Подписывая, вы знаете, что это не конец. Скоро начнут поступать первые ходатайства о внесении поправок в план, и продолжаться так будет до последнего квартала его выполнения.
Усмотрите ли вы свою задачу в том, чтобы непреклонно требовать осуществления каждой строки плана и предавать любого нарушителя заслуженной каре? – Нет. Судьба этих нарушителей вам, конечно, безразлична […], но интересы ваши требуют другого. Ведь если будет много невыполнения плана, пятно ляжет на вас: вы не досмотрели, вы утвердили оказавшийся нереальным план. Конечно, чтобы показать свою твердость и партийную непримиримость к недостаткам, вы отдадите на растерзание нескольких нарушителей планов. Но в огромном большинстве случаев вы терпеливо будете вносить поправки в план на протяжении всего периода его действия, и все они будут направлены на снижение показателей. Только наивный посторонний верит грозным словам, что план – это закон, обязательный для выполнения. Хозяйственник в СССР знает: плановые показатели многократно пересматриваются и сокращаются, так что в итоге выполнением плана считается достижение значительно меньших результатов, чем было подписано в первоначально утвержденном тексте»[1605].
Как только генеральный секретарь Центрального комитета партии М. С. Горбачев провозгласил на состоявшемся в феврале – марте 1986 г. XXVII съезде КПСС, что «партия решительно выступает против смешения функций партийных органов с функциями государственных и общественных органов»[1606], стало ясно, что конец советской системы близок. Последующие ритуальные оговорки генсека о «направляющей и руководящей роли партии»[1607] ничего не меняли. В январе 1987 г. на пленуме ЦК КПСС Горбачев уточнил, что руководство советско-хозяйственным аппаратом будет передано Советам, при том, что как партийный, так и государственный аппарат будет формироваться посредством выборов; летом 1988 г. он провел реформу на XIX Всесоюзной конференции КПСС[1608]. Как только в 1989 г. центр власти в советской политической системе начал смещаться из партийного аппарата в государственный, немедленно воскресла правительственная альтернатива: с резкой критикой Политбюро выступил один из его членов – конкретно председатель Совета министров СССР Н. И. Рыжков[1609]. Упразднение номенклатуры почти автоматом превратило государственный аппарат СССР в сложный конгломерат групп и кланов[1610].
2 апреля 1991 г. на Объединенном пленуме ЦК и недавно восстановленной ЦКК КПСС было принято постановление «О работе коммунистов в Советах народных депутатов», вогнавшее еще один гвоздь в крышку гроба «руководящей и направляющей»… В документе честно признавалось: «ЦК КПСС не сумел своевременно и реалистически оценить направленность и масштабы разворачивающихся процессов. Это сказалось на ходе преобразований. Начиная реформу, мы, по существу, исходили из того, что КПСС, сделав редкий по смелости в истории политических партий шаг, будет оставаться общепризнанным авангардом. Однако дальнейшие события показали, что не было учтено подлинное состояние нашего общества, прежде всего степень его расслоения, уровень политической и правовой культуры»[1611]. Основное беспокойство у ЦК КПСС вызывал Верховный Совет СССР, однако приходилось думать и о правительстве, особенно с учетом центробежных тенденций в союзных республиках и регионах: «Особое внимание должно быть уделено содействию создания эффективной системы исполнительной власти, прежде всего его вертикальной структуры, которая не может нигде обрываться. Ключевое значение имело бы установление прямой связи и выработка механизма взаимодействия Президента и Кабинета министров страны с исполнительными органами в республиках и на местах. Есть настоятельная необходимость органам власти, начиная с Кабинета министров СССР, сосредоточить основные усилия на реальном исполнении законов. Большая роль в этом должна быть отведена судебным органам. Таким образом, речь должна идти о разработке целостной программы формирования правового государства»[1612].
Правда, Политбюро до последнего держало в своих руках контроль над распределением партийных финансов. 5 мая 1991 г., когда Советский Союз уже трещал по швам, Секретариат ЦК КПСС указал в своем постановлении: «В ходе состоявшегося обсуждения проекта механизма формирования, исполнения и контроля бюджета КПСС в адрес ЦК КПСС поступили предложения…»[1613], из которых не было «…учтено предложение Удмуртского республиканского комитета партии о лишении Политбюро ЦК КПСС полномочий распоряжаться средствами партии без решения пленума ЦК КПСС. Это отрицательно скажется на оперативности принятия решений по финансированию деятельности партии, приведет к значительному увеличению числа вопросов, выносимых на рассмотрение пленумов ЦК КПСС»[1614].
