– Ты права, как всегда, Мурасаки…
Глава 12Модори – возвращение
В начале весны наследнику трона исполнилось полтора месяца. Погода стояла тёплая, холода, наконец, отступили. Природа явно пребывала на стороне младенца, даруя ему своё благословение. Придворные дамы, истомлённые зимой, тотчас преобразились, облачившись в нежные весенние тона шёлковых одежд. Многие фрейлины в это время предпочитали избавиться от тёплых кимоно, отдавая предпочтение просторным хакама неярких цветов и укороченным нарядам, подпоясанным разве что лентой.
Митинага решил непременно отпраздновать это событие и приказал со всем тщанием приготовить один из парадных залов к приёму гостей и дочери.
Для этого регент приказал, как и положено, в подобных случаях, соорудить помост, поставить на него резное деревянное кресло. Рядом с помостом были установлены два резных столика, предназначенные один для Акико, другой – для внука. Затем помост и столики окружили рядом занавесок и расписных ширм[72].
Стол Нефритовой госпожи был накрыт самым изысканным образом – серебряной китайской посудой. Для наследника, которого держала на руках кормилица, также приготовили столик, он скорее напоминал кукольные принадлежности. Потому как на нём стоял маленький подносик, крошечные чашечка и мисочка.
Шторы с восточной стороны помоста были приподняты, дабы фрейлины могли вносить новую смену блюд, прислуживая госпоже. Гости же разместились на внешнем пространстве за ширмами и занавесками, с удовольствием вкушая яства и запивая их сливовым вином.
Во всём ощущалось особенная радость. Вероятно, она исходила от сознания того, что Нефритовая госпожа скоро возвращается в столицу. А значит и фрейлины, дамы и сановники будут её сопровождать и, наконец, снова вернутся к привычному ритму жизни.
Один из сановников изрядно выпил и, заметив сидевшую за бамбуковой шторой напротив себя Мурасаки, произнёс:
– Прошу прощения, здесь ли пребывает малютка Мурасаки?
Старшая фрейлина опустила очи в долу, не желая вступать в перепалку с нетрезвым господином. Однако тот не унимался.
– О, я читал ваше произведение! Уж больно много в нём легкомыслия… М-да… И главные герои явно списаны с ныне здравствующих особ!
Наконец старшая фрейлина не выдержала, отодвинула штору и пресекла его разглагольствования:
– Если вы ищите малютку Мурасаки, главную героиню романа, то её здесь явно нет. Зачем ей приходить, если Гензи не получал приглашения на званый ужин?
Дамы, сидевшие подле Мурасаки, дружно рассмеялись. Сановник обиженно насупился… Некий столичный аристократ, также попавший под коварное влияние сливового вина, начал ощупывать рукава одеяний близ сидящей дамы. Та встрепенулась и сделала ему замечание. Однако аристократ не унимался. Наконец Мурасаки не выдержала:
– Стыдитесь, вы отнюдь не Гензи!
На что весельчак заметил:
– И я весьма сожалею по этому поводу! Вы даже не представляете, как я хочу им быть!
Дамы снова засмеялись… Наконец один из сановников поднял чашу и провозгласил здравницу в честь наследника. Придворные тотчас его поддержали.
Митинага, также пребывавший навеселе, держал младенца на руках, пытаясь кормить его рисовой лепёшкой-моти. Наконец кормилица, не выдержав этого зрелища, унесла младенца прочь под предлогом, что ему требуется поменять пелёнки.
Мурасаки и ещё несколько молоденьких фрейлин, опасаясь последствий предстоящей пьяной ночи, решили потихоньку покинуть пир. Однако не успели они миновать распахнутые фусуме, как услышали шум в коридоре. Фрейлины решили ретироваться за ближайшую ширму. Но не тут-то было…
– А, вот вы где, беглянки! – прогремел голос пьяного Митинаги. – Я нашёл вас, и теперь вы должны сложить по стихотворению. Иначе я вас не отпущу…
Мурасаки никогда не видела Митинагу в таком состоянии: лик его раскраснелся, одежда сбилась, взгляд блуждал…
– Как вам угодно, господин регент… – спокойно произнесла она и тотчас продекламировала:
– Пять десятков дней прошло.
И как могу я сосчитать
Бесчисленные годы,
Что предстоят
Наследнику на троне?
– Превосходно! – воскликнул регент и, немного подумав, сложил ответ:
– Мы можем удалиться? – вежливо поинтересовалась Мурасаки.
– Хм… – только и смог произнести регент, пожирая её взглядом.
Однако старшая фрейлина не стала дожидаться ответа и увлекла за собой своих подопечных девушек. Они благополучно расположились на ночь вдали от пьяного шума.
Тем не менее, Митинага не унимался. Он приблизился к дочери, сидевшей за ширмой и также изрядно утомлённой пиром.
– Ты знаешь, что сочинила твоя любимица Мурасаки? – развязано поинтересовался он и тотчас прочитал свежее пятистишье.
Акико благосклонно его выслушала и произнесла:
– Моя старшая фрейлина, безусловно, наделено многими талантами.
