алятся на землю люди с лошадьми. Вследствие этого пришли в замешательство также знамена легионов, и многие из стоявших перед знаменами воинов были смяты натиском лошадей и колесниц, несшихся через войско. Заметив испуг неприятелей, войско галлов погналось за ними, не давая им ни минуты времени, чтобы перевести дух и оправиться от страха.
Деций кричит воинам, спрашивая их, куда бегут они или на что надеются при этом бегстве; он становится на дороге бегущих, зовет назад рассеявшихся; затем, не будучи в состоянии никакими силами удержать оторопевших воинов, Деций, призывая имя отца своего Публия Деция, сказал: «К чему мне далее откладывать то, что предопределено судьбою нашей фамилии? Таков удел рода нашего, чтобы мы служили искупительною жертвою для устранения всеобщей опасности! Вот я принесу вместе с собою в жертву Земле и богам-манам легионы неприятелей». После этих слов он велел понтифику Марку Ливию, которому, выходя на битву, запретил отходить от себя, говорить ему слова, повторяя которые он должен был обречь себя и легионы врагов на смерть за войско римского народа квиритов. Затем, обреченный на смерть теми же молитвами и в том же одеянии, как раньше отец его, Публий Деций, велевший обречь себя на смерть у Везера во время войны с латинами[657], Деций после обычных молений присовокупил, что ему предшествуют ужас и бегство, убийство и кровопролитие, гнев богов небесных и подземных. Смертельными проклятиями поразит он знамена, стрелы и оружие неприятелей, и одно и то же место станет местом гибели и для него, и для галлов с самнитами! С такими клятвами на себя и врагов Деций, пришпорив коня, поскакал в ту сторону, где видел густые ряды галлов, бросился на подставленные копья и был убит.
29. После этого битва, казалось, стала непосильной для человека. Потеряв вождя, что в другое время обыкновенно возбуждает ужас, римляне прекратили бегство и желали сызнова начать битву; галлы же, и в особенности толпа, окружавшая тело консула, как бы лишившись рассудка, бесцельно, на авось метали свои стрелы; некоторые же пришли в оцепенение и забыли и о сражении, и о бегстве. А с другой стороны понтифик Ливий, которому Деций передал ликторов и велел быть за претора, громко кричал, что римляне победили, отделавшись смертью консула, а галлы и самниты – достояние Матери Земли и богов-манов; что Деций зовет и насильно влечет к себе войско, обреченное вместе с ним на смерть; что у врагов все исполнено безумия и страха. Затем в то время, как римляне снова начинали битву, к ним подошли еще с подкреплением из арьергарда Луций Корнелий Сципион и Гай Марций, посланные по приказание консула Квинта Фабия на помощь товарищу. Здесь услыхали они о судьбе Публия Деция, и это чрезвычайно возбудило их отважиться ради государства на все. Так как галлы стояли густыми рядами, сомкнув перед собою щиты, и рукопашная битва казалась трудной, то по приказанию легатов воины собрали валявшиеся там и сям на земле меж двумя войсками дротики и бросили их в неприятельскую «черепаху». Хотя бóльшая часть дротиков вонзилась в щиты и только немногие – в самое тело, однако фаланга была опрокинута, так что большинство, не будучи ранеными, а только как громом пораженные, попадали на землю. Таковы были превратности судьбы на левом фланге римлян.
На правом фланге Фабий сначала, как сказано выше, целый день медлил, а затем, когда уже и крик врагов, и их натиск, и пущенные ими стрелы не имели, по-видимому, прежней силы, он велел начальникам конницы вести отряды ее в обход к тому флангу, где стояли самниты, чтобы по данному сигналу ударить на них как можно сильнее наискось; своим же он приказал понемногу наступать и оттеснять неприятеля. Увидев, что враги не сопротивляются и, без сомнения, устали, Фабий, собрав все резервы, которые приберег на это время, быстро двинул легионы и подал сигнал всадникам к нападению на неприятеля. Не выдержали самниты натиска и, оставив в сражении своих товарищей, мимо самого войска галлов врассыпную неслись к лагерю, а галлы, образовав «черепаху», стояли плотно сомкнутыми рядами. Тогда Фабий, услыхав о смерти своего товарища, приказал вспомогательному отряду кампанцев, состоявшему почти из 500 всадников, выйти из сражения и, объехав галльское войско, ударить на него с тыла; потом принципам третьего легиона велел следовать за кампанцами и, нападая на неприятельское войско там, где увидят его пришедшим в беспорядок от натиска конницы, рубить испуганных врагов. А сам, дав Юпитеру Победоносцу обет воздвигнуть храм и посвятить неприятельские доспехи, двинулся к лагерю самнитов, куда спешила вся масса оробевших врагов. Под самым валом некоторые из неприятелей, отрезанные от толпы своих товарищей, вследствие того, что ворота не пропускали такой массы людей, попытались вступить в битву. Здесь пал главнокомандующий самнитов Геллий Эгнаций. Затем самнитов загнали внутрь вала и после небольшого сражения лагерь был взят и галлы окружены с тыла. В этот день убито было 25 000 неприятелей, а в плен взято 8000. И римлянам победа не обошлась без потерь, так как и у войска Публия Деция было убито 7000, а из войска Фабия 1700 человек. Разослав воинов отыскать тело своего товарища, Фабий собрал в кучу взятые у неприятелей доспехи и сжег их в честь Юпитера Победоносца. В этот день не могли отыскать тела консула, так как оно было завалено нагроможденными на него телами галлов. На следующий день его нашли и отнесли в лагерь; воины при этом заливались слезами. Затем Фабий отложил в сторону заботу обо всем другом и устроил торжественные похороны своему товарищу, воздав ему всевозможные почести и осыпав его заслуженными похвалами.