В июне 1991 г. в рубрике «Партия и Советы» газеты «Известия ЦК КПСС» была опубликована статья члена Политбюро ЦК недавно сформированной Коммунистической партии РСФСР, председателя Севастопольского райсовета г. Москвы, народного депутата Моссовета А. М. Брячихина «Учиться политической борьбе». В начале статьи декларировалось: «В нынешних условиях работа в Советах – одно из главнейших направлений деятельности партии. Ведь именно в Советах теперь решаются экономические, политические и кадровые вопросы. Советам в основном принадлежат ныне и средства массовой информации. Это означает, что прежде всего через Советы партия может и должна реализовывать свою экономическую, кадровую и информационную политику и позиции, реально защищать интересы населения и членов своей организации»[1615]. А затем констатировалась политическая реальность: «К сожалению, следует признать, что во всех Советах только около трети всех депутатов-коммунистов открыто и последовательно стоят на партийных позициях. Остальные либо относят себя к т. н. “независимым”, либо состоят в разного рода демократических и иных фракциях, группах и блоках. В результате, несмотря на арифметическое (чисто формальное) большинство членов КПСС в Советах, стратегическая и тактическая линии партии там фактически не проводятся»[1616]. Охарактеризовав сложившуюся реальность на примере Моссовета, Брячихин сделал печальный прогноз: «…сегодняшнее неопределенное и неустойчивое положение партии, и не только в Советах, дальше продолжаться не может, ибо речь сейчас идет о выживании партии как политической силы»[1617].
От ленинско-сталинской властной модели, создававшейся по мере удушения и без того эфемерной внутрипартийной демократии и укрепления единоличной власти в партии вначале В. И. Лениным после смерти Я. М. Свердлова, затем И. В. Сталиным в ходе ликвидации третьего «коллективного руководства» и, наконец, Хрущевым по итогам утверждения в лидерстве не осталось и следа. Успешную операцию по разделению сиамских близнецов мог провести только первоклассный хирург при редком везении и крайней жизнеспособности обоих организмов. За неимением всех трех компонентов операция прошла неудачно. Коммунистическая партия перестала быть равной самой себе и потеряла Советскую империю. Как никогда были бы актуальны слова И. В. Сталина, произнесенные им по легенде в начале Великой Отечественной войны: «Ленин нам империю создал, а мы ее…»
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
После Октябрьской революции в Советской России сложилось два реальных центра власти – большевистский ЦК и Совет народных комиссаров (ВЦИК был сильно ослаблен по итогам преодоления Лениным сотоварищи т. н. Первого кризиса советской власти и снятия через восемь дней после пребывания в должности с поста председателя ВЦИК Л. Б. Каменева). У Центрального комитета РСДРП(б) – РКП(б) и Совнаркома РСФСР и затем СНК СССР как двух властных центров не было специализации: оба органа проводили назначения как на советские, так и на партийные должности, однако в повестке дня заседаний правительства все же было огромное количество мелких вопросов, которые приходилось систематически передавать в Малый Совнарком, справедливо прозванный «…разгрузочной комиссией Большого Совнаркома от административно-финансовой вермишели». У большевистского ЦК такой проблемы не было: в условиях отсутствия серьезного бюрократического аппарата от Е. Д. Стасовой и вплоть до И. В. Сталина второстепенные политические вопросы решались перегруженным до отказа Секретариатом ЦК – под бдительным присмотром его руководителей.
К VIII съезду РКП(б) 1919 г. чаша властных весов в Советском государстве склонялась к высшему большевистскому органу, взявшему курс на максимальное овладение партией разветвленным правительственным аппаратом.
После создания в марте 1919 г. Политического бюро как надстройки над ЦК власть была сосредоточена в руках узкой группы вождей из Политбюро. В. И. Ленин мог до определенного момента солировать на заседаниях Политбюро и манипулировать персональным составом этого органа, высылая на фронт Л. Д. Троцкого, который предпочитал не задерживаться в Москве, а вслед за Троцким И. В. Сталина, который, напротив, стремился задержаться в столице, ненавидя роль чистильщика авгиевых конюшен военного ведомства. Однако такое положение не могло длиться вечно.
Курс на мирное социалистического строительство, взятый IX съездом РКП(б) в марте – апреле 1920 г., и скандал на IX конференции РКП(б) в сентябре 1920 г., связанный с провальным контрнаступлением Красной армии в Польше, привели к оживлению работы Совета народных комиссаров. В. И. Ленин, выступая на заседаниях ЦК РКП(б) в роли «отца» благородного партийного «семейства», прекрасно понял: быть первым среди равных в Политбюро в условиях отсутствия формального поста руководителя партии и полной невозможности учреждения такового (основатель партии не желал получить очередную порцию обвинений в бланкизме) физически и эмоционально затратно и стратегически невыгодно. Вождь постарался вернуть центр власти к истокам – в СНК РСФСР, не зря как в советской, так и в постсоветской историографии прозванный «ленинским». Для этого вождь взялся за насыщение руководства СНК преданными политическими деятелями, реорганизацию вспомогательного аппарата Совнаркома, сокращение государственного аппарата и укомплектование его партийными кадрами. Без этого он не мог, в лучших традициях абсолютной монархии, опереться на два социальных слоя одновременно – в данном случае не на дворянство и бурж