22. Таково было положение дел в Испании, когда в эту провинцию прибыл Публий Сципион; продлив ему консульскую власть, сенат послал его туда с 30 военными кораблями, 8000 воинов и с большим запасом провианта. Этот флот, казавшийся издали громадным вследствие вереницы грузовых судов, к большой радости граждан и союзников, из открытого моря бросил якорь в Тарраконской гавани. Высадив там воинов, Сципион отправился в путь, соединился с братом, и затем они стали вести войну с общего согласия и по общему плану. И так как карфагеняне были заняты войною с кельтиберами, то они немедленно переправляются через Ибер и, не видя ни одного врага, устремляются в Сагунт, потому что там, по слухам, содержались в крепости, под охраной незначительного гарнизона, переданные Ганнибалом заложники почти из всей Испании; этот единственный залог удерживал все народы Испании от союза с римлянами, хотя они были склонны к нему: они боялись, что их вина в отпадении будет искуплена кровью детей.
Но один муж при помощи разумного, но вероломного плана освободил Испанию от этого обязательства. В Сагунте жил благородный испанец Абелукс, раньше бывший верным пунийцем, а потом, когда счастье изменило им, тоже им изменивший, – таким бывает в большинстве случаев характер варваров. Впрочем, будучи того мнения, что если перебежчик, переходя к врагам, не совершает важной измены, то он является только ничтожным и обесславленным человеком, он думал о том, как бы возможно больше принести пользы своим новым союзникам. Поэтому, обозрев все, что судьба могла предоставить в его распоряжение, Абелукс обратил особенное внимание на передачу заложников, полагая, что одно это чрезвычайно расположит старейшин Испании к дружбе с римлянами. Но так как он хорошо знал, что находящаяся при заложниках стража без приказания начальника ее Бостара ничего не сделает, то он принялся за самого Бостара. Бостар стоял лагерем вне города на самом берегу для того, чтобы отрезать с той стороны доступ римлянам. Там Абелукс, отведя Бостара в сторону, сообщает ему, как будто он сам ничего не знает, в каком положении дело: до настоящего дня, говорил он, страх сдерживал желания испанцев, так как римляне находились далеко; теперь же стоит по сю сторону Ибера римский лагерь – надежная крепость и убежище для желающих переворота, поэтому людей, которых не сдерживает страх, необходимо привязать благодеянием и расположением. Когда Бостар с удивлением спрашивал, какой это такой дар мог бы внезапно привести к таким важным последствиям, то Абелукс сказал: «Отпусти заложников по общинам: это будет приятно, в частности, для родителей, имя которых пользуется весьма большим влиянием среди их общин, и вообще для народов; каждый желает, чтобы ему доверяли, и оказанное доверие обязывает к верности. Труд доставить заложников по домам я сам беру на себя, чтобы и делом помочь выполнению моего плана и придать, по возможности, больше приятности предприятию, которое приятно и само по себе». Как только Абелукс убедил этого человека, не обладавшего хитрым умом, как остальные пунийцы, – он ночью тайно отправился к сторожевым постам врагов; встретив там несколько испанцев из вспомогательных отрядов, он приведен был ими к Сципиону, объяснил ему, с чем пришел, и, обменявшись честным словом, назначил место и время для передачи заложников, а затем возвратился в Сагунт. Следующий день он провел с Бостаром, принимая от него приказания для выполнения поручения. Отпущенный Бостаром и решив отправиться ночью, чтобы обмануть вражескую стражу, он разбудил тех, которые караулили детей, выступил в условленный с врагами час и, как бы ничего не зная, привел детей в засаду, приготовленную его же коварством. Они были доставлены в римский лагерь; все прочее относительно возвращения заложников, как было условлено с Бостаром, было исполнено тем же порядком, как если бы дело велось от имени карфагенян; при тожестве всех условий, благодарность по отношению к римлянам была гораздо больше, чем та, которую они питали бы по отношению к карфагенянам; ведь можно было думать, что карфагенян, показавших себя жестокими и высокомерными при удаче, смягчили неудача и страх; а римляне, неизвестные раньше, при первом приходе начали с милости и щедрости, да и Абелукс, будучи мужем благоразумным, по-видимому, не напрасно переменил союзников; поэтому с величайшим единодушием все стремились к отпадению; и они тотчас взялись бы за оружие, если бы не настала зима, которая заставила как римлян, так равно и карфагенян удалиться в крытые помещения.
23. Такие события происходили в Испании во второе лето Пунической войны, между тем как в Италии благоразумная медлительность Фабия произвела некоторый перерыв в поражениях, наносимых римлянам. Но насколько эта осторожность Фабия сильно беспокила Ганнибала (так как он видел, что римляне выбрали наконец главнокомандующим такое лицо, которое ведет войну не наудачу, но разумно), настолько она же внушала презрение как вооруженным, так равно и мирным гражданам, особенно после того, как, в отсутствие диктатора, вследствие легкомыслия начальника конницы дано было сражение, правильнее сказать, с радостным, чем со счастливым исходом. Два обстоятельства еще более усилили ненависть к диктатору, одно – возникшее вследствие коварства и хитрости Ганнибала: когда перебежчики показали ему усадьбу диктатора, он приказал все окрестности сровнять с землей, а только на усадьбе диктатора воздержаться от меча, огня и всякого насилия, так что это могло казаться наградой за какое-то тайное соглашение; второе обстоятельство – поступок самого Фабия, сначала, может быть, возбуждавший сомнение, так как он не обождал утверждения сената, а в конце концов послуживший ему, несомненно, к величайшей славе его. При обмене пленных между вождями римским и пунийским состоялось соглашение, как и в Первую Пуническую войну, чтобы та сторона, которая больше получит, чем даст, представила за воина два с половиной фунта серебра. Так как римский вождь получил пленных на 247 человек более, чем пунийский, а между тем сенат, мнение которого не было предварительно спрошено, медлил отпуском следовавшей за них суммы, хотя вопрос об этом неоднократно поднимался, – то диктатор, отправив в Рим сына Квинта, продал свою усадьбу, не тронутую врагом, и исполнил на собственный счет обещание, данное им от имени государства.
