Только тогда отправили гонца вернуть назад третий легион и галльский отряд; вместе с тем римские войска начали со всех сторон возвращаться, чтобы отнять у врагов лагерь и смыть свой позор. Военные трибуны третьего легиона велели воинам бросить фураж и дрова и приказали центурионам посадить на вьючных животных, с которых снята была ноша, по два более старых воина, а всадникам взять к себе на лошадь по одному из молодых пехотинцев. Велика будет слава легиона, если своей храбростью он вернет лагерь, потерянный вследствие трусости воинов второго легиона. И легко его взять назад, если неожиданно напасть на варваров, занятых грабежом; как они взяли лагерь, так и теперь можно взять его. Эти слова выслушаны были воинами с сильным воодушевлением. Скорым шагом двинулись вперед со знаменами, и воины не отставали от знаменосцев. Однако консул и его войско, шедшее от моря, подступили к валу раньше. Луций Атий, первый трибун второго легиона, не только ободрял воинов, но и доказывал им, что если бы победители – истрийцы – имели намерение удержать за собою лагерь тем же оружием, которым они его взяли, то они прежде всего преследовали бы до моря прогнанного из лагеря неприятеля, а затем наверное выставили бы сторожевые пикеты перед валом: по всей вероятности, они, охмелев от вина, лежат, погруженные в сон.
4. При этих словах он приказал своему знаменосцу Авлу Бекулону, известному храбрецу, идти вперед со знаменем. Тот сказал, что он устроит все очень скоро, если за ним последуют воины, и, тотчас бросив знамя за вал, прежде всех вошел в ворота. Одновременно пришли с другой стороны военные трибуны третьего легиона Тит и Гай Элии с конницей. Тотчас после них прибыли и те воины, которых они по два посадили на вьючных животных, и консул со всем остальным войском. Что касается истрийцев, то только немногие, выпившие мало вина, думали о бегстве, а для других сон превратился в смерть, и римляне вернули все свое имущество в целости, за исключением того вина и пищи, которые были уничтожены врагами. Заметив своих внутри вала, даже больные воины, остававшиеся в лагере, схватили оружие и произвели страшную резню. Больше всех отличился всадник Гай Попилий, прозванный Сабеллом. Раненный в ногу, он остался в лагере и теперь истребил наибольшее число врагов. До 8000 истрийцев было убито, ни одного не взяли в плен, потому что гнев и негодование не позволяли думать о добыче. Царек истрийцев тем не менее спасся бегством, благодаря тому, что приближенные увели его пьяным с пира и поскорее посадили на лошадь. Победителей погибло 237 человек – и притом большее число во время бегства утром, нежели при взятии лагеря.
5. Случайно вышло так, что аквилейцы Гней и Луций Гавиллии Новеллы, приехавшие с припасами, ничего не подозревая, чуть не попали в лагерь, занятый истрийцами. Бросив обоз, они убежали в Аквилею и распространили страх и смятение не только в Аквилее, но несколько дней спустя и в Риме: там разнесся слух не только о взятии неприятелем лагеря и о бегстве, что было справедливо, но и о полном поражении и об истреблении всего войска. Поэтому, как обыкновенно бывает при неожиданной войне, был назначен чрезвычайный набор не только в Риме, но и во всей Италии. Было набрано два легиона из римских граждан, а союзникам латинского племени было приказано выставить 10 000 пехотинцев и 500 всадников. Консул Марк Юний получил приказание перейти в Галлию и потребовать от общин этой провинции столько воинов, сколько каждая из них могла выставить. Вместе с тем было постановлено, чтобы претор Тиберий Клавдий приказал воинам четвертого легиона, 5000 союзников латинского племени и 250 всадникам собраться в Пизе и охранять эту провинцию во время отсутствия консула. Претор Марк Титиний должен был приказать первому легиону и одинаковому числу союзнических пехотинцев и всадников собраться в Аримине. Нерон, одетый в военный плащ, уехал в свою провинцию в Пизу. Титиний производил набор в Риме, послав в Аримин военного трибуна Гая Кассия принять командование легионом. Консул Марк Юний перешел из Лигурии в провинцию Галлию и, разослав тотчас приказ галльским общинам доставить вспомогательные войска, а колониям – воинов, прибыл в Аквилею. Здесь он получил известие, что римское войско невредимо, и послал в Рим письмо, в котором просил не беспокоиться; отпустив затем вспомогательные войска, которые приказал выставить галлам, он отправился к своему товарищу. Это неожиданное известие вызвало в Риме великую радость; набор был остановлен, воины, давшие присягу, были освобождены от нее, и войско, которое пострадало в Аримине от чумы, было распущено по домам. Когда истрийцы, стоявшие с большим войском недалеко от лагеря консула, услыхали о прибытии другого консула с новым войском, они рассеялись по своим городам. Консулы отвели легионы назад в Аквилею на зимние квартиры.
