С.В.), не вводить в заблуждение Совнарком в том смысле, чтобы не были вынесены решения, [отменяющие] ранее вынесенные постановления, которые не следовало бы отменять, а наоборот – следовало бы оставить в силе. Следовательно, каждый работник аппарата Совнаркома, поскольку он сидит над этими вопросами, должен быть очень грамотным с точки зрения решений, вынесенных ранее Совнаркомом. Незнание, невнимание к этому делу, плохая ориентировка в направлении и духе вынесенных раньше решений может привести к тому, что товарищи не внесут или передадут на подпись руководству такие проекты постановлений, которые могут быть направлены против ранее принятых правительственных решений. Поэтому, чтобы не было допущено такой фальши в работе, работники аппарата Совнаркома должны знать наше законодательство. Поэтому комиссия будет предъявлять к товарищам требования знаний по законодательству Совнаркома. Таким образом, товарищи, вы видите, что в отношении работников Совнаркома кроме прочих требований, которые мы будем предъявлять к членам партии данной ячейки по производственной линии (курсив наш. – С.В.), [мы будем применять специфические требования] к работникам аппарата Совнаркома»[1540].
Мало того: «Наши советские законы, законы диктатуры пролетариата глубоко проникнуты нашим большевистским партийным духом. Следовательно, правильная ориентировка в этих законах, хорошее знание их зависит от теоретической подготовленности товарищей, от знания история партии, истории большевистской борьбы против всех видов оппортунизма, знания марксизма, знания всех основных теорий наших и практического опыта, накопленного нашей партией за годы партийной работы, Гражданской войны и социалистического строительства»[1541].
Естественно, Амаяк Назаретян счел целесообразным поделиться с объектом чистки накопленным опытом: «Я чистил ячейку НКИД, и нужно сказать, что самокритика в этой ячейке, хотя и была развернута, но недостаточно, а между тем правильное проведение чистки зависит от того, насколько глубоко удалось ячейке развернуть самокритику. […] По целому ряду других ячеек развернулась очень оживленная самокритика. Здесь, в ячейке СНК, где товарищи знают партийную линию в этом вопросе, комиссия надеется, что самокритика будет развернута в достаточной степени глубоко»[1542].
После главного чистильщика аппарата Совнаркома слово получил секретарь партячейки УД СНК СССР Козлов, который доложил о достигнутых успехах в деле искоренения из правительственного аппарата правой ереси и рационализации работы аппарата, в т. ч. (не только![1543]) путем освежения его кадрового состава: «После генеральной чистки в 1929 г. наша партия, последовательно осуществляя генеральную линию под руководством ленинского ЦК во главе с т. Сталиным, добилась крупнейших всемирно исторических успехов. После последней чистки мы успешно завершили в четыре года первую пятилетку, мы сейчас успешно выполняем план первого года второй пятилетки. За эти годы наше хозяйство двинулось вперед, оно выросло. В связи с этим огромным ростом социалистического хозяйства значительно возросла роль Совнаркома в оперативном руководстве хозяйством нашей страны, в активной борьбе за план, за выполнение директив партии, за выполнение советских законов. Большевистское руководство во главе с т. Молотовым, в отличие от старого правооппортунистического Рыковского руководства, противопоставлявшего свою линию линии партии, новое руководство на основе единой линии с Центральным комитетом и под непосредственным руководством т. Сталина, коренным образом перестроила работу Совнаркома. Сам Совнарком стал не только декретно-директивным органом (в который его целенаправленно превратил Секретариат к концу 1920-х гг. – С.В.), а он превратился в большевистский штаб по ленинскому конкретному оперативному руководству растущим социалистическим хозяйством. Ежели раньше старое оппортунистическое руководство не проявляло этой повседневной активной борьбы за осуществление задач, поставленных нашей партией, то новое руководство активизировало всю работу Совнаркома и повысило его роль в оперативном руководстве хозяйством»[1544]. Поскольку политический труп А. И. Рыкова должен был явиться объектом еще большего издевательства, чем вполне реальный труп адмирала Гаспара де Колиньи после Варфоломеевской ночи, на этом заявлении Козлов не остановился: «Лицо нашего аппарата, если его сравнить с прошлым периодом, когда руководил Совнаркомом т. Рыков, решительно улучшилось, лицо работников аппаратов резко изменилось, по существу аппарат Совнаркома стал действительно большевистским партийным аппаратом. Ежели мы сейчас рассмотрим вопросы осуществления этих важнейших мероприятий, то и здесь мы найдем повышение темпов в работе нашего аппарата»[1545]. Для примера – объект конкретной чистки, Управление делами СНК СССР: «Возросло количество поступающих дел: если в 1931 г. поступало 234 дела, то в 1932 г. поступало 329 дел, а в 1933 г. – 527 дел (и о чем говорят эти цифры помимо механического увеличения объема работ? – С.В.). Наряду с этим возросло количество рассмотренных Совнаркомом и СТО вопросов (Ленин гордился бы сокращением числа рассмотренных вопросов. – С.В.). В 1931 г. в среднем в месяц Совнаркомом рассматривалось 199 вопросов, в 1932 г. – 296 вопросов, в 1933 г. – 328 вопросов. Вместе с тем снизился остаток количества дел в портфеле, т. е. дел, которые подлежат рассмотрению. Ежели взять на 1 января 1930 г. остаток дел в портфеле, то количество их составляло 557 дел, а на 1 января 1933 г. нерассмотренных дел было всего 347. Ежели сравнить последний период, то на 1 октября 1932 г. мы имели 562 нерассмотренных дела, а на 1 октября 1933 г. – 418. То есть, несмотря на возрастание количества вопросов, приходящихся на рассмотрение Совнаркома, количество их в портфеле меньше», а следовательно, «работа оперативных работников (так в тексте. – С.В.) резко возросла. Возьмем нагрузку на одного консультанта: в 1930 г. на одного консультанта в среднем падало 30 рассмотренных и решенных дел, а в 1933 г. – 70 дел»[1546].
