якобы «… до XIV съезда партии никакого отношения к Совету труда и обороны и обсуждению» экспортно-импортного плана «в советским порядке не имел»[1186]. Л. Б. Каменев отрезал под цекистский смех: «И я тоже!»[1187] Цекистов позабавило заявление Председателя СТО СССР о том, что он не имел отношения к работе возглавляемого им органа, частью позабыв, а частью и действительно не ведая, что экспортно-импортный план представлял собой продукт творческой деятельности, с одной стороны, А. Д. Цюрупы в Госплане и СТО СССР и, с другой – Политического бюро ЦК ВКП(б) и, в частности, А. И. Рыкова[1188].
Между Г. Е. Зиновьевым и Л. Б. Каменевым, с одной стороны, и А. И. Рыковым – с другой, практически сразу развернулись настоящие баталии. От уважительного отношения Рыкова к Каменеву, которое чувствовалось в стенограмме заседания Политбюро от 2 ноября 1925 г., весной – летом 1926 г. не осталось и следа. В апреле – июле 1926 г. состоялось столкновение между сталинско-бухаринской группой и бывшими вождями Новой оппозиции (теперь двумя из трех вождей Объединенной оппозиции) по поводу публикации ленинских документов, компрометировавших «коллективных руководителей» 1920-х годов[1189]. Не позднее 16 апреля Рыков внес предложение о рассылке членам и кандидатам в члены ЦК и ЦКК письма основателя партии с требованием об исключении Зиновьева и Каменева из партии за публичные выступления против вооруженного восстания, а те выставили встречные обвинения[1190]. Примирение сторон стало невозможным, равно как и совместная сколь-нибудь плодотворная практическая деятельность двух медведей в одной берлоге – советско-хозяйственном аппарате.
Когда же наступил Юрьев день для закрепощенного генеральной линией партии Совета труда и обороны? Очевидно, 20 мая 1926 г., когда по докладу А. И. Рыкова Политбюро утвердило[1191] «Предложения Комиссии ПБ ЦК ВКП по вопросу об упорядочении работы центральных учреждений СССР» (см. Документальное приложение, № 9).
В соответствии с этим документом Политбюро обязалось систематически, один раз в две недели, заниматься вопросами высших правительственных органов. Совет труда и обороны фактически перестал быть «вторым правительством» и превращался в рабочий орган СНК СССР. Специально подчеркивалось: все постановления СТО СССР могут быть опротестованы в союзном Совнаркоме.
Административно-финансовая комиссия и Комиссия законодательных предположений сливались в Комиссию по подготовке вопросов, поступающих на рассмотрение Совета народных комиссаров и Совета труда и обороны, которую должен был курировать один из заместителей председателя СНК СССР.
В составе Управления делами СНК СССР предписывалось образовать «два мощных (мощных не по штатам, а по квалификации) Секретариата: Совета народных комиссаров Союза и Совета труда и обороны». Это принципиально важный момент: создание специального вспомогательного аппарата СТО СССР окончательно ставило крест на ленинских принципах организации Совета обороны (см. Документальное приложение, № 9).
Еще 29 апреля 1926 г. Политбюро в составе членов К. Е. Ворошилова, Г. Е. Зиновьева, М. И. Калинина, В. М. Молотова, И. В. Сталина и М. П. Томского при кандидатах Л. Б. Каменеве, Я. Э. Рудзутаке и Н. А. Угланове (кандидаты, как и полноправные члены, принимали участие в голосовании)[1192], а также ряде членов и кандидатов в члены ЦК, в т. ч. из хозяйственных руководителей, заслушало доклад Я. Э. Рудзутака «О составе СТО» и утвердило предложенный комиссией ПБ по увязке работ центральных учреждений следующий состав Совета труда и обороны: «1) Рыков; 2) Рудзутак; 3) Цюрупа; 4) Куйбышев; 5) Кржижановский (с заменой Смилгой и Сокольниковым); 6) Дзержинский (с заменой Пятаковым); 7) Каменев (с заменой Фрумкиным); 8) Ворошилов (с заменой Лашевичем); 9) Брюханов; 10) Шейнман; 11) Смирнов А. П.; 12) Шмидт; 13) Томский (с заменой Владимировым)»[1193]. Кроме того, Политбюро сменило руководство ЦСУ СССР, удовлетворив требования И. В. Сталина, направленные на подрыв выкладок Л. Б. Каменева по хозяйственному строительству[1194].
Г. Л. Пятаков, который был членом Совета труда и обороны с 1923 г., понижение в статусе воспринял, по выражению Ф. Э. Дзержинского, «очень болезненно»[1195] и около 31 мая 1926 г.[1196] попросил освобождения от новой должности в СТО СССР. Точный текст обращения заместителя председателя ВСНХ СССР и заместителя члена СТО СССР к своему руководителю: «Я за обедом выпил рюмку водки, проспал час […] и немного отошел. Был в совершенном бешенстве, однако