После сражения при Каннах война в Италии шла вяло, так как одна сторона ослабела, а другая изнежилась, и вследствие этого кампанцы решились без помощи карфагенян подчинить себе куманскую общину. Сначала они подстрекали ее к отпадению от римлян, но, не успев в этом, придумали хитрость, чтобы уловить их. Все кампанцы приносили ежегодно жертвы в Гамах[808]. Они дали знать куманцам, что туда прибудет кампанский сенат, и просили прибыть также и куманский сенат для совместного совещания, чтобы тот и другой народ имел одних и тех же союзников и врагов; при этом они обещали поставить там вооруженную стражу во избежание опасности со стороны римлян или пунийцев. Хотя куманцы и подозревали здесь обман, однако просьбы не отклонили, думая этим скрыть свой собственный хитрый замысел. Между тем римский консул Тиберий Семпроний произвел смотр войск в Синуэссе, где он назначил ему день сбора, переправился через реку Волтурн и разбил лагерь вблизи Литерна. Так как в лагере у него было много свободного времени, то он заставлял войско часто упражняться, чтобы новобранцы – большею частью добровольцы из бывших рабов – привыкли следовать за знаменами и находить в строю свои места. При этом сам вождь особенно заботился и в этом смысле дал указание легатам и трибунам, чтобы никому из воинов не ставилось в упрек его прошлое и чтобы это не вносило раздора в ряды войска: старый воин должен быть совершенно равен новобранцу, свободный – бывшему рабу-добровольцу; довольно почтенными и благородными должны считаться все те, которым римский народ доверил свое оружие и знамена; обстоятельства, принудившие его прибегнуть к такой мере, заставляют поддерживать ее. Эти указания соблюдались вождями и воинами со всею точностью, и в короткое время такое единодушие соединило всех, что почти забыли, из какого сословия вышел каждый воин. В то время как Гракх занят был этим делом, куманские послы уведомили его, какое посольство приходило к ним несколько дней тому назад от кампанцев и что они ему ответили: через три дня, говорили они, будет этот праздник, и на нем будет не только весь сенат, но и лагерь и войско кампанское. Гракх приказал куманцам свезти все с полей в город и оставаться внутри стен, а сам накануне торжественного жертвоприношения у кампанцев двинулся в Кумы. Гамы отстоят оттуда на три тысячи шагов. Уже кампанцы собрались туда по условию в большом числе, и недалеко оттуда в скрытом месте стоял лагерем с 14 000 вооруженным отрядом Марий Алфий, медикс тутикус (так называется у кампанцев высший начальник). Он был занят гораздо более приготовлением жертвоприношения и организацией коварного плана, который ему предстояло выполнить во время жертвоприношения, чем укреплением лагеря или принятием каких-нибудь военных мер. Жертвоприношения у Гам продолжались три дня. Торжество происходило ночью, но кончалось до полуночи. Гракх, думая воспользоваться этим временем для засады, поставил у ворот стражу, чтобы никто не мог выдать его намерение, велел всем воинам до десятого часа дня подкрепиться пищей и сном, чтобы в начале сумерек они могли собраться по данному сигналу; около первой стражи он приказал поднять знамена и выступил, соблюдая полную тишину. К Гамам он прибыл около полуночи и напал одновременно на все ворота кампанского лагеря, остававшегося вследствие всенощного бдения не защищенным: одних кампанцев он убил в то время, как они спали, а других – когда они без оружия возвращались после жертвоприношения. При этой ночной тревоге убито было более 2000 человек вместе с самим вождем их Марием Алфием, взято в плен <…> тысяч человек, захвачено 34 знамени.
36. Завладев неприятельским лагерем и потеряв при этом менее ста человек, Гракх поспешно возвратился в Кумы из опасения перед Ганнибалом, который стоял лагерем выше Капуи, на Тифатах[809]. И он не обманулся в своей предусмотрительности: ибо, как только в Капуе стало известно об этом поражении, Ганнибал рассчитывал, что неприятельское войско необыкновенно обрадовано удачей и, состоя большею частью из новобранцев и рабов, грабит побежденных и увозит добычу; полагая поэтому найти его у Гам, он прошел быстрым маршем мимо Капуи и приказал спасавшихся бегством кампанцев, которые встретились ему на пути, под караулом отвести в Капую, а раненых доставить туда на повозках. В лагере при Гамах он не нашел врагов, а лишь следы недавней резни и повсюду разбросанные трупы союзников. Некоторые советовали ему тотчас направиться оттуда в Кумы и осадить город. Хотя Ганнибал, не будучи в состоянии завладеть Неаполем, страстно желал иметь по крайней мере Кумы, приморский город, однако он возвратился в свой лагерь выше Тифатской горы, так как войско второпях ничего не захватило с собою, кроме оружия. Оттуда, вследствие настоятельных просьб кампанцев, он на следующий день возвратился к Кумам, со всеми орудиями, необходимыми для осады города. Опустошив окрестности Кум, он разбил лагерь на расстоянии тысячи шагов от города, Гракх же остался на месте, не столько потому, что вполне надеялся на свое войско, сколько потому, что стыдился оставить в таком отчаянном положении союзников, умолявших о помощи его и римский народ. Равным образом и другой консул, Фабий, стоявший лагерем у Кал, не решался переправить войско через реку Волтурн, так как был занят прежде всего повторением ауспиций, затем умилостивительными жертвами по поводу знамений, о которых беспрестанно доносили ему; при этом гаруспики объявили, что трудно ожидать благоприятного исхода жертвоприношений.
