40. Некоторые сообщают, что войну эту окончили консулы и что они праздновали триумф над самнитами, что Фабий пробрался даже в Апулии и пришел оттуда с большой добычей. Все согласны насчет того, что диктатором в этот год был Авл Корнелий; сомнению подлежит лишь то, назначен ли он был для ведения войны или для того, чтобы руководить Римскими играми и подавать знак для выступления из-за загородки колесниц, так как претор Луций Плавтий как раз в это время тяжко заболел; по исполнении же этой, не особенно достопамятной, должности он сложил с себя диктатуру.
И трудно решить достоверность того или другого факта или предпочесть одного писателя другому. Я полагаю, что история испорчена надгробными речами и ложными надписями под изображениями предков: каждый род, при помощи вводящей в заблуждение выдумки, присваивает себе славу военных подвигов и должностей. Поэтому-то, конечно, искажены как деяния отдельных лиц, так и государственные памятники событий; и нет ни одного современного той эпохе писателя, на свидетельстве которого, как достаточно достоверном, можно было бы остановиться.
Книга IX
Понтий убеждает самнитов начать новую войну против Рима (1). Движение римлян к Луцерии через Кавдий; безвыходное положение их (2). Совещания самнитов (3). Римляне приняли позорные условия мира; участие Капуи (4–6). Уныние в Риме (7). Совещания в сенате (8–9). Выдача виновников договора (10). Отказ самнитов принять выданных (11). Взятие самнитами Фрегелл; движение римлян к Луцерии и в Самний (12). Победа в Самнии (13). Неудачное посредничество тарентинцев (14). Взятие Луцерии (15). Победа над ферентинцами и взятие Сатрика римлянами; характеристика Папирия (16). Размышления о возможном исходе войны римлян с Александром Македонским (17–19). Распространение римского влияния в Апулии (20). Осада и взятие римлянами Сатикулы (21–22). Поражение самнитов у Лавтул (23). Взятие римлянами Соры (24). Истребление племени авзонов (25). Суровое наказание Луцерии; заговор в Капуе; диктатор Гай Мений и суд над ним (26). Поражение самнитов у Кавдия (27). Взятие Фрегелл и Нолы; выведение колоний в Свессу, Понтию и Интерамну (28). Приготовления к войне с этрусками цензора Аппия Клавдия; гибель рода Потициев (29). Восстановление сената в том составе, какой был до цензуры Аппия Клавдия; расширение прав народа; бунт флейтистов (30). Взятие Клувиана и Бовиана; поражение самнитов (31). Битва с этрусками у Сутрия (32). Борьба против единоличной цензуры Аппия Клавдия (33–34). Поражение этрусков у Сутрия (35). Союз с умбрийским городом Камерином (36). Новая победа над этрусками и покорность этрусских городов (37). Взятие римлянами Адлиф; экспедиция римского флота к берегам Кампании; нерешительная битва с самнитами; выбор диктатора (38). Победа над этрусками у Вадимонского озера (39). Победа над самнитами; взятие Перузии (40). Успехи римского оружия в Самнии и Этрурии; неудачные замыслы умбров (41). Удачная война с саллентинами, битва с самнитами под Аллифами (42). Покорность герников после неудачной войны; успехи римлян в Самнии (43). Победа над самнитами и взятие Бовиана (44). Покорность самнитов, разрыв с эквами; взятие тридцати одного города (45). Избрание в эдилы плебея Гнея Флавия; образование четырех городских триб (46).
1. В следующем затем году [321 г.], в консульство Тита Ветурия Кальвина и Спурия Постумия, был заключен известный поражением римлян Кавдинский мир. В этом году вождем самнитов был Гай Понтий, сын Геренния; происходя от отца, обладавшего очень обширным умом, Понтий сам был первым воякой и полководцем. Лишь только послы, отправленные в Рим, чтобы дать удовлетворение римлянам, возвратились, не достигнув заключения мира[522], Понтий сказал: «Не думайте, что посольство это не привело ни к какому результату: оно умиротворило весь гнев небесный, тяготевший над нами за нарушение союзного договора. Я убежден, что всем тем богам, которым благоугодно было довести нас до необходимости исполнить требования, предъявленные к нам на основании союзного договора, не по сердцу пришлось то, что римляне так горделиво отвергли попытку искупить нарушение его. В самом деле, что еще можно было сделать для умилостивления богов и для умиротворения людей более того, что сделали мы? Взятое нами в добычу имущество врагов, которое по праву войны, казалось, должно было считаться нашею собственностью, мы отослали назад, зачинщиков войны[523] мы выдали уже мертвыми, так как не могли выдать их живыми; имущество их мы отвезли в Рим, чтобы не оставалось на нас ни малейшей ответственности за преступление. Что же еще должен я тебе, римлянин, какая неисполненная обязанность лежит на мне по отношению к союзному договору и богам, свидетелям его? Кого избрать мне судьей твоего гнева и моих страданий? [524] Ни от кого не уклоняюсь я, ни от народа, ни от отдельного частного лица. Если же для слабого в его борьбе с более сильным не остается никакой правды на земле, я прибегну к богам, карателям несносной гордости, и буду молить их обратить свой гнев на тех, которые не удовлетворяются ни возвращением их собственности, ни прибавлением к ней чужого добра; на тех, гнева которых не в состоянии утолить ни смерть виновных, ни выдача их бездыханных тел, ни имущество, отдаваемое вместе с его владельцем; на тех, которых нельзя умилостивить без того, чтобы не дать им испить нашей крови, растерзать наши внутренности. Справедлива, самниты, война тех, для кого она является неизбежной необходимостью, благочестиво орудие тех, вся надежда которых заключается лишь в оружии; поэтому, так как в человеческих делах больше всего значит то, совершают ли их люди при милостивом или при враждебном отношении к ним богов, будьте уверены, что прежние войны вы вели скорее против богов, чем против людей, а ту, которая предстоит, вы будете вести под предводительством самих богов!»
