овек, то почему они вторично вверяют ему должность консула, когда в первое свое консульство он не оправдал доверие?
Сенаторы относились с порицанием к подобного рода упрекам и обвинениям с его стороны и напоминали ему о Марке Фурии, который, будучи вызван из ссылки, восстановил отечество, лишившееся своих владений; как строгость родителей, так и строгость отечества дóлжно умерять, терпеливо перенося ее. Таким образом общими усилиями достигли того, что Марка Ливия избрали в консулы вместе с Гаем Клавдием.
35. Спустя три дня после этого происходили комиции для выбора преторов, которыми и были назначены: Луций Порций Лицин, Гай Мамилий, Гай и Авл Гостилии Катоны. По окончании комиций и после празднования игр диктатор и начальник конницы сложили с себя должность. Гай Теренций Варрон был послан в звании пропретора в Этрурию, чтобы из этой провинции Гай Гостилий отправился в Тарент к войску, бывшему до этого времени у консула Тита Квинкция; Луций Манлий должен был в качестве легата отправиться за море и посмотреть, что там делается; затем, так как в это лето предстояли Олимпийские игры[938], посещаемые наибольшим числом греков, то ему поручено было, если окажется возможным сделать это, не подвергаясь опасности со стороны врага, самому посетить это собрание и, если там окажутся сицилийцы, бежавшие во время войны, и тарентинские граждане, изгнанные Ганнибалом, объявить им, пусть они возвращаются по своим домам и знают, что римский народ дает им назад все, что принадлежало им до войны.
Так как, по-видимому, год предстоял полный опасностей и в то же время государство не имело консулов, то все обратили свое внимание на предназначенных консулов и высказывали желание, чтобы они, как можно скорее, распределили между собою круг деятельности и наперед узнали, в какой провинции и против какого врага каждому предстоит действовать. В сенате по почину Квинта Фабия Максима был также возбужден вопрос об их примирении. Неприязнь между консулами была известна всем, а Ливий, под влиянием собственного несчастья, обострил ее и еще более возмущался постигшим его горем, так как он полагал, что его печальная участь вызывает презрение к нему. Поэтому он был менее уступчив и говорил, что нет никакой нужды в примирении; оба-де они будут действовать во всем особенно ревностно и осмотрительно, из опасения дать товарищу по службе, своему личному врагу, возможность усилиться за счет другого. Однако влияние сената одержало верх: отказавшись от личной вражды, консулы должны были вести государственные дела единодушно и с общего согласия.
Провинции обоих были точнее разграничены, чем в предыдущие годы, и находились на противоположных концах Италии: одному назначено было действовать в области бруттийцев и луканцев против Ганнибала, другому – в Галлии против Газдрубала, который, по слухам, приближался уже к Альпам. Тот консул, кому достанется по жребию Галлия, должен выбрать по своему усмотрению одно войско из двух – или находящееся в Галлии, или стоящее в Этрурии, и к нему присоединить войско, размещенное в городе; тот, который получит провинцию Бруттий, должен набрать в городе новые легионы и взять по желанию любое из двух войск консулов предыдущего года; а войско, которое останется после выбора консулом, получит проконсул Квинт Фульвий, которому власть должна быть продлена еще на год; кроме того, Гай Гостилий, которому вместо Этрурии назначили провинцией Тарент, теперь из Тарента был перемещен в Капую; ему был дан один легион, которым в предыдущем году командовал Фульвий.
36. Ввиду приближения Газдрубала к Италии беспокойство с каждым днем увеличивалось. Прежде всего послы массилийцев сообщили, что он перешел в Галлию и что его прибытие взволновало умы галлов, так как, по слухам, он принес с собою большое количество золота для найма вспомогательных войск. Затем отправленные вместе с ними из Рима для личного ознакомления с положением дел послы Секст Антистий и Марк Реций донесли, что они посылали с провожатыми из массилийцев людей, которые должны были разузнать обо всем через своих знакомых галльских старейшин и предоставить точные сведения: они знают за достоверное, что Газдрубал, собрав уже огромное войско, в ближайшую весну намерен перейти через Альпы, да и теперь его удерживает только то, что путь через Альпы зимою закрыт.
На место Марка Марцелла в авгуры был избран и посвящен Публий Элий Пет; кроме того, на место Марка Марция, который умер два года тому назад, был выбран и посвящен в цари-жрецы Гней Корнелий Долабелла. В этом же самом году было совершено цензорами Публием Семпронием Тудитаном и Марком Корнелием Цетегом торжественное очистительное жертвоприношение; при этом оказалось 137 108 граждан, число значительно меньшее, чем было до войны[939]. В этом же году впервые с тех пор, как Ганнибал пришел в Италию, Комиций, как гласит предание, был покрыт[940], и были повторены в течение одного дня курульными эдилами Квинтом Метеллом и Гаем Сервилием Римские игры; и Плебейские игры были повторены в течение двух дней плебейскими эдилами, Гаем Мамилием и Марком Цецилием Метеллом. Они же пожертвовали в храм Цереры три изображения богини; по случаю игр был устроен пир Юпитеру.