Ганнибал находился в лагере перед стенами Гереония, который он взял и сжег, оставив значительное число построек, чтобы пользоваться ими как житницами. Оттуда он посылал две трети своего войска для заготовления провианта, а с третьей частью, состоявшей из легковооруженных, сам оставался в лагере, как для прикрытия его, так и для наблюдения, чтобы с какой-нибудь стороны не произошло нападения на фуражиров.
24. Римское войско в то время находилось в Ларинской области; во главе его стоял начальник конницы Минуций, так как диктатор, как было сказано раньше, отправился в Рим. Впрочем, лагерь, который раньше находился на высокой горе и на безопасном месте, уже переведен был на равнину; Минуций, сообразно со своим характером, стал замышлять более смелые планы, чтобы произвести нападение или на рассеявшихся фуражиров, или на сам лагерь, так как он был оставлен с незначительным гарнизоном. Да и от Ганнибала не скрылось, что с переменой вождя переменится и способ ведения войны и что враги поведут дело скорее с большей смелостью, чем с большей осмотрительностью. Между тем он сам – чему менее всего можно было бы поверить, ввиду особенной близости врага – отпустил для заготовки провианта треть воинов, удержав две трети в лагере. Затем сам лагерь он перенес ближе к врагу почти на две мили от Гереония на холм, видимый для врага, с целью показать ему, что он очень заботится о защите фуражиров, на случай если бы они подвергались какому-нибудь нападению; еще ближе к неприятелю Ганнибал увидел холм, возвышавшийся над самым лагерем римлян; для занятия этой возвышенности тайно ночью были посланы нумидийцы, и они взяли ее, потому что, пойди они открыто днем, – враг несомненно предупредил бы их, воспользовавшись кратчайшей дорогой. Презирая многочисленность тех, которые заняли это место, римляне на другой день прогнали их и сами перенесли туда свой лагерь. Тогда, конечно, валы находились на незначительном расстоянии друг от друга, да и это пространство почти все было занято римским войском; одновременно с этим из задних ворот римского лагеря, чтобы не видно было из лагеря Ганнибала, была выслана конница с легковооруженным отрядом на фуражиров, обратила их в бегство и произвела избиение рассеявшихся неприятелей на значительном пространстве. И Ганнибал не осмелился сразиться, потому что при такой малочисленности он с трудом мог защитить лагерь, если бы его стали осаждать; тогда он начал вести войну по способу Фабия – часть войска отсутствовала, так как уже ощущался недостаток в съестных припасах, – а именно: оставался на одном месте и медлил, да и воинов своих возвратил в прежний лагерь, который находился перед стенами Гереония. Некоторые историки передают, что произошло и регулярное сражение, и оба войска сошлись друг с другом; при первом столкновении пунийцы были поражены и прогнаны до самого лагеря; оттуда они внезапно сделали вылазку и навели ужас на римлян, но затем, вследствие вмешательства самнита Децимия Нумерия, сражение было возобновлено. Он по происхождению и богатству был первым лицом не только в Бовиане, откуда был родом, но и во всем Самнии; когда по приказанию диктатора он вел в лагерь 8000 пехоты и 500 всадников и показался в тылу Ганнибала, то оба войска приняли это за новое подкрепление, идущее с Квинтом Фабием из Рима. Ганнибал, опасаясь еще какой-нибудь засады, отступил со своими, а римляне преследовали его и при помощи самнита овладели в тот день двумя укреплениями; врагов пало 6000, а римлян чуть более 5000; хотя урон был почти одинаков, однако в Рим пришло известие о блистательной победе вместе с еще более хвастливым письмом начальника конницы.
25. Об этом событии весьма часто толковали и в сенате, и в народном собрании. При радостном настроении государства один только диктатор не верил ни слуху, ни письмам и говорил, что, хотя бы все это было справедливо, однако он более опасается удач, чем неудач. Тогда народный трибун Марк Метилий заявил, что это уже невыносимо: диктатор не только своим личным присутствием противодействует удачному ведению дела, но даже и своим отсутствием. Воюя, он преднамеренно тратит время, чтобы затянуть войну, с целью дольше остаться в должности и одному пользоваться властью, как в Риме, так и среди войска. Ведь один из консулов погиб в сражении, другой, под видом преследования пунийского флота, отослан далеко от Италии; два претора заняты в Сицилии и Сардинии, хотя ни одна из этих провинций в настоящее время не нуждается в преторе; начальник конницы Марк Минуций содержится чуть не под с