зведен в звание гражданина, считался после смерти рабом. Лишь законное отпущение на волю влекло за собой полные и прочные права. Оно ставило свободу под защиту гражданских прав, и она могла быть отменена лишь в случаях тяжелых проступков, суждение о которых подлежало магистрату, а не господину. Мы считаем лишним указывать на то, что господин всегда мог добавить к этим «внезаконным» отпущениям на волю то, чего там не хватало, путем второго отпущения, согласного с требованиями закона.
Впрочем, положение получившего полное отпущение на волю во многом отличалось от положения человека, пользовавшегося полной свободой, и вольноотпущенник, навсегда избавляясь от рабства, мог занять весьма различное положение как по отношению к той семье, из которой он вышел, так и по отношению к государству, членом которого он становился. Сначала мы рассмотрим его частно-правовое положение.
2
Если раб был освобожден в силу закона, он пользовался покровительством этого самого закона, у него не оставалось никаких обязательств ни по отношению к своему прежнему господину, ни по отношению к его представителям. Если же в противоположность этому раб отпускался на волю по инициативе своего господина, то этот последний сохранял за ним право патро-натства. Государство, города, храмы, коллегии, так же как и частные лица, сохраняли это право по отношению к своим вольноотпущенникам, и граждане передавали это право своим детям. Впрочем, при наиболее употребительном частными лицами способе отпущения на волю по завещанию один и тот же принцип мог в зависимости от обстоятельств в каждом отдельном случае иметь различные последствия. Если сам господин отпускал на волю раба, то он становился его патроном, и так как это звание, так же как и завещанная свобода вступали в силу только с момента выполнения завещания, т. е. с момента смерти завещателя, то он уносил его с собой в могилу, и вольноотпущенник считался «вольноотпущенником мертвеца». Если он завещал своему наследнику отпустить раба на волю, то он передавал ему вместе с правом господина и свое право на патронат. Но наследник не мог передать его другому вместе со своим новым завещанием. Ведь в завещании был указан именно он, и рабу не всегда было безразлично иметь другого господина, например, молодого человека, права которого могли легко продлиться до самой смерти его нового клиента, вместо старика, близкая кончина которого должна была в самом непродолжительном времени разорвать эти последние узы зависимости, так как самым счастливым вольноотпущенником считался тот, чей патрон находился в царстве мертвых.
Эти признания юристов лучше всего свидетельствуют об истинной природе этого нового положения и о том, каким образом распределялись между патроном и вольноотпущенником права и обязанности.
Патрон был естественным защитником своих вольноотпущенников: он давал им свое родовое имя, чтобы оно было в том свободном обществе, в которое они вступали, знаком его могущества. Он должен был защищать их перед судом как своих клиентов; он должен был даже защищать их и помимо судов, против всякого злоупотребления властей, а злоупотребления были очень многочисленны, особенно в провинциях, где единственной их защитой была их собственная свобода или покровительство богов. В случае их несовершеннолетия он становился их опекуном, и это опекунство по отношению к женщинам прекращалось только с их замужеством. В случае нужды он должен был доставлять им пропитание, после их смерти он давал им место в своей фамильной гробнице. Этот последний обычай был сильно распространен, несмотря на то, что патрон имел полную возможность нарушить его. Что касается других обычаев, то некоторые из них были обязательны, грозя в случае невыполнения потерей прав, связанных с его званием. Но эти права были настолько значительны, что стоили некоторых жертв. Некоторые из обязательств патрона, как, например, опека, были только законным следствием тех выгод, которые были с ней связаны.
Что касается обязанностей вольноотпущенников, то некоторые из них были обязательны для всех, будучи связаны с самым актом отпущения на волю, другие – специально выговорены в условиях: при отпуске на волю господином в личных интересах.
Всякий вольноотпущенник должен был относиться к своему патрону с уважением и оказывать ему всевозможные услуги. Уважение, которое предписывалось рабу по отношению к своему патрону, не позволяло ему учинять против него позорящего его иска, – он должен был стерпеть оскорбление, он даже должен был насколько возможно воздерживаться от подачи иска об удовлетворении фактических убытков. И если все же приходилось обращаться к законным властям, то делать это с крайней осторожностью. Добровольные услуги, оказываемые ему вольноотпущенниками, едва ли чем отличались от услуг клиентов. Они должны были сопровождать патрона, помогать ему деньгами, если он выдавал замуж свою дочь и если приходилось выкупать его самого, если на него был наложен какой-нибудь штраф или если он разорялся вследствие постигшего его несчастья. Эти услуги носили не добровольный характер, а являлись обязательными. Тот, кто уклонялся от них, подвергался наказанию, сперва легкому. Оно усиливалось, если он от простого нерадения переходил к более серьезным проступкам: оскорбление или бесчестие каралось временным изгнанием; акты насилия – ссылкой на рудники, так же как и клевета, непослушание и пр. По постановлению Клавдия вольноотпущенник был снова возвращен в состояние рабства за то, что он поднял против своего господина обвинение в государственном преступлении; и более позднее законодательство, после некоторых колебаний, вернулось к системе самых суровых репрессий, к лишению свободы в наиболее серьезных случаях.