2. Изложив эти настолько же верные, насколько и радостные предсказания, Понтий вывел войско и расположился лагерем в окрестностях Кавдия, соблюдая наивозможную тайну. Отсюда он посылает десять переодетых пастухами воинов в Калатию, где, по слухам, находились уже римские консулы со своим лагерем, и приказывает им пасти свой скот на различных местах – одному здесь, другому там, – неподалеку от римских постов; если же они натолкнутся на посланные для грабежа неприятельские отряды, то все должны говорить одно и то же – что легионы самнитов находятся в Апулии, всеми своими силами осаждают Луцерию и в скором времени возьмут ее штурмом. Этот же слух еще раньше нарочно был распущен, и он дошел до римлян, но достоверность его увеличили пленные особенно потому, что показания всех их согласовались между собою. Нельзя было сомневаться в том, что римляне подадут помощь жителям Луцерии как хорошим и верным союзникам, а вместе с тем и с целью предупредить отпадение всей Апулии, напуганной настоящим опасным положением. Вопрос заключался только в том, какой дорогой пойдут римляне; к Луцерии вели две дороги: одна из них – широкая и открытая – шла вдоль берега Верхнего моря, но насколько она была безопаснее, настолько же почти была и длиннее; другая, более короткая, вела через Кавдинское ущелье, природа же местности здесь такова: два глубоких ущелья, узких и покрытых лесом, соединяются между собою непрерывными, расположенными вокруг горными хребтами; между ними лежит довольно обширная, богатая растительностью и водой, замкнутая равнина, посредине которой пролегает дорога. Но прежде чем дойти до этой поляны, нужно войти в первое ущелье и или возвратиться обратно по той же дороге, по которой пробрался туда, или, если продолжать идти далее, выйти через другое еще более узкое и еще труднее проходимое ущелье.
Римляне спустились в эту равнину по другой дороге, через скалистый проход, но когда они направились дальше к другому ущелью, то нашли его загражденным срубленными деревьями и множеством огромных, наваленных друг на друга камней. Когда, таким образом, открылось коварство врагов, римляне заметили и неприятельский отряд на вершине горного хребта. Поспешно стали они отступать по той дороге, по которой пришли, но и ее нашли также загороженной баррикадами и вооруженными людьми. Затем они без всякого приказания остановились; остолбенели все, и как будто какое-то оцепенение охватило их члены: посматривая друг на друга и каждый предполагая в другом больше присутствия духа и благоразумия, они долго оставались неподвижными и молчали. Затем, увидев, что разбиваются палатки консулов и некоторые достают орудия, потребные для окопов, они, хотя и понимали, что при их критическом и безнадежном положении укрепление послужит предметом насмешки, однако, чтобы не прибавить к беде еще собственную вину, обратились, каждый сам по себе, без всякого понуждения или приказания с чьей-либо стороны, к работе по укреплению и, расположив лагерь около воды, окружили его валом; при этом они сами с горькой откровенностью издевались над своей работой и напрасным трудом, а тут еще и враги заносчиво бранили их. Глубоко опечаленные консулы не созывали даже военный совет, потому что не было места ни совету, ни помощи; но легаты и трибуны сами собрались к ним, а воины, обратившись к консульской палатке, требовали от вождей помощи, которую едва ли в состоянии были оказать даже бессмертные боги.
3. Ночь застигла римлян в то время, как они более жаловались на свою судьбу, чем обдумывали свое положение, причем каждый, сообразно со своим характером, кричал, – один: «Пойдем через загроможденные дороги, через противостоящие горы, через леса, где только можно протащить оружие, лишь бы можно было подойти к неприятелю, над которым мы почти уже тридцать лет одерживаем победы; все сделается гладким и ровным для римлянина, если он станет сражаться с вероломным самнитом!» Другой спрашивал: «Куда или по какой дороге мы пойдем? Неужели мы хотим сдвинуть с места горы? Пока будут возвышаться эти горные вершины, по какой дороге пойдешь ты к неприятелю? Вооруженные и безоружные, храбрые и трусы – все мы одинаково захвачены в плен и побеждены; даже меча не противопоставит нам неприятель для того, чтобы мы могли умереть со славой; не сходя с места, он выиграет войну». В таких-то разговорах, забыв о пище и сне, римляне провели ночь.