Мысленно регент согласился с дочерью. Хмель постепенно начал отступать и Митинага ощутил жгущую потребность насладиться одним из талантов Мурасаки – талантом любить…
Третья луна близилась к завершению. Наследник окреп, его упругие пухленькие щёчки, ручки и ножки «вперевязочку» вызывали у Нефритовой госпожи, регента и всех обитателей Цутимикадо восторг.
Фрейлины пребывали в постоянных заботах. Акико, дабы отвлечься от тревожных мыслей, а новая наложница императора не давала ей покоя, занялась переплетением книг.
Рано утром в час Дракона фрейлины являлись в её апартаменты, подбирали нужную по цвету и качеству бумагу, затем отправляли её вместе с рукописью к переписчику. Так Нефритовая госпожа решила пополнить императорскую библиотеку следующими произведениями: записками госпожи Сей Сенагон, стихами Акадзомэ Эмон и Идзуми Сикибу, и разумеется, нескончаемым повествованием о Гензи.
В конце концов, регент обеспокоился состоянием дочери. Как-то раз он пришёл к ней, принёс тонкую изумительную бумагу, тушь, кисти и настоятельно заметил:
– В твоих покоях прохладно… Прикажу принести ещё одну жаровню! Теперь ты – мать и, потому должна беречь себя.
– Мне не холодно… – вяло ответила Акико. – Я тепло одета.
Митинага прошёлся по покоям, окинул взором фрейлин, занятых рукописями, остановил взор на Мурасаки. И подумал: «Вот так всё проходит… И чувтсва улетучились, словно утренняя дымка…»
Ему стало невообразимо грустно, тем более что старшая фрейлина не подняла головы и не одарила его взглядом, делая вид, что полностью поглощена очередной рукописью Идзуми Сикибу.
Однако Мурасаки невольно охватил трепет, но был он отнюдь не любовным. Женщина также поняла: всё прошло, страсти больше нет…
Регент ещё прошёлся по покоям и приблизился к дочери. Он увлёк её за расписную ширму.
– Я догадываюсь о причине твоих тревог… – начал он. – Ещё раз повторяю: они напрасны. Завтра же я отправляю в столицу верного человека. Не буду называть его имени, тебе оно хорошо известно. Могу только заверить, что он вхож в покои императора. Твоей сопернице осталось жить недолго…
Акико при упоминании наложницы встрепенулась и заглянула отцу прямо в глаза.
– Я хочу забыть о ней…
– К твоему приезду в Хэйан всё будет кончено… – заверил регент. – Время твоего очищения завершилось, и ты сможешь возлечь с императором на ложе, полностью завладев его сердцем и помыслами.
Акико улыбнулась…
Не успел Митинага удалиться под предлогом повидать внука, как Нефритовая госпожа взяла рукопись «Похождений Гензи», выполненную на грубой неотбелённой бумаге.
– Надобно её в первую очередь отправить переписчику, – заметила она, развернув один из свитков. – Верно, переписывала госпожа Акадзомэ Эмон, это её рука.
Мурасаки приблизилась к госпоже и заглянула в рукопись.
– Да, похоже… Позвольте мне самой переписать рукопись для императорской библиотеки, – неожиданно попросила старшая фрейлина, утомленная разбором многочисленных свитков, выполненный разными людьми и порой на дурной бумаге.
– Разумеется, – с готовностью согласилась Акико. – Ты прекрасно владеешь китайским письмом! Вот возьми тонкую отбелённую бумагу, кисти и тушь.
Мурасаки с благодарностью приняла письменные принадлежности и поспешила удалиться в свои крошечные покои, дабы посвятить ближайшие дни, вплоть до отъезда императрицы из родовой резиденции, переписыванию похождений Гензи.
Лишь вечером Мурасаки выходила подышать свежим воздухом. Закутавшись в тёплое зимнее кимоно, она шла по берегу озера, изредка бросая взгляды на павильон Цубоми, где ещё недавно пережила восторг любви с Митинагой.
У кромки берега сгрудились утки, с нетерпением ожидая, когда их покормят. Мурасаки разломила лепёшку на мелкие кусочки и бросила в воду. Утки тотчас накинулись на угощение. Это зрелище отчего-то привело женщину в ещё большее уныние. Она подумала, что настало время покинуть Цутимикадо…
– Я следил за тобой… – раздался знакомый голос за спиной Мурасаки.
– Вы решили покормить уток? – с грустью в голосе спросила она.
– Нет, я хотел поговорить с тобой… – признался регент.
Мурасаки отвлеклась от уток, неспешно, откинув полы кимоно, повернулась к регенту и процитировала пятистишье Идзуми Сикибу, своей двоюродной сестры:
– Из этого мира
Я скоро уйду, но чтобы в грядущем
Было вспомнить о чём,
Ещё одну встречу хотя бы
На прощанье мне подари.[74]
Этим вечером с час Собаки регент и фрейлина в последний раз предавались любовным безумствам в павильоне Цубоми.