14. В то время как велась война в Македонии, из Заальпийской Галлии от одного галльского царька по имени Балан – а к какому племени он принадлежал, неизвестно – явились в Рим послы, обещая помощь в войне с македонянами. Сенат выразил ему благодарность и послал дары – золотую цепь в два фунта весом, золотые чаши в четыре фунта весом, коня в полном уборе и вооружение для всадника. Вслед за галлами и послы памфилийцев принесли в курию золотой венок, изготовленный из 20 000 филиппиков[1232]; на просьбу послов – разрешить возложить этот дар в храме Юпитера Всеблагого Всемогущего и принести жертву на Капитолии – было изъявлено согласие; дан был также благосклонный ответ на желание послов возобновить дружбу с римлянами, и каждому отправлен подарок в 2000 медных ассов.
Затем выслушаны были послы от царя Прусия и немного позже – послы родосцев, совершенно различно говорившие об одном и том же предмете. То и другое посольство говорило о восстановлении мира с Персеем. Прусий не столько требовал, сколько молил, открыто заявляя, что он и до сих пор стоял на стороне римлян, и будет стоять, пока будет продолжаться война. Впрочем, когда к нему явились послы от Персея, чтобы переговорить о прекращении войны с римлянами, он обещал ходатайствовать за него перед сенатом; поэтому он просит, если только они могут решиться на это, прекратить свой гнев и зачесть восстановление мира в заслугу и ему, Прусию. Вот что говорили послы царя Прусия. Родосцы, с гордостью упомянув о своих заслугах по отношению к римскому народу и почти приписав себе большую часть победы, по крайней мере над царем Антиохом, прибавили, что, когда между македонянами и римлянами был мир, они завязали дружественные отношения с Персеем; эту дружбу они нарушили невольно, без всякой вины со стороны Персея, только потому, что римлянам угодно было привлечь их к участию в войне. Третий год они чувствуют большие тягости этой войны, так как море все это время закрыто; остров Родос обеднеет, если его не будут поддерживать торговые пошлины и подвоз провианта. Не будучи в состоянии выносить долее такого положения, они послали других послов к Персею в Македонию объявить ему требование родосцев, чтобы он заключил мир с римлянами; они присланы в Рим объявить о том же. Родосцы подумают, что им следует предпринять относительно тех, кто помешает окончанию войны. Я вполне уверен, что даже в настоящее время нельзя читать или слушать подобные слова без негодования. Отсюда можно заключить, каково было настроение духа у отцов, когда они слышали подобные речи.
15. Клавдий свидетельствует, что сенат не дал никакого ответа; прочитано было только сенатское постановление, по которому римский народ предоставлял свободу карийцам и ликийцам и повелевал немедленно послать к тому и другому народу письма с объявлением о настоящем решении сената. Выслушав это решение, глава посольства, высокомерную речь которого незадолго перед тем едва могли слушать сенаторы, упал замертво.
По показанию других историков, сенат ответил, что римский народ и в начале этой войны, на основании заслуживающего доверия свидетельства доподлинно знал, что родосцы вошли в тайные переговоры с царем Персеем против Римского государства, и если ранее это могло быть сомнительным, то недавние речи послов устранили всякое сомнение по этому поводу; коварство, хотя вначале и бывает очень осторожно, по большей части само себя изобличает. Теперь родосцы в целом свете являются решителями войны и мира, по мановению родосцев римляне будут браться за оружие или класть его; они будут считать свидетелями заключаемых договоров уже не богов, а родосцев. Да так ли это, наконец? В случае, если их не послушаются и не будет отозвано войско из Македонии, то родосцы увидят, что им нужно делать. Что решат родосцы, это им самим известно; по крайней мере, римский народ, после победы над Персеем – что, как они надеются, случится очень скоро – позаботится о том, чтобы воздать достойную благодарность каждому государству по его заслугам в этой войне. Тем не менее послам отправлен был дар – каждому в 2000 медных ассов, но они не приняли его.
