нападений на Македонию. Таким образом, пройдя по полям врагов, консул привел войска обратно в мирные места к Аполлонии, откуда он начал войну.
Филиппа отвлекли этолийцы, афаманы и дарданы и многочисленные войны, возникшие внезапно в разных местах. Против дарданов, уже отступавших из Македонии, он послал Афинагора с легковооруженной пехотой и большею частью конницы, приказав ему нападать на них с тыла и, нанося вред арьергарду, сделать их менее склонными выводить войска из отечества. Этолийский претор Дамокрит, который под Навпактом советовал этолийцам помедлить решением относительно войны, сам же в ближайшем собрании побудил их взяться за оружие, после того как распространилась молва о конном сражении около Оттолоба, о вторжении дарданов и Плеврета с иллирийцами в Македонию, кроме того о прибытии римского флота в Орей и о том, что Македонии, помимо наводнения столькими народами, предстоит еще осада с моря.
41. Эти причины возвратили Дамокрита и этолийцев римлянам. Соединившись с царем афаманов Аминандром, они отправились осаждать Керкиний. Жители заперли ворота, неизвестно, по принуждению или по собственному желанию, так как у них стоял царский гарнизон. Впрочем, город в несколько дней был взят и сожжен; кто из свободных и рабов оставался в живых от страшного избиения, был уведен вместе с прочей добычей. Страх, произведенный этим событием, заставил всех, живущих около Бебийских болот, покинув свои города, уйти в горы. Вследствие недостаточности добычи этолийцы ушли оттуда и направились в Перребию. Там они взяли силою и страшно разграбили город Киретии; жители Малойи добровольно сдались и были приняты в союз. Из Перребии Аминандр советовал идти в Гомфы: и господствует над этим городом Афаманская область и, казалось, город этот можно завоевать без большого сопротивления; но этолийцы отправились за добычей на тучные поля Фессалии; Аминандр следовал за ними, хотя и не одобрял ни беспорядочно производившихся опустошений, ни стоянки лагерем где случится, без всякого различия и без заботы об укреплении его. Поэтому из опасения, как бы их безрассудство и небрежность не послужили причиной какой-либо беды и для него и его сторонников, он сам, видя, что они располагаются лагерем на ровных местах под городом Фаркадоном, немного более тысячи шагов оттуда, занял для своих холм, защищенный, хотя незначительным, укреплением. В то время как этолийцы едва, по-видимому, постигали, что они в неприятельской стране, производили опустошения: одни бродили полувооруженные врассыпную, другие в лагере без караулов среди сна и попоек не различали дней и ночей, неожиданно прибыл Филипп. Когда некоторые, бежавшие с полей, со страхом возвестили о его приходе, Дамокрит и прочие предводители перепугались – случайно было полуденное время, когда большая часть, наевшись до отвала, спала, – стали будить друг друга, приказывали браться за оружие, иных посылали позвать назад тех, которые врассыпную собирали по полям добычу. Произошел такой переполох, что некоторые из всадников выходили без мечей, а большинство не надело панцирей. В таком виде быстро они были выведены из лагеря, когда их едва набралось всего 600 всадников и пехотинцев вместе, и напали на царскую конницу, превосходившую их численностью, вооружением и бодростью. Итак, разбитые при первом натиске, едва попытавшись сразиться, они в постыдном бегстве возвратились в лагерь. Те, которых всадники отрезали от отряда бежавших, были перебиты и взяты в плен.
42. Когда воины Филиппа приближались уже к валу, он приказал трубить отступление, так как и лошади, и люди были утомлены не столько сражением, сколько длинной дорогой и очень быстрым маршем. Итак, он приказывает нескольким отрядам всадников и манипулам легковооруженных пехотинцев поочередно идти за водой и продовольствием, других держит под оружием на карауле, в ожидании отряда пехоты, шедшего медленнее по причине тяжести оружия. Как только этот отряд пришел, то и ему было приказано, поставив знамена и положив перед собою оружие, наскоро принять пищу, отправив за водой по два или самое большее – по три человека из манипула; между тем конница и легковооруженные стояли наготове, выстроенные на случай какого-нибудь движения со стороны неприятеля. Этолийцы, – уже возвратились в лагерь и те, которые во множестве были рассеяны по полям, – намереваясь защищать укрепления, расставили около ворот и вала вооруженных людей, сделавшись мужественными на то время, пока из безопасного места смотрели на отдыхавших врагов. Но после того как македоняне двинули знамена и вполне приготовленные стали подходить к валу, внезапно все, оставив посты, бросились по противоположной стороне лагеря к холму, к лагерю афаманов. Много этолийцев и в этом столь трусливом бегстве было взято и убито. Филипп не сомневался, что, если бы осталась достаточная часть дня, можно было бы и у афаманов отбить лагерь; но так как день был потрачен на сражение, а затем на разграбление лагеря, то он расположился под холмом на ближайшей равнине с намерением напасть на врага на рассвете следующего дня. Но этолийцы в ближайшую ночь врассыпную бросились бежать в таком же страхе, в каком оставили свой лагерь. Им особенную пользу принес Аминандр, под предводительством которого афаманы, знавшие дороги, провели их вершинами гор в Этолию по тропинкам, неизвестным для преследовавших их врагов. Во время этого бегства несколько человек заблудились и попали в руки македонских всадников, которых Филипп на рассвете послал преследовать войско врагов, как только увидел, что холм покинут.
