17. При наступлении темноты карфагеняне тихо тронулись, быков же погнали значительно впереди знамен. Когда дошли до подошвы горы и до теснин, внезапно дается сигнал – гнать скот с зажженным на рогах хворостом на противолежащие горы. Самый страх от светящегося с головы пламени и огонь, доходивший уже до живого мяса у основания рогов, гнал быков, как будто разъяренных бешенством. Когда они вдруг разбежались в разные стороны, все окрестные кустарники загорелись совершенно так, как будто были зажжены леса на горах; когда же быки тщетно трясли головами, и пламя оттого разгоралось, то все это имело такой вид, будто повсюду бегают люди. Как только воины, поставленные для занятия перехода через высоты, увидели на вершине гор и над собою несколько огней, то, считая себя окруженными, покинули свою позицию. Устремившись на вершины гор, где блистали наименее частые огни, и считая этот путь самым безопасным, они, однако, натолкнулись на несколько быков, отставших от своего стада; и сначала, видя издали как будто изрыгающие пламя чудовища и пораженные этим, они остановились, а затем когда обнаружился человеческий обман, тогда они, решив окончательно, что устроена засада, еще с большим замешательством обратились в бегство. Наткнулись они и на легковооруженный отряд врагов; впрочем, ночь, уравняв опасение тех и других, удержала обе стороны до рассвета, и они не начинали битвы; между тем Ганнибал, переведя все войско через горы и поразив там несколько врагов, расположился лагерем в Аллифанской области.
18. Это смятение заметил Фабий, но, полагая, что это засада, и уклоняясь от ночного сражения, он удержал своих в укреплениях. На рассвете на вершине горы произошло сражение, в котором римляне, ввиду значительного численного превосходства, без труда победили бы отрезанный от своих легковооруженный отряд врагов, если бы не подоспела когорта испанцев, посланная назад Ганнибалом именно для этой цели. Она была более привычна к горам, более способна передвигаться между скалами и утесами, отличалась как большей быстротою телодвижений, так и большей легкостью вооружения; поэтому сам род битвы помогал ей увернуться от врага – привыкшего сражаться на равнине, правильным строем и обремененного тяжелым оружием. Таким образом, разошедшись после этого далеко не равного боя, они направились в свои лагери, испанцы почти все невредимые, а римляне – потеряв нескольких своих воинов.
Фабий также двинулся и, перейдя через горы, расположился выше Аллиф на возвышенном и укрепленном месте; тогда Ганнибал, делая вид, будто он через область самнитов направляется в Рим, возвратился в область пелигнов, производя опустошения. Фабий шел горами посредине между войском врагов и Римом, не отставая, но и не вступая в сражение. Из области пелигнов Ганнибал повернул и, направляясь обратно в Апулию, пришел в Гереоний, город, покинутый жителями, испугавшимися, потому что часть стен его обрушилась; диктатор укрепился лагерем в Ларинской области. Отсюда он был отозван в Рим для совершения жертвоприношений; уходя, он не только приказывал, но советовал и даже почти умолял начальника конницы больше полагаться на благоразумие, чем на счастье, и более подражать ему как полководцу, чем Семпронию и Фламинию; пусть он не думает, что ничего не сделано, если почти в течение целого лета были расстраиваемы планы неприятеля; врачи также иногда приносят более пользы спокойствием, чем движением и деятельностью; немаловажное дело перестать терпеть поражения от врага, столько раз побеждавшего, отдохнуть от беспрерывных поражений. После этих тщетных предостережений начальнику конницы диктатор отправился в Рим.
19. В начале того лета, когда происходили эти события, началась война также и в Испании на суше и на море. Газдрубал прибавил 10 кораблей к тому числу, которое он получил от брата снаряженными и готовыми; флот в 40 кораблей он передает Гимилькону и отправляется, таким образом, из Нового Карфагена; в то время как корабли остаются вблизи материка, он ведет войско по берегу, готовый сразиться со всякого рода вражеским войском, какое бы ни попалось ему навстречу. Гней Сципион, услыхав, что враг двинулся с зимних квартир, сначала держался такого же плана действий[756]; но потом, не осмеливаясь сразиться на суше вследствие распространившейся молвы о новых вспомогательных силах врага, он посадил на суда отборных воинов и с флотом в 35 кораблей поспешил ему навстречу.
