Как простолюдин Филип Дрейк из Стокфорда, я должен был бы путешествовать на королевском судне в тяжелых условиях, занять место одного из негров в том, что касается оков. Но, как дону Фелипе Драксу, бразильскому купцу и пассажиру на борту утонувшего брига дона Диего Рамоса, мне позволили занять место в кают-компании вместе со своим партнером и относились ко мне со всей предупредительностью, на которую был способен британский офицер в отношении иностранцев, спасшихся от кораблекрушения. Капитан Симмонс качал своей седой маленькой головой в ответ на объяснения дона Диего, но встречал смехом его шутки, и, вообще, у нас были приятные встречи в кают-компании, пока «Индус» не бросил якорь в бухте Кейп-Коста, у поселения в Сьерра-Леоне, где уполномоченные резиденты должны были вынести решение относительно наших негров. Туземцев посадили в каноэ и высадили на берег, поместив на территории королевских мастерских. В течение нескольких дней уполномоченные решили, что их следует отдать в обучение поселенцам на срок двенадцать лет. За это время, по словам Диего, их окрестят и они состарятся. Капитан Симмонс и его офицеры получили вознаграждение за спасение негров, а мы с партнером восприняли наши потери с любезностью, на какую только были способны. Рамос подыскал каботажное судно для нашего переезда в Нью-Тир, мое поселение на Гамбии, и вскоре мы отбыли туда. Это был конец нашего предприятия с «Мирандой». Фирма «Рамос и Драке» сохранилась, но прибыли от ее последнего предприятия поделили между собой огонь, вода и британская филантропия.
Прибыв в поселение на Гамбии, я обнаружил, что медовый месяц дяди изменил внешний вид моего соломенного дома. Были сделаны прекрасные добавления. Веранда, балконы и решетчатая конструкция в испанском стиле превратили дом грубой постройки в дворец. Значительно изменились наши бараки, а несколько групп негров все еще работали, таская из леса бревна. Сваи были вбиты на берегу, обеспечивая дополнительную прочность пирсу. Вскоре мы выяснили причину дядиных усилий с целью обустройства постоянной торговой фактории на берегах Гамбии. Во время нашего отсутствия известный вождь племени фула по имени Мусси выступил с предложением заключить постоянное соглашение о торговле. Поскольку Нью-Тир являлся основным пунктом сбора караванов рабов со всей местности, прилегающей к Гамбии, мой проницательный дядя, не теряя времени, увеличил во время нашего отсутствия пропускную способность поселения. Он также принял меры для скорейшей доставки большого каравана в наши бараки, так что если бы рейс «Миранды» прошел благополучно, то по возвращении нас бы удивил фрахт, с которым корабль немедленно отправился бы обратно в Вест-Индию. Узнав об этом, я посовещался с Диего, и результатом этого стало партнерство с нами дона Рикардо Виллено в компании под названием «Виллено и К°», которая со временем получила широкую известность в Африке и Вест-Индии.
Я поселился в доме Пабло Круза, нашего бразильского надзирателя, оставив свою старую резиденцию во владении дона Рикардо и его креольской супруги. Активно шли приготовления для приема каравана вождя Мусси. К январю 1816 года наш большой загон для рабов был почти готов. Я открыл новые счета от имени новой компании.
Вскоре я узнал, что донна Амелия не была первой любовью моего доброго дяди – их оказалось несколько. Выяснилось, что первой любовью была девушка племени фаял, которая умерла на берегах Конго несколько лет назад, и что светлая квартеронка, которая живет сейчас с доном Мигелем, была прежде любовницей дона Рикардо. Что касается донны Амелии, то это было восхитительное создание. Когда мы обедали в «резиденции», как дядя называл свой дом, она играла на арфе и пела для нас. Это было соловьиное пение. При всей своей необразованности я чувствовал, как увлажняются мои глаза. Думаю, ей нравилась моя чувствительность. Диего делал вид, будто она всего лишь школьница, но я полагаю, что она являлась глубокой натурой. Дядя был явно без ума от своей новой любви. Он бегал по ее поручениям, подбирал платки и следил за ней, как кот за мышкой. Они, видимо, очень любили друг друга.
К середине месяца мы получили вести о том, что на прямую тропу из главного поселения вождя Мусси вышел караван негров. Сообщалось, что он состоит из около тысячи двухсот отборных рабов из племен мандинго, сусу и осужденных за преступления фула. Весь караван насчитывал около двух тысяч человек. Дядя и Диего вышли его встречать, возложив на меня ответственность за поддержание порядка в поселении. Никто не должен был приближаться к апартаментам его возлюбленной ни под каким предлогом. Донна снова стала монашкой, и я был обязан охранять дверь ее монастыря, раскачиваясь в своей койке в салуне. Во время первой ночи их отсутствия меня вдруг разбудила девушка фула Янга. У нее была записка от хозяйки, у которой заболел живот. Я взял из аптечки горячие капли и поспешил в апартаменты донны. Казалось, ее мучает сильная боль, и я дал ей снадобье, которое, видимо, не принесло облегчения. Девушки фула были отправлены поискать другие средства, и я остался один на один с донной. Она обняла меня за шею, поцеловала в губы и со всей страстью попросила меня спасти ее. Я пытался ее успокоить, но она прижималась ко мне теснее, пока вернувшиеся девушки чуть не застали нас врасплох. На следующий день мне пришлось дважды приходить на ее вызовы, и, хоть убей, не могу понять, было ли ей больно или тревожно. На следующий день, однако, она вела себя достаточно здраво и уверяла, что я спас ее от смерти. Она потрепала меня по щеке и казалась самой непосредственностью.