37. Эти обстоятельства задержали Фабия, а между тем Семпроний был окружен, и его уже теснили осадными сооружениями. Против огромной деревянной башни, придвинутой к городу, римский консул выстроил на самой стене другую, значительно выше, так как основанием для нее служила стена, сама по себе высокая, а на нее были положены крепкие балки. С этой башни защитники обороняли стену и город сначала камнями, кольями и другими метательными снарядами, а затем, когда заметили, что неприятели мало-помалу пододвинули башню вплотную к стене, зажгли ее зараз во многих местах, бросив в нее горящие факелы. Толпа вооруженных, напуганная пожаром, бросалась с башни, а в это время горожане, сделав вылазку одновременно из обоих ворот, прогнали неприятельские посты обратно в лагерь, так что в этот день Ганнибал имел вид скорее осажденного, чем осаждавшего. Убито было около 1300 карфагенян, живыми взято в плен 59 человек; эти были застигнуты врасплох, так как, стоя небрежно и беспечно на постах вокруг стен, менее всего ждали вылазки. Прежде чем неприятели оправились от неожиданного страха, Гракх приказал дать сигнал к отступлению и удалился с войском обратно в город. На следующий день Ганнибал выстроил войско между лагерем и городом, предполагая, что консул, довольный удачей, даст настоящее сражение; но, заметив, что никто в городе не трогается с обычного поста и что ничего не предпринимают, питая безумные надежды, он безуспешно вернулся к Тифатам.
В то же самое время, когда с Кум была снята осада, счастливо сразился с пунийцем Ганноном в Лукании под Грументом Тиберий Семпроний[810] по прозвищу Длинный. Он убил свыше 2000 врагов, между тем как сам потерял только 280 воинов; знамен захватил до сорока одного. Ганнон, прогнанный из Лукании, вернулся обратно в Бруттий. Три города – Верцеллий, Весцеллий и Сицилин, отпавшие от римлян, отняты были силою у гирпинов претором Марком Валерием; виновники отпадения были обезглавлены. Более 5000 пленных продано было в рабство, остальная добыча была предоставлена воинам, и войско отведено в Луцерию.
38. Во время этих происшествий в стране луканцев и гирпинов пять кораблей, на которых везли пленных македонских и пунийских послов в Рим, объехали почти все прибрежье Италии от Верхнего до Нижнего моря. Когда корабли проходили мимо Кум, Гракх, не зная наверно, неприятельские ли это суда или союзные, выслал им навстречу корабли своего флота. Когда из взаимных расспросов выяснилось, что консул в Кумах, то корабли пристали к городу, пленные были отведены к консулу и письма переданы ему. Прочитав письма Филиппа и Ганнибала, консул запечатал их и отправил сухим путем сенату, а пленных приказал отвезти на кораблях. Письма и послы прибыли в Рим почти одновременно. Когда после допроса оказалось, что устные показания согласны с письмами, отцы были сначала очень озабочены, так как, с трудом выдерживая Пуническую войну, видели, что им грозит тяжелая война с македонянами. Однако они не только оставили свои опасения, но даже стали немедленно совещаться, как начать наступательную войну, чтобы тем отвлечь врага от Италии. Приказав пленных заключить в тюрьму, а их провожатых продать в рабство, они решили в дополнение к 25 кораблям, над которыми начальствовал Публий Валерий Флакк, снарядить еще 25. Когда корабли были снаряжены, спущены и к ним присоединены 5 кораблей, на которых доставлены были пленные послы, то всего 30 кораблей отправились из Остии в Тарент. Публий Валерий получил приказание посадить на корабли Варроновых воинов, бывших в Таренте под начальством легата Луция Апустия, и, имея флот в 50 кораблей, не только оберегать прибрежье Италии, но и собирать сведения о Македонской войне: если намерения Филиппа окажутся согласными с письмами и с показаниями послов, то он должен письменно уведомить претора Марка Валерия, а этот, передав войско своему легату Луцию Апустию, направиться в Тарент к флоту, как можно скорее переправиться в Македонию и постараться задержать Филиппа в его царстве. На содержание флота и расходы по Македонской войне назначены были те деньги, которые отправлены были Аппию Клавдию в Сицилию для возвращения царю Гиерону; они были доставлены в Тарент легатом Луцием Аутистием. В то же время Гиерон прислал 200 000 модиев пшеницы и 100 000 модиев ячменя.
39. Во время этих приготовлений римлян один из пленных кораблей, которые отправлены были в Рим