История Рима от основания Города — страница 157 из 429

4. Все пространство, находящееся между городом Кортоной и Тразименским озером, Ганнибал подвергает всем ужасам войны, с целью еще более раздражить врага, чтобы он стал мстить за обиды, нанесенные союзникам. Карфагеняне дошли уже до места, природой предназначенного для засады, туда, где Тразименское озеро ближе всего подходит к Кортонским горам. Между горами и озером пролегает только весьма узкая дорога, как будто это место нарочно для нее было оставлено; затем открывается равнина пошире, далее возвышаются холмы. Там Ганнибал располагается лагерем на открытом месте, чтобы засесть на нем самому только с африканцами и испанцами; балеарцев же и прочих легковооруженных он уводит за горы; всадников он помещает у самого входа в ущелье под удобным прикрытием возвышенностей; как только римляне войдут, всадники преградят им путь; все было заперто озером и горами.

Прибыв накануне при закате солнца к озеру, Фламиний на другой день без предварительной рекогносцировки, едва только забрезжило, перешел теснины и, когда отряд начал вступать в более открытую равнину, увидел только тех врагов, которые находились против него: засады с тыла и над головою он не заметил. Достигнув своей цели, видя врага запертым озером и горами и окруженным своими войсками, Пуниец подает сигнал всем к одновременному нападению. Когда его воины сбежали вниз, где кому было ближе всего, это явилось для римлян тем более внезапным и неожиданным, что поднявшийся с озера туман был гуще на равнине, чем на горах, и отряды карфагенян, хорошо видя друг друга, имели тем большую возможность одновременно спуститься вниз с нескольких холмов. Крик раздался со всех сторон прежде, чем римляне могли различить врага, и на основании этого крика они поняли, что окружены; с фронта и с флангов начался бой раньше, чем они хорошенько выстроились в боевой порядок и могли приготовить оружие и обнажить мечи.

5. Среди всеобщего смятения, сохраняя присутствие духа, насколько позволяло критическое положение, консул сообразно со временем и местом, где каждый прислушивался к крикам, раздававшимся с разных сторон, строит приведенные в замешательство отряды, и всюду, куда только он мог пройти и где могли его слышать, он ободряет и приказывает твердо стоять и сражаться: ведь отсюда, говорил он, можно выйти не при помощи обетов и молитв к богам, а только при помощи силы и доблести. Через середину вражеского строя путь пролагается оружием, и чем меньше бывает боязни, тем меньше бывает обыкновенно опасности. Впрочем, из-за шума и замешательства невозможно было расслышать ни советов, ни приказаний, и воины не только не узнавали своих знамен, рядов и своего места, но даже едва отваживались взять оружие и приготовить его к сражению, а некоторых оно погубило, служа им не столько защитой, сколько бременем; сверх того, среди густого тумана можно было больше пользоваться слухом, чем зрением. Воины обращали свои лица и взоры туда, где раздавались вопли раненых и шум от ударов о тела и оружие, мешавшиеся с угрозами и криками ужаса; одни, обратившись в бегство, наталкивались на толпу сражающихся и останавливались, других, которые хотели вернуться в сражение, увлекала толпа беглецов. Потом, после безуспешных нападений во все стороны, когда с боков преграждали путь горы и озеро, а спереди и сзади вражеское войско, и стало очевидным, что надежда на спасение заключается только в личной силе и в оружии, тогда каждый стал для себя вождем и советником в деле, и опять началось новое сражение; оно не было распределено между принципами, гастатами и триариями и не было организовано так, чтобы передовые сражались перед знаменами, а за знаменами остальное войско, чтобы каждый воин находился в своем легионе, или в своей когорте, или в своем манипуле; соединял случай, и личное мужество каждого определяло ему место, сражаться ли впереди, или сзади; воинский пыл был так велик, внимание до того поглощено битвой, что никто из сражавшихся не заметил того землетрясения, которое разрушило значительную часть многих городов Италии, направило в сторону течение быстрых рек, двинуло море в реки и низвергло горы, произведя страшные обвалы.

6. Почти три часа продолжалось сражение, и всюду отчаянное; но более ожесточенная и жаркая битва происходила около консула; и лучшие воины следовали за ним, да и сам он энергично подавал помощь всюду, где только замечал стесненное и затруднительное положение своих; узнавая консула по блестящему вооружению, враги нападали на него особенно сильно, но граждане защищали его, пока инсубрийский всадник, – имя ему было Дукарий, – знавший консула также в лицо, не закричал своим землякам: «Вот это тот, который разбил наши легионы, опустошил поля и город! Вот я принесу его в жертву богам-манам позорно убитых сограждан[747]». Пришпорив коня, он нападает через наиболее густо сплоченную толпу врагов и, убив сперва оруженосца, который бросился на него, пронзил копьем консула; когда же хотел снять с него доспехи, то триарии, противопоставив щиты, остановили его. Это послужило началом бегства большой части римлян, и уже ни озеро, ни горы не сдерживали страха: как ослепленные, устремляются они через всякие теснины и стремнины, оружие и люди валятся стремглав друг на друга; значительная часть, не видя места для бегства, шла в воду по ближайшим отмелям болота и входила в нее по плечи и даже по шею.