К этим обязанностям, вытекавшим из самого факта отпущения на волю, господин мог добавить и некоторые специальные условия. Одни из них должны были предшествовать, другие следовать за освобождением. Так, рабу давали иногда свободу за уплату определенной суммы денег. Этот способ получения свободы («да заплатят деньги за свою голову») был древним и очень распространенным. Раб или сам давал, или поручал кому-нибудь передать господину назначенную сумму. Таким образом раб или сохранял с ним связь как вольноотпущенник, или же одновременно освобождался и от патронатства господина. В первом случае он мог, если не было (со стороны хозяина) противоположного распоряжения, заплатить своим пекулием, во втором – он мог сделать это только с ведома и разрешения своего господина. Вместо денег можно было требовать выполнения определенных работ: от архитектора – постройки здания, от скульптора – изваяния статуи, от живописца – росписи стен и пр. Если эти оговорки содержались в завещании, то они, как и всякое другое поставленное условие, делали раба свободным по положению с момента ввода в наследство, но откладывали его фактическую свободу до тех пор, пока не будет закончена работа. Таким образом, они устанавливали состояние, являющееся как бы переходом к тому, которое было связано со свободой.
Эти условия, видоизменявшие положение вольноотпущенников, в течение долгого времени зависели только от произвола господина. Отпуская раба на волю, он оставлял за собой право разорвать или так или иначе сохранить те узы, которые держали раба в зависимости от него. Иногда господин давал рабу не только свободу: он оставлял ему весь его пекулий, он освобождал его от всех повинностей и отказывался от своих прав на патронатство. Иногда он давал ему право жить даже не работая, на попечении наследника. Но обычное право значительно чаще изменялось в противоположном направлении. Если господин должен был предоставить вольноотпущеннику свободу и все то, что необходимо из нее вытекало, т. е. свободу личности и все связанные с ней права, то он мог оставить за собой все остальное: его время, его труд, произведения его труда как слуги и как ремесленника. Иногда раба отпускали на волю только для того, чтобы он с большим достоинством мог служить у домашних алтарей или с большей важностью исполнял свои обычные обязанности при своем господине: положение, которого при известных условиях могли добиваться как милости. Плавт показывает нам это в одной из сцен «Близнецов», и в истории встречается немало замечательных примеров. Кто не знает Тирона и тех уз, которые связывали его с Цицероном, с его прежним господином, уз, возникших на основе рабства, но смягченных истинной дружбой? Также во многих надписях времен Империи вольноотпущенники сохраняют имена, указывающие на их обязанности во времена рабства, которые они, без сомнения, продолжали выполнять и в своем новом положении. Колумбарий императрицы Ливии показывает нам, что вольноотпущенники смешивались с рабами как на службе во дворце, так и в вечном покое этого убежища смерти.
В иных случаях, не оставляя за вольноотпущенником никаких обязанностей, но и не предоставляя ему возможности пользоваться преимуществами, связанными с постоянным пребыванием в доме, от него требовали службы своими талантами и своим искусством. Так, пантомимы или врачи должны были служить своим искусством не только патрону, но и друзьям патрона. В этом отношении шли еще дальше: человек небогатый, патрон пантомима, врач, обучивший рабов своему искусству, мог рациональным образом использовать свои права, лишь эксплуатируя их труд вне дома. Трималхион, этот бывший раб, на примере которого Петроний хотел показать происхождение, природу и приложение самых больших капиталов времен Клавдия и Нерона, этот самый Трималхион продолжал пускать деньги в оборот через посредство своих вольноотпущенников даже после того, как сам удалился от дел. Наконец, бывало и так, что при отпущении на волю господин выговаривал себе определенный денежный оброк или определенное число трудовых дней (таков был настоящий смысл слова «орега»). К этому могли принудить всякого вольноотпущенника, и клятву, которой он связывал себя после отпущения, должны были давать как взрослые, так и несовершеннолетние, так как были и такие службы, которые соответствовали их возрасту. Впрочем, род этих работ не был точно обозначен: это были те работы, которыми занимался вольноотпущенник до того дня, когда их могли от него потребовать, и, по букве закона, он должен был выполнять их на свой собственный счет.