История противостояния: ЦК или Совнарком — страница 64 из 98

С.В.). Его крайне возмутила реплика Каменева, который, используя самокритику Дзержинского, крикнул: “Вот Дзержинский 45 млн руб. напрасно засадил в металлопромышленность”.

После Дзержинского с резкими речами против Каменева и Пятакова выступили Рудзутак и Рыков. Они оба приводили многочисленные убедительные факты совершенно неудовлетворительной работы Наркомторга, который, как они доказали, не справлялся с возложенными на него обязанностями. Особенно обстоятельно раскритиковал установки оппозиции Рыков.

Это не остановило Каменева. В своем заключительном слове он снова допустил грубые нападки на Дзержинского, который очень близко к сердцу принял эти выпады. Дзержинский почувствовал себя плохо и, не дождавшись конца заседания, вынужден был с нашей помощью перебраться в соседнюю комнату, где лежал некоторое время. Вызвали врачей. Часа через полтора ему стало получше, и он пошел домой. А через час после этого его не стало… Членам ЦК и ЦКК, собравшимся на вечернее заседание, было объявлено о смерти Дзержинского. Заседание было прервано, работа пленума приостановлена.

22 июля состоялись похороны Дзержинского. Весь состав Объединенного пленума провожал гроб с телом Дзержинского от Дома Союзов на Красную площадь…»[1210]

По всей видимости, А. И. Микоян был искренне убежден в том, что Ф. Э. Дзержинского доконал его заместитель[1211]. Однако мемуарное обвинение представляется не вполне обоснованным – хотя бы потому, что «Железный Феликс» по природе своей был человеком нервным, а нервничал он, находясь на руководящей партийной, а затем и советской работе, постоянно. Не случайно вместо конкретных дат А. И. Микоян поставил в своих мемуарах – «в июле 1926 г.»[1212]

Изрядно поизмывавшись над Л. Б. Каменевым, «товарищи» по ЦК ВКП(б) все же освободили его от ненавистного поста наркома внутренней и внешней торговли. В своих воспоминаниях А. И. Микоян указал: «…Через несколько дней после пленума Каменев написал заявление в ЦК, в котором просил освободить его от обязанностей наркома торговли, ибо он с ними не справляется, поскольку не пользуется полной поддержкой со стороны Политбюро и правительства. Он предлагал поставить во главе Наркомторга работника, который мог бы рассчитывать на полную политическую и деловую поддержку ЦК и правительства. Он жаловался, что речь Рудзутака дискредитировала его и как наркома, и как политического деятеля и не нашла возражений со стороны других руководящих работников. При этом он предложил на пост наркома мою кандидатуру. Сталин сразу же сообщил мне в Ростов шифровкой об этом заявлении Каменева и о том, что тот называет меня единственным человеком, который мог бы справиться с обязанностями наркома торговли. Сталин добавил, что отставка Каменева будет неизбежной, что вопрос будет обсуждаться в ближайшие дни, о чем сообщает мне для сведения. Я не могу сказать, что эта шифрограмма была для меня полной неожиданностью: о моем возможном назначении наркомом торговли со мной в Москве уже беседовали члены Политбюро – Сталин, Бухарин и Рыков»[1213]. Иными словами, вопрос был предрешен. Что характерно, сам А. И. Микоян по традиции протестовал против нового назначения: он указал «т. Сталину», что «… В Наркомате внешней и внутренней торговли, где произведено столько реорганизаций и где менялось столько наркомов, – дело остается неналаженным»[1214]. И. В. Сталин, как водится, убедил А. И. Микояна в том, что дела в наркомате обстояли «лучше, чем ты думаешь», Л. Б. Каменев-де не был асом в области торговли и предпочитал оппозиционную деятельность практической работе[1215]. Однако самое заявление новоиспеченного наркома – еще одно свидетельство того, насколько убойный пост довелось занять в момент особого душевного напряжения Л. Б. Каменеву. Лев Борисович с чувством глубокого облегчения сдал 17 августа 1926 г. наркомат, произведя своим пессимизмом (а точнее – информированностью о реальном положении советской экономики) удручающее впечатление на А. И. Микояна. Последний составил краткий конспект потока информации, который обрушил на него фактический лидер Новой оппозиции:

«1. Вы получаете формальную рухлядь.

2. Комиссариат без идеологии и без перспектив.

3. Продукция страны растет, а экспорт сокращается.

4. Причины – потребление в стране растет настолько быстро, что не дает возможности усилить экспорт.

5. Положение настолько безвыходное, что здесь требуются меры, которые не зависят от Наркомторга, которые можно принять за ответственностью всей верхушки партии.

6. Объединение частных торговцев-розничников не представляет никакой опасности. Разговоры о политической опасности от этого – сущие пустяки.

7. Комиссариат не имеет никакого авторитета, его третируют всюду. Отсюда отсутствие уверенности и растерянность работников Комиссариата.