43. В эти дни и Афинагор, царский префект, догнав отступавших в свою область дарданов, расстроил их арьергард; затем, когда дарданы повернули знамена и выровняли свой строй, произошла битва, равная настоящему сражению. Как только дарданы снова начинали двигаться вперед, царские войска беспокоили их конницей и легковооруженными, а у дарданов, носивших тяжелое оружие, не было никакого вспомогательного отряда в таком роде; но им помогала сама местность. Убитых было очень немного, больше раненых, в плен никто не был взят, потому что они не выходят без достаточного основания из своих рядов, но как сражаются, так и отступают тесно сомкнутым строем.
Таким образом Филипп загладил потери, понесенные в войну с римлянами, сдержав удачными походами два племени, – предприятие не только смелое, но и имевшее счастливый исход. Затем случайное обстоятельство уменьшило число врагов его из этолийцев. Скопад, старейшина племени, был отправлен царем Птолемеем из Александрии с большим количеством золота и, наняв 6000 пехотинцев и 500 всадников, увез их в Египет. Он не оставил бы и ни одного из этолийских юношей, если бы Дамокрит, то напоминая о предстоящей войне, то о будущем безлюдье, не удержал своими упреками часть их в отечестве. Неизвестно, сделал ли он это вследствие заботы о народе или только для того, чтобы противодействовать Скопаду, потому что не был достаточно почтен дарами. Вот что совершили римляне и Филипп в это лето на суше.
44. Флот, отправившийся в начале того же лета с легатом Луцием Апустием от Коркиры, обойдя Малею, соединился с царем Атталом около мыса Скиллея[1019], лежащего в области Гермиона. Тогда Афинское государство, полагаясь на явившуюся помощь, излило всю свою ненависть к Филиппу, уже долгое время сдерживаемую под влиянием страха. У них никогда не бывает недостатка в ораторах, умеющих возбуждать чернь. Такие люди, как во всех свободных государствах, так особенно в Афинах, где красноречие имеет весьма большую силу, воспитываются расположением толпы. Они тотчас внесли предложение, и народ решил, чтобы все статуи, изображения и надписи в честь Филиппа, а также и всех его предков мужского и женского пола, были убраны и уничтожены; чтобы были отменены все жрецы, праздники, священнодействия, учрежденные в честь Филиппа или его предков. Постановлено было, чтобы даже те места, где что-нибудь было воздвигнуто или сделана какая-либо надпись в честь его, считались проклятыми, и решено было впоследствии не воздвигать и не посвящать на них ничего, что позволительно воздвигнуть и посвятить на месте неоскверненном. Государственные жрецы, всякий раз как будут молиться за афинский народ и его союзников, за войска и флоты их, должны изрекать всякие проклятия на Филиппа, его детей, царство, сухопутные и морские силы, весь род и имя македонян. К этому постановлению было прибавлено, что народ афинский и впоследствии будет утверждать всякое предложение, имеющее целью клеймить и позорить Филиппа; напротив, если кто скажет или сделает что-нибудь с целью снять позор или почтить Филиппа, то для всякого будет считаться законным убийство такого человека; наконец, было включено, чтобы по отношению к Филиппу сохранили силу все те постановления, которые некогда были сделаны относительно Писистратидов[1020]. Таким образом, афиняне вели войну против Филиппа на письме и на словах, которыми они только и сильны.
45. Аттал же и римляне из окрестностей Гермионы сначала направились в Пирей, пробыли там несколько дней и, выслушав постановления афинян, столько же неумеренных в почестях союзникам, сколько в гневе к врагу, поплыли из-под Пирея к Андросу. Остановившись в гавани, называемой Гаврий, они отправили узнать настроение горожан, не предпочтут ли они сдать город добровольно, чем подвергаться насилию. Когда же получили ответ, что крепость занята царским гарнизоном и что они не самостоятельны, то царь Аттал и римский легат высадили войска, выгрузили всякие осадные орудия и с разных сторон подступили к городу. Римское оружие и знамена, невиданные прежде греками, и неустрашимость воинов, столь стремительно подступавших к стенам, значительно больше напугали их; поэтому тотчас началось бегство в крепость, а городом овладели враги. Но и в крепости продержались только два дня, более полагаясь на место, чем на оружие, на третий же день сдали и город и крепость, выговорив себе и гарнизону право переправиться в одних одеждах в беотийский город Делий. Город римляне уступили Атталу, а добычу и городские украшения увезли сами. Чтобы не владеть безлюдным островом, Аттал уговорил остаться почти всех македонян и некоторых из андросцев. Впоследствии и те, которые по условию были перевезены в Делий, возвратились назад на основании данных царем обещаний, которым тоска по родине придавала еще больше веры.