Некоторых безрассудный страх побудил искать спасения даже вплавь, но так как такое бегство было беспредельно и безнадежно, то они или, выбившись из сил, были поглощены пучиною, или, напрасно утомившись, с величайшим трудом снова возвращались к отмелям и там повсюду были избиваемы вражескими всадниками, которые вошли в воду. Около 6000 римского авангарда, энергично проложив себе путь прямо через неприятеля, выбрались из гор, не зная ничего о том, что происходит за ними; остановившись на одном холме, они слышали только крики и лязг оружия, но не могли ни узнать, ни видеть из-за тумана, каков исход сражения. Наконец, когда уже дело приняло несчастный оборот для римлян, усиливающийся жар разогнал туман и стало светло, тогда ярко осветились горы и равнины и обнаружилось полное поражение и позорное истребление римского войска. Поэтому, схватив поспешно знамена, они быстро удалились возможно ускоренным маршем, чтобы вражеская конница, заметив их издали, не устремилась за ними. На другой день, ввиду того что, помимо всего прочего, им грозил еще и страшный голод, они сдались, так как Магарбал, погнавшийся за ними ночью со всей конницей, давал слово позволить им уйти в одних одеждах, если они выдадут оружие; это обещание было выполнено Ганнибалом с пунийской добросовестностью, и все сдавшиеся были заключены в оковы.

7. Таково известное сражение при Тразименском озере и особенно замечательное поражение римского народа; 15 000 римлян было убито в сражении; 10 000 в бегстве рассеялось по всей Этрурии и разными путями направилось в город; врагов погибло в бою 2500, а впоследствии многие [с той и другой стороны] умерли от ран. Другие писатели передают, что потеря с той и другой стороны была еще значительнее: я, помимо нежелания почерпнуть что-либо из недостоверных источников, к которым обыкновенно чересчур склонны историки, руководствовался преимущественно показаниями Фабия, потому что он был современником этой войны. Пленных латинского племени Ганнибал отпустил без выкупа, римлян же заключил в оковы; тела своих воинов он приказал похоронить, выбрав их из сваленных в кучу вражеских трупов, тела же Фламиния не нашли, хотя и его весьма старательно искали, чтобы похоронить.

При первом известии об этом поражении в Риме народ в большом страхе и замешательстве сбежался на форум. Женщины, блуждая по улицам, спрашивали встречных, что это за известие о внезапном поражении и какова участь войска. Когда толпа, похожая на многолюдное собрание, направившись на Комиций и к курии, стала вызывать власти, тогда наконец претор Марк Помпоний незадолго до захода солнца сказал: «Мы побеждены в большой битве»; и хотя граждане не узнали от него ничего более достоверного, однако, наслушавшись рассказов друг от друга, они приносили домой известие, что консул погиб со значительной частью войска, осталось в живых немного, и те или рассеялись в бегстве по всей Этрурии или взяты в плен врагом. Сколько бедствий выпало на долю побежденного войска, столько же забот терзало умы тех, родственники которых служили под начальством консула Гая Фламиния, так как они не знали, какова участь каждого из их близких, и никто достоверно не знал, на что надеяться или чего бояться. На другой день и в течение нескольких последующих дней у ворот города стояла толпа, состоявшая больше из женщин, чем из мужчин, ожидая или кого-нибудь из своих, или вестей о них. Они обступали со всех сторон встречных, расспрашивая их, и не могли оторваться особенно от знакомых, прежде чем не разузнают обо всем по порядку. Затем можно было заметить различные выражения на лицах тех, которые удалялись от вестников, сообразно с тем, радостная или печальная весть была сообщена, а при возвращении домой их окружали или поздравляющие, или утешающие; особенно необыкновенны были радость и печаль у женщин. Говорят, одна, встретив неожиданно у самых ворот своего сына невредимым, умерла в его объятиях; другая, которой ложно сообщили о смерти сына, печально сидела дома и, как только увидела возвращающегося сына, испустила дух от чрезвычайной радости. В продолжение нескольких дней преторы не распускали сенаторов от восхода солнца до самого захода, совещаясь, под чьим предводительством или какими силами можно оказать сопротивление победоносным пунийцам.

8. Прежде чем составился достаточно определенный план, внезапно получено было известие о другом поражении: 4000 всадников с пропретором Гаем Центением, посланные консулом Сервилием к товарищу, окружены были со всех сторон Ганнибалом в Умбрии, куда они повернули, услыхав о битве при Тразименском озере. Известие об этом произвело различное впечатление на население: одни, умы которых были заняты большим бедствием, считали новую потерю всадников незначительною, сравнительно с прежними несчастиями; другие обсуждали не факт сам по