8. Материальное положение Комиссариата катастрофическое.

[Выводы:]

1. Мы идем к катастрофической развязке революции.

2. По всем законам марксизма на девятом году революции не может дело обойтись без глубокого кризиса.

3. Правда, этот кризис в партии наступает раньше, чем в стране. Необходимо дать выход пролетарским тенденциям, надо дать легальную оппозицию»[1216].

Прежде чем перейти к истории Совета народных комиссаров как второго властного центра, скажем еще пару слов о Совете труда и обороны. 5 ноября 1926 г. постановлением Президиума ЦИК СССР было оформлено назначение Г. К. Орджоникидзе, уже занимавшего ответственный пост председателя Центральной контрольной комиссии, наркомом РКИ СССР и одновременно заместителем председателя СНК и СТО СССР, что было явным перебором даже для «сращенного» (почти по Е. А. Преображенскому) партийно-государственного механизма. Цель сосредоточения трех указанных постов в руках сталинского соратника ясна: профильтровать кадры Совета труда и обороны[1217]. И действительно, вскоре одна из групп сотрудников Рабкрина взялась за проведение обследования движения дел в СТО СССР, а заодно и в Совнаркоме – под пристальным вниманием зампреда советского правительства[1218].

И. В. Сталин на XV съезде ВКП(б) 1927 г. с гордостью констатировал в Политическом отчете ЦК: «Плюсом является тут активное сальдо по Внешторгу за 1926/27 г. в сумме 57 млн руб. Это первый год после 1923/24 г., когда баланс внешней торговли сводится с плюсом»[1219].

РАЗДЕЛ III. СТАЛИНСКОЕ И ПОСЛЕСТАЛИНСКОЕ ЕДИНЕНИЕ ПАРТИИ И ПРАВИТЕЛЬСТВА

Глава 1. «Штаб…, противопоставляющий себя Центральному комитету». Уничтожить Совнарком как центр власти

А. И. Рыков в годы Гражданской войны получил опыт как коллегиальной, так и единоличной работы. По оценке В. И. Ленина как вышестоящего руководителя, «освобожденный от “маленького” избытка коллегиальности в ВСНХ, он показал себя единой властью как чрезвычайный комиссар снабжения»[1220]. Язвительная рязановская ирония о том, что А. И. Рыков «…гарцевал между коллегиальной совнархозией (председательством в ВСНХ. – С.В.) и единоличной чусоснабармией (постом чрезвычайного уполномоченного по снабжению Красной армии. – С.В.)» – «с грацией, которой могла бы позавидовать самая стройная кавалерийская лошадь»,[1221] была явно не уместна, однако рациональное зерно можно найти и в ней. В Президиуме ВСНХ Рыков научился балансировать между людьми с принципиально разными взглядами на народнохозяйственный механизм, что, с одной стороны, сослужило ему плохую службу во время борьбы за лидерство в партии, поскольку он по определению проигрывал склонному к сдерживанию радикалов, но при этом твердому, «как орех»[1222], Сталину, с другой – предопределило длительную, до второй половины 1930 года, принадлежность Рыкова к руководящему ядру большевистской партии. Будучи чрезвычайным уполномоченным по снабжению Красной армии и координируя работу ВСНХ и Центрального управления по снабжению армии, Рыков детально изучил организацию обеспечения РККА вооружением и снаряжением в условиях Гражданской войны, что подготовило его к занятию командных высот в советско-хозяйственном механизме страны. Отвечая за снабжение армии в Реввоенсовете Республики и Совете рабочей и крестьянской обороны, Рыков прошел блестящую управленческую школу, позволившую ему достойно возглавлять позднее (с 1923 г. – фактически, с 1924 г. – и формально) Совет народных комиссаров, а затем (с 1930 г.), когда старый ленинский нарком уже вовсю спивался, пытаясь заглушить горечь от заключенного некогда союза с цековским дьяволом, вывести работу Наркомата связи на уровень, какого наркомат этот не достиг никогда более за всю советскую историю ведомства[1223].

В условиях начала 1920-х гг., на новом уровне партийно-государственной иерархии, у Рыкова место ВСНХ заняло Политбюро, а место Чусоснабарма занял Совнарком. Будучи, в условиях болезни В. И. Ленина, одним из глав советского правительства, А. И. Рыков предпочитал все же, как и Л. Б. Каменев, руководить страной из высших органов РКП(б), сосредоточившись на приспособлении к задачам нэпа существующего аппарата управления: «Партия мало того, что руководит работой губисполкомов, Совнаркома и т. д., но через все партийные организации контролирует, проверяет, толкает, агитирует и всем авторитетом партийной организации в гигантской степени содействует достижению тех или иных задач. Эта увязка всех советских организаций между собой и с партией является совершенно неизбежной, если вы хотите добиться […] успеха» в реализации «гигантских задач», стоявших «перед рабочим классом»