После этого Гай Клавдий Нерон и Марк Ливий (во второй раз) [207 г.] вступили в отправление обязанностей консулов. Так как консулы по жребию распределили провинции, будучи еще предназначенными, то они приказали преторам бросить жребий: Гаю Гостилию досталась претура городская; ему же поручен был суд над чужеземцами, чтобы три претора могли отправиться в провинции. Авлу Гостилию досталась Сардиния, Гаю Мамилию – Сицилия, Луцию Порцию – Галлия. Двадцать три легиона – общее число их – были разделены по провинциям так: по два легиона должны были получить консулы, четыре должны быть в Испании, по два – у трех преторов в Сицилии, Сардинии и Галлии; два легиона – у Теренция в Этрурии, два – у Квинта Фульвия в области бруттийцев, два – у Квинта Клавдия, около Тарента и области саллентинов и один – у Гая Гостилия Тубула в Капуе; два должны быть набраны городских. Для первых четырех легионов выбрал трибунов народ, а в остальные – консулы.
37. Перед отъездом из Рима консулов было совершено в продолжение девяти дней жертвоприношение ввиду того, что в Вейях шел каменный дождь. Под влиянием сообщения об одном чудесном явлении по обыкновению извещают также и о других: в Ментурнах молния ударила в храм Юпитера и в рощу нимфы Марики[941], а также в стену и ворота в Ателле. Жители города Ментурн сообщали еще нечто более ужасное: в воротах города пробежал кровавый поток; в Капуе волк прошел ночью в ворота и растерзал караульного. По поводу этих чудесных знамений были принесены в жертву крупные животные и, согласно постановлению понтификов, назначено однодневное молебствие. Затем снова были повторены девятидневные жертвоприношения, так как на Армилюстре[942], как казалось, шел каменный дождь. Успокоившиеся от религиозных сомнений умы снова взволновало известие, что в Фрузиноне родился ребенок ростом с четырехлетнего; но не столько возбуждал удивление его рост, сколько то, что, как и у родившегося два года тому назад ребенка в Синуэссе, у него нельзя было определить, мальчик он или девочка. Призванные из Этрурии гадатели говорили, что это отвратительное и безобразное чудовище необходимо погрузить в море вдали от римских пределов, отплыв на далекое расстояние от земли. Живым положили его в ящик и, отъехав от берега, бросили в море. Кроме того, понтифики постановили, чтобы двадцать семь девиц шли по городу и пели гимн. Когда они разучивали в храме Юпитера Статора гимн, сложенный поэтом Ливием[943], молния ударила в храм Юноны Царицы на Авентине. Так как предсказатели объяснили, что это знамение имеет отношение к матронам и что богиню должно умилостивить подарком, то, согласно эдикту курульных эдилов, были созваны на Капитолий женщины, живущие в самом городе и не далее десятого камня от города; здесь они сами из своей среды выбрали двадцать пять женщин, которым остальные должны были доставлять пожертвования из своего приданого. На эти деньги был сделан дар – золотой таз и отнесен на Авентин; матроны чисто и непорочно принесли жертву.
Тотчас был назначен децемвирами день для другого жертвоприношения той же богине; порядок его был таков: от храма Аполлона повели через Карментальские ворота двух белых коров; за ними несли две кипарисовые статуи Юноны Царицы; затем шли двадцать семь девиц в длинной одежде и пели в честь богини гимн. Гимн в то время для людей, стоявших на довольно низкой ступени развития, казался, может быть, достойным похвалы, но теперь, если передать его, – негармоничный и нескладный; за рядом девиц шли децемвиры, увенчанные лавровыми венками и в обшитых пурпуром тогах; от ворот они пришли по Яремной улице[944] на форум; здесь процессия остановилась, и, взявшись руками за веревку, девицы шли мерным шагом в такт гимна. Затем они двинулись далее по Этрусской улице и по Велабру через Бычью площадь на Публициев холм и к храму Юноны Царицы. Здесь децемвиры заклали двух жертвенных животных, а кипарисовые изображения были внесены в храм.
38. Умилостивив богов согласно требованиям ритуала, консулы приступили к набору войск строже и внимательнее, чем он производился, насколько можно было припомнить, в прежние годы: ибо с прибытием в Италию нового врага удвоился страх перед войною и число молодых людей, откуда должно было производить набор, уменьшилось. Поэтому консулы понуждали даже жителей приморских колоний доставлять воинов, хотя и говорили, что они имеют освященную законом свободу от военной службы. Ввиду их отказа, консулы распорядились, чтобы в известный день каждая колония в отдельности предъявила сенату свои законные права относительно увольнения от службы. В этот день в сенат явились жители следующих колоний: Остии, Альсии, Антия, Анксура, Минтурн, Синуэссы и – с побережья Верхнего моря – Сены. Каждый из народов прочел вслух свои документы на освобождение от военной службы; но ввиду того, что неприятель находился в Италии, это право было признано только за жителями Антия и Остии; однако молодые люди и этих колоний были обязаны присягнуть не ночевать более тридцати дней вне стен колонии, пока неприятель будет находиться в Италии.