6. Когда наконец улеглась тревога, вызванная истрийской войной, состоялось сенатское постановление о том, чтобы консулы пришли к соглашению, кому из них возвратиться в Рим для председательствования на выборных комициях. Народные трибуны Авл Лициний Нерва и Гай Папирий Турд в речах перед народом сильно нападали на отсутствующего Манлия и опубликовали законопроект, по которому Манлий не мог сохранять командование войском после мартовских ид – управление провинциями было уже продлено консулам на один год – для того, чтобы его можно было привлечь к ответственности, как только он сложит с себя должность. Но против этого предложения протестовал их товарищ Квинт Элий и после горячих споров добился того, что закон этот не прошел.
В эти дни возвратились из Испании в Рим Тиберий Семпроний Гракх и Луций Постумий Альбин. Претор Марк Титиний созвал для них сенат в храме Беллоны, чтобы они доложили о своих подвигах, потребовали заслуженных почестей и воздали хвалу бессмертным богам.
В то же самое время узнали из письма претора Тита Эбутия, доставленного его сыном сенату, что и в Сардинии происходят большие смуты. Илийцы, присоединив к себе вспомогательные войска баларов, вторглись в умиротворенную провинцию; и не было возможности дать им отпор, так как войско было слабо и бóльшая часть его погибла от чумы. То же самое доносили послы сардов, умоляя сенат оказать помощь хотя бы их городам, ибо поля уже погибли. Донесение этого посольства и все дела, касающиеся Сардинии, были отложены до вступления новых должностных лиц.
Столько же сожаления к себе возбуждало и посольство ликийцев, принесших жалобу на жестокость родосцев, к которым они были присоединены Луцием Корнелием Сципионом; они говорили, что были под властью Антиоха, и рабское подчинение царю в сравнении с их теперешним положением кажется блистательной свободой. Мало того, что теперь власть тяготеет над их государством; даже отдельные лица терпят настоящее рабство; истязают их самих, жен и детей; надругиваются над телом и спиной, возмутительным образом пятнают и бесчестят доброе имя; совершают открыто гнусности только для того, чтобы показать свою власть и уничтожить всякое сомнение относительно того, что нет никакой разницы между ними, ликийцами, и рабами, купленными за деньги. Тронутый этими жалобами сенат дал ликийцам грамоту к родосцам такого содержания: сенат не желает, чтобы ликийцы были отданы в рабство родосцам, и вообще не желает, чтобы кто-либо из свободнорожденных был подчинен кому бы то ни было; ликийцы состоят под властью и покровительством родосцев на таких же условиях, на каких союзные государства находятся под главенством римского народа.
7. Затем были отпразднованы непосредственно один за другим два триумфа за победы в Испании. Сперва праздновал свой триумф Семпроний Гракх за победу над кельтиберами и союзниками их, а на следующий день Луций Постумий – за победу над лузитанами и другими испанцами той же местности. Тиберий Гракх принес 40 000 фунтов серебра, Альбин – 20 000. Оба раздали воинам по 25 денариев, центурионам – вдвое, всадникам – втрое больше. Союзники получили столько же, сколько римские граждане.
Как раз в эти же дни приехал консул Марк Юний из Истрии в Рим для выборных комиций. Народные трибуны Папирий и Лициний, надоев ему в сенате вопросами о событиях в Истрии, привели его даже в народное собрание. На их вопросы консул ответил, что он был в Истрии не более одиннадцати дней, и то, что случилось в его отсутствие, он знает так же, как они, только по слухам. Затем трибуны продолжали выпытывать, почему же это было не вернуться в Рим лучше Авлу Манлию, чтобы дать отчет римскому народу, почему он из Галлии, провинции, которая досталась ему по жребию, перешел в Истрию, когда сенат назначил ему эту войну, когда народ римский приказал вести ее. Но, возразят, войну эту Манлий начал, правда, по собственному почину, но вел ее разумно и храбро. Напротив того, нельзя сказать, преступнее ли она начата им или безрассуднее ведена. Два аванпоста врасплох захвачено было истрийцами, римский лагерь взят, сколько пехотинцев, сколько всадников было перебито в лагере, остальные без оружия, в полном беспорядке, и прежде всех сам консул, бежали к морю и к кораблям. Как частное лицо Манлий даст отчет во всем этом, так как он не хотел этого сделать, будучи консулом.
8. Затем происходили комиции. Консулами были избраны Гай Клавдий Пульхр и Тиберий Семпроний Гракх. На следующий день были избраны преторы: Публий Элий Туберон (во второй раз), Гай Квинкций Фламинин, Гай Нумизий, Луций Муммий, Гней Корнелий Сципион и Гай Валерий Левин. Туберону досталась по жребию городская претора, Квинкцию – судопроизводство между иноземцами, Нумизию – Сицилия, Муммию – Сардиния; впрочем последняя, ввиду важности предстоявшей там войны, была сделана консульской провинцией; ее получил Гракх, а Клавдий – Истрию. Сципион и Левин получили по жребию Галлию, которую разделили на две провинции.
В мартовские иды, день вступления в должность консулов Семпрония и Клавдия, в сенате только упомянули о провинциях Сардинии и Истрии и о народах, затеявших войну в них обеих. Лишь на следующий день явились в сенат послы сардов, дело которых было отложено до вступления новых должностных лиц, и вместе с ними Луций Минуций Терм, бывший легатом консула Манлия в Истрии. От них сенат узнал, какие серьезные войны предстоят в этих провинциях.