Сразу после вышибания сверхкомпетентного А. И. Рыкова последовали серьезные перемены, которые можно было признать положительными исключительно с точки зрения «коммунизирования» (используем термин Е. А. Преображенского) государственного аппарата: «Прослойка рабочих возросла почти в десять раз: было 3,2 % рабочих в аппарате Управления делами, а сейчас стало 30,6 %. Партийно-комсомольская прослойка в нашем аппарате с 31 % увеличилась до 51 %, а среди ответственных оперативных работников она увеличилась с 51 до 82 %, причем состав ответственных оперативных работников за последние годы обновился на 70 % – вместо ранее работавших оперативных специалистов, преимущественно выходцев из других партий ([…] Гордона, Розенберга, Целикмана и других представителей меньшевистской партии и даже некоторых партийцев, которые засиделись здесь в аппарате), в аппарат пришли члены партии с практической хозяйственной работы [и то слава Богу. – С.В.], пришла молодежь из Института красной профессуры, из советских вузов [сомнительной ценности пополнение с учетом уровня этих «вузов». – С.В.]. Это все дало возможность в работе аппарата правительственной организации добиться принципиальности и высокой партийности»[1547].
Перестройка партийной организации Управления делами СНК СССР шла полным ходом. Козлов доложил об этом: «Ячейка наша за последний год с небольшим выросла в два раза. Помню, когда я начал секретарствовать, в этой ячейке был 91 чел., а сейчас 180, по моим учетным документам, а за эти дни к нам прибыли еще товарищи, и у нас 185 человек. Что представляют они собой по социальному положению? Рабочих мы имеем 35 %, а по группе аппарата Управления делами процент несколько выше и равен 40; крестьян – 7, что составляет 3,9 %, а основная масса падает на служащих, т. е. 60,5 % (Читатель, Вы удивлены? – С.В.). Прочих – 1. По своему партийному стажу наша ячейка очень квалифицирована. Мы имеем 10 % подпольщиков, вступивших в партию до 1917 г., 50 % нашей ячейки вступили в партию с 1917 по 1921 гг., а остальные 40 % примерно [распределяются] так: вступивших в партию в период 1922–1925 гг. – 25 чел., или 14 %, в период 1925–1929 гг. – 30 чел., или 16 %, 3 процента падает на вступивших в последние годы. Задача бюро ячейки состояла в том, чтобы суметь мобилизовать этот квалифицированный состав на улучшение работы нашего аппарата, перестроить нашу партийную организацию, приблизить наших консультантов и низовое звено к конкретным условиям данного аппарата и к его задачам. В этих целях мы создали три цеховые ячейки: на Петровке цехячейку Комитетов, Госарбитража и Главконцесскома и цехячейку Комитетов в ГУМе. Наряду с этим, в Кремлевской части мы оставили 5 партийных групп, которые непосредственно подчинены бюро ячейки. И не так давно, в связи с ростом партийной группы на Петровке, мы разбили цехячейку там на 6 партийных групп. Сейчас одна группа Комитета по перевозкам отпадает в связи с ликвидацией этого комитета. В итоге такого приближения бюро ячейки к аппарату мы имеем [ощутимые] результаты. Наша партийная группа переключилась на конкретные вопросы повседневной борьбы за работу аппарата»[1548].
В. М. Молотов, вставший в 1930 г. во главе СНК СССР, но сохранивший верность своим партаппаратным привычкам, не нашел ничего лучшего, нежели на одной из сессий ЦИК СССР выдать благоглупость о том, что советско-хозяйственный механизм «… от завода до Совнаркома» должен-де «работать по-ударному»