30. И в Этрурии в те же самые дни у пропретора Гнея Фульвия дела шли превосходно: он не только причинил неприятелю страшный вред опустошением его полей, но и, кроме того, дал славное сражение, причем было убито более 3000 перузийцев и клузийцев и взято до 20 военных знамен.
Когда самнитское войско бежало через землю пелигнов, они окружили его, и из пяти тысяч человек около тысячи было убито.
Велика слава того дня, когда произошла битва на территории города Сентина, даже и в том случае, если станем держаться истины. Но некоторые своими преувеличениями превзошли меру вероятия: они пишут, что в войске неприятелей было 600 000 пехоты, 46 000 всадников и 1000 двухколесных повозок, считая в этом числе, конечно, умбров и этрусков, ибо и эти, по их словам, принимали участие в сражении. Мало того, чтобы увеличить также и римские войска, они присоединяют к консулам в роли проконсула полководца Луция Волумния, а к легионам консулов – войско этого последнего. В большей части летописей эта победа приписывается двум консулам, а Волумний между тем вел войну в Самнии. Он загнал самнитское войско на Тифернскую гору и, не устрашась неблагоприятной местности, разбил его и обратил в бегство.
Квинт Фабий, оставив войско Деция для охраны Этрурии, увел свои легионы к городу Риму и получил триумф за победу над галлами, этрусками и самнитами. Во время его триумфального шествия с ними шли воины. В грубых солдатских песнях прославляли они столько же победу Квинта Фабия, сколько и славную кончину Публия Деция; вспоминали родителя этого последнего; признавали равными его подвиги и подвиги сына по значению их для государства, и лично для них. Воинам роздали из добычи по восемьдесят два асса, по дорожному плащу и тунике, награда за военную службу по тому времени отнюдь недурная!
31. Несмотря на такие обстоятельства, мира все еще не было ни в земле самнитов, ни в Этрурии. Дело в том, что и перузийцы своими подстрекательствами вновь подняли войну после того, как консул увел войско, и самниты спускались для грабежа в области Весции и Формий, с одной стороны, и в область Эзернии и в местности вдоль реки Волтурн – с другой. Против них был послан претор Аппий Клавдий с войском Деция. В возобновившей войну Этрурии Фабий убил еще 4500 перузийцев и взял в плен до 1740 человек. Пленники были выкуплены за триста десять ассов каждый, а вся остальная добыча была предоставлена воинам. Легионы самнитов, преследуемые частью претором Аппием Клавдием, частью проконсулом Луцием Волумнием, собрались на Стеллатском поле. Здесь остановились и все самниты, и разбили общий лагерь Аппий с Волумнием. Бой был весьма ожесточенный, так как, с одной стороны, чувство гнева подстрекало против тех, которые так часто поднимали мятежи, а с другой – бились, полагая в этом свою последнюю надежду. Итак, со стороны самнитов убито было 16 300 человек, а в плен взято 2700; из римского же войска пало 2700 человек.
Счастливый в отношении военных дел, год этот был тяжелым вследствие моровой язвы и тревожным ввиду появления чудесных знамений. Так, было получено известие о том, что во многих местах шел земляной дождь, а в войске Аппия Клавдия весьма многие были убиты молнией. Поэтому обратились к Сивиллиным книгам. В этом году сын консула Квинт Фабий Гургит подверг денежному штрафу нескольких матрон, осужденных перед народом за безнравственное поведение, и на эти штрафные деньги велел построить храм Венеры[658], что возле цирка.
Еще и теперь не покончили мы с самнитскими войнами, о которых повествуем беспрерывно уже в четвертой книге и которые тянутся сорок шесть лет, со времени консульства Марка Валерия и Авла Корнелия [343 г.], впервые начавших войну с Самнием. И чтобы не говорить теперь ни о поражениях, понесенных обоими народами в течение стольких лет, ни о трудах, которые переносили они, которые, однако, не могли сломить сурового их духа, я напомню только, что в минувшем году самниты разбиты были четырьмя римскими армиями и четырьмя полководцами: в области города Сентина, в земле пелигнов, у Тиферна и в Стеллатском округе, и сами по себе со своими собственными легионами, и вместе с чужими; что они потеряли славнейшего вождя своего народа; что они видели своих товарищей по войне – этрусков, умбров и галлов, в том же самом положении, в каком находились сами, и хотя уже не могли держаться ни собственными силами, ни силами посторонними, однако не прекращали войны: так мало надоедала им даже и неудачная защита свободы, и они предпочитали быть побежденными, чем отказаться от попытки победить! Кому же из описывающих или читающих об этих войнах может надоесть продолжительность их, когда она не утомила людей, ведших их?!