На другой день, по выходе из Тарракона, он прибыл на рейд, находившийся на расстоянии десяти тысяч шагов от устья реки Ибер. Посланные оттуда вперед два массилийских сторожевых корабля донесли, что пунийский флот стоит в устье реки, а на берегу расположен их лагерь. Поэтому, снявшись с якорей, Сципион устремляется на врагов, чтобы застигнуть их врасплох и неожиданно навести на всех их панический страх. В Испании есть много башен, расположенных на возвышенных местах; ими пользуются как наблюдательными и оборонительными пунктами против разбойников. Когда оттуда замечены были корабли врагов, Газдрубалу дали сигнал. Тревога произошла прежде в лагере на суше, чем около моря и близ судов. Еще не слышно было ни ударов весел, ни другого шума от кораблей, а предгорья скрывали флот, как вдруг посланные Газдрубалом один за другим всадники приказывают бродившим по берегу и отдыхавшим в своих палатках воинам и меньше всего ожидавшим в тот день врага или сражения садиться на корабли и поспешно браться за оружие – римский флот находится уже недалеко от гавани. Такие приказания отдавали разосланные повсюду всадники; вскоре явился и сам Газдрубал со всем войском, и все наполнилось разнообразным смятением, так как одновременно спешили на корабли гребцы и воины, похожие скорее на убегающих с суши, чем на идущих в сражение. Едва все взошли на корабли, как одни, отвязав канаты, спешат к якорям и медлят около них, а другие, во избежание задержки, перерезывают якорные канаты и, вследствие чрезвычайной поспешности приготовления воинов, мешают морякам исполнить свои обязанности, а суетливость моряков мешает воинам вооружиться и приготовиться к бою. А римляне не только уже приближались, но даже расположили корабли в боевой порядок; таким образом, пунийцы приведены были в замешательство не столько врагом и сражением, сколько собственным беспорядком и, скорее сделав попытку, чем действительно начав сражение, обратили свой флот в бегство. И так как суда шли широким строем и по нескольку вместе, то они не могли войти в русло реки; поэтому карфагеняне повсюду гнали их к морскому берегу; попав – кто на мель, кто на самый берег, они – частью вооруженные, частью безоружные – бежали к своему войску, выстроившемуся по берегу; все-таки при первой стычке 2 пунийских корабля было захвачено, а 4 потоплено.
20. Хотя суша была в руках неприятеля и хотя римляне видели вооруженный отряд их, растянувшийся вдоль всего берега, однако немедленно стали преследовать приведенный в замешательство неприятельский флот; привязав к кормам все те корабли, которые не проломали носа, наткнувшись на берег, и не сели килем на мель, увели их в море и из 40 захватили около 25; но не это было самым блестящим результатом той победы, а то, что римляне благодаря одному незначительному сражению овладели всем морем, прилегавшим к той области. Итак, доехав на кораблях до Онусы, они высадились с кораблей на берег, взяли силою и разграбили город, а оттуда направились в Карфаген; опустошив все окрестные поля, они, наконец, подожгли и строения, примыкавшие по стене и воротам. Отсюда римский флот, обремененный уже добычей, прибыл к Лонгунтике, где Газдрубалом было собрано большое количество ковыля для корабельного дела; взяв его столько, сколько нужно было, все остальное римляне сожгли. И флот римский проплыл не только вдоль берега материка, но переправился далее на остров Эбус[757]. Там римляне в течение двух дней напрасно употребляли величайшие усилия, чтобы взять штурмом город, столицу того острова, но когда поняли, что надежды никакой нет и что напрасно тратится время, они обратились к опустошению области, разграбили и сожгли несколько деревень, и, когда возвратились на корабли, захватив больше добычи, чем с материка, к Сципиону явились послы с Балеарских островов просить мира. Оттуда флот поворотил назад и возвратился в провинцию, лежащую по сю сторону Ибера[758], куда сошлись послы от всех народов, живущих около Ибера, и также от многих жителей отдаленных частей Испании. Народов, которые дали заложников, приняли подданство и признали власть римлян, было более ста двадцати. Поэтому Сципион, вполне полагаясь и на свои сухопутные силы, двинулся вперед до Кастулонских гор. Газдрубал удалился в Лузитанию поближе к берегам Океана.
21. После этого казалась, что остальная часть лета пройдет спокойно, и так было бы, если бы это зависело только от врагов пунийцев; но, помимо того, что характер самих испанских народов беспокойный и жадный до переворотов, Мандоний и бывший раньше царьком илергетов Индибилис, после удаления римлян от гор к приморской области, возмутив своих земляков, явились опустошать мирную страну, принадлежавшую римским союзникам. Против них Сципион послал военного трибуна с легковооруженными вспомогательными войсками, и они, после незначительного сражения, разбили всю эту шайку мятежников, одних из них убили, некоторых взяли в плен, а большую часть лишили оружия. Однако этот переполох принудил Газдрубала вернуться с пути к Океану, по сю сторону Ибера, для защиты союзников. Пунийский лагерь находился в области илергавонов, а римский – у Нового Флота[759], как вдруг неожиданное известие принудило направить войну в другую сторону. Кельтиберы, отправившие еще раньше к римлянам старейшин своей области в качестве послов и давшие заложников, берутся за оружие вследствие полученного от Сципиона известия и с сильным войском вторгаются в провинцию карфагенян. Три города они взяли штурмом; затем дважды доблестно сразились с самим Газдрубалом, убили до 15 000 врагов и взяли в плен 4000 и множество воинских знамен.