Караван прибыл 18-го с большим шумом и гамом, с выстрелами из ружей и битьем в тамтамы и барабаны. Вождь фула считался знатным представителем своего народа. Имея более шести футов роста, он был одет в белую тобе, головной убор представлял собой навороченную цветную хлопковую ткань с шелком. Я был главным переводчиком во время палабра (переговоров) и большого представления. Около семисот воинов фула, вооруженных дубинами, мечами, луками и стрелами, многие – ружьями, выстроились на нашем плацу. Множество торговцев – негров из внутренних областей страны сидели на корточках впереди, а также вокруг вождя и его представителей. Наши слуги устроили большой салют, затем группа черных исполнителей пела хором в сопровождении кимвалов. Затем начался большой пир. Мясо забитых волов, ром и курительные трубки держали дикарей в восхищении весь день, а вождь Мусси стал нашим лучшим другом. Донна Амелия выглядела со стороны ликующей феей, и фула полагали, что это белый фетиш.
Через день после больших палабра к нашему причалу пристал корабль «Кабенда», который привез большой груз товаров для торговли. Как раз вовремя. Это было лучшее судно моего дяди, корабль водоизмещением триста тонн. У нас было еще три судна, стоявшие на якоре близ фактории, одно из них называлось «Сеньора Амелия» в честь нашей первой леди. Вождь Мусси и его воины расположились лагерем в прекрасной долине, где росло много пальм, примерно в миле от нашей резиденции. Рабы группами, под наблюдением своих хозяев, были привязаны к столбам, вбитым в землю, канатами из сплетенных бамбуковых волокон. Донна Амелия сопровождала дядю и Пабло Круза в инспекционной поездке и совершенно не смущалась зрелищем этого спектакля. В то время я думал, что лицезрение более тысячи совершенно голых негров едва ли доставило бы удовольствие молодой «школьнице», как называл ее Диего.
Грузы «Кабенды» выгрузили возможно быстрее, и через два дня после ее прибытия торговля на рынке была в полном разгаре. Она напомнила мне площадь в Фанду. В дополнение к тысяче или более рабов было выставлено несколько тонн африканских товаров – слоновая кость, золотой песок, рис, скот, шкуры, пчелиный воск, черное дерево, мед и много других видов товаров из внутренних областей. Для обмена у нас имелись хлопковая ткань, порох, ром, табак, дешевые мушкеты, бижутерия, кораллы и прочие безделушки для ублажения дикарей. Такой бартерный обмен производился попутно, главным предметом торговли оставались рабы. За крепкого негра лет двадцати мы давали цену три английских шиллинга или три испанских доллара. За женщин и подростков платили меньше. Наш порох был крупнозернистым, а ружья грубо выделаны в Англии. Спирт, хлопковая ткань, порох и ружья поступали на каботажные суда дяди с английских торговых пунктов на реке Конго. Мы делали покупки на побережье и платили большую цену за эти товары, чтобы предотвратить закрытие старых факторий, так как иногда они оказывались очень удобными временными пунктами содержания рабов.
Я подружился с вождем Мусси. На старика производило впечатление мое знание местного языка. Он владел двумя сотнями рабов в караване. Остальные негры входили в другие, меньшие караваны, которые платили вождю дань за военный эскорт. Он взимал свой процент со всех продаж: рабов или других товаров. Мы выплатили ему премию в сотню мушкетов, двадцать бочонков пороха, два отреза хлопковой ткани и красную солдатскую шинель в качестве дэша, или подарка, с учетом договора, который он заключил с дядей. Это был неплохой человек, но хитрый как лиса, более того, с хорошим для дикаря вкусом. Он дал мне понять, что готов отказаться от подарка и прибавить сто негров, если Монего, то есть дон Рикардо, продаст ему свою жену донну Амелию. Торговля завершилась 25 января. Мы были рады избавиться от негритянского вождя и его армии обжор, которые угрожали разорить нас. В итоге мы купили тысячу двести первоклассных рабов. Этого количества было достаточно, чтобы загрузить два судна в Бразилию.
Нью-Тир продолжал процветать. С помощью вождя Мусси мы смогли отправить из одной Камбии с десяток полностью загруженных судов, а если учесть поселение дяди в Рио-Бассо, то мы отослали в 1816 году на Кубу и в Бразилию в целом сорок три тысячи рабов. «Виллено и К°» вскоре стала одинаково известна местным вождям, торговцам Вест-Индии и европейским брокерам. Если одна из наших каботажных шхун заходила в реки Гамбия, Конго, Калабра или Бонни, на берегах немедленно приходили в движение группы негров разной численности.