16. Затем было прочитано письмо консула Квинта Марция о том, как он, пройдя горный проход, перешел в Македонию; там он обеспечил подвоз провианта на зиму из разных других мест и вместе с тем взял у жителей Эпира 20 000 модиев пшеницы и 10 000 модиев ячменя под условием, чтобы деньги за этот хлеб были уплачены послам эпирцев в Риме. Одежду для воинов следует прислать из Рима; требуется приблизительно 200 лошадей, преимущественно нумидийских, а в этой местности нет никакой возможности купить их. Состоялось постановление сената исполнить все согласно изложенному в письме консула. Претор Гай Сульпиций сдал подряд на поставку в Македонию шести тысяч тог, тридцати тысяч туник и двухсот лошадей с передачей их в распоряжение консула, уплатил послам эпирцев деньги за хлеб и ввел в сенат знатного македонянина Онесима, сына Пифона. Этот Онесим всегда советовал царю Персею жить в мире с римлянами и убеждал его, если не всегда, то, по крайней мере, часто следовать обычаю, которому был верен до самого последнего дня своей жизни отец Персея Филипп, – прочитывать ежедневно по два раза договор, заключенный с римлянами. Не будучи в состоянии удержать Персея от войны, Онесим сперва под разными предлогами начал уклоняться от участия в том, чего он не одобрял; наконец, замечая, что на него смотрят подозрительно и временами обвиняют в измене, перешел на сторону римлян и был весьма полезным человеком для консула. Когда Онесима ввели в курию и он рассказал об этом, то сенат приказал включить его в число союзников, дать ему помещение и бесплатное содержание, предоставить в его распоряжение двести югеров тарентинской земли, составляющей собственность римского народа, а также купить для него дом в Таренте. Озаботиться всем этим было поручено претору Гаю Децимию.
В декабрьские иды цензоры произвели ценз с большей строгостью, чем прежде: у многих были отняты кони, в том числе у Публия Рутилия, который, в звании народного трибуна, сильно нападал на цензоров; он был исключен из трибы и переведен в разряд эрариев. Когда квесторы, согласно сенатскому постановлению, ассигновали цензорам на производство общественных построек половину пошлин этого года, Тиберий Семпроний на ассигнованные ему деньги приобрел в собственность государства дом Публия Африканского, находившийся позади Старых лавок около статуи бога Вортумна[1233], а с ним – мясные и другие примыкающие к ним лавки, и озаботился постройкой базилики, которая впоследствии названа Семпрониевой.
17. Год уже заканчивался, и граждане, особенно озабоченные войной с македонянами, в разговорах между собой толковали о том, кого избрать консулами на следующий год, чтобы окончить наконец эту войну. Поэтому состоялось сенатское постановление, чтобы Гней Сервилий прибыл как можно скорее для председательствования в комициях. Претор Сульпиций послал к консулу сенатское постановление и спустя несколько дней прочитал полученное от консула письмо, в котором говорилось, что он, консул, явится в Рим перед <…>. И действительно, и консул поспешил своим прибытием, и комиции состоялись именно в тот день, который был назначен. Консулами были избраны Луций Эмилий Павел вторично, спустя четырнадцать лет после своего первого консульства, и Гай Лициний Красс. На следующий день были избраны преторы: Гней Бебий Тамфил, Луций Аниций Галл, Гней Октавий, Публий Фонтей Бальб, Марк Эбутий Гельва, Гай Папирий Карбон. Забота о Македонской войне побуждала делать все с большею поспешностью. Поэтому решено было, чтобы избранные должностные лица тотчас же распределили между собой по жребию провинции, с целью знать, которому из двух консулов достанется Македония и какому претору выпадет на долю командование флотом, чтобы они теперь же обсудили и приготовили все необходимое для войны, а также спросили мнение сената, если встретится в том надобность. Решено было, чтобы Латинские празднества, насколько это согласно с религиозными обрядами, состоялись тотчас же по вступлении в должность новых консулов, чтобы не было никакой задержки для консула, которому предстояло отправиться в Македонию. Когда состоялось это решение, консулам были назначены Италия и Македония, преторам, кроме двух юрисдикций в городе, поручено начальство над флотом и отданы провинции Испания, Сицилия и Сардиния; консулу Эмилию досталась Македония, а Лицинию – Италия. Претору Гнею Бебию досталась городская претура, Луцию Аницию – судопроизводство над иноземцами и, кроме того, он должен был оставаться в распоряжение сената, Гнею Октавию – флот, Публию Фонтею – Испания, Марку Эбутию – Сицилия, Гаю Папирию – Сардиния.
18. Тотчас же всем стало ясно, что Луций Эмилий деятельно поведет эту войну; кроме того, что он был человеком энергичным в других отношениях, он дни и ночи был занят одной мыслью – думал только о том, что имело отношение к этой войне. Прежде всего он просил сенат отправить уполномоченных в Македонию с тем, чтобы они осмотрели войско и флот и по тщательном исследовании донесли, что именно требуется для войск сухопутных или морских; кроме того, они должны разведать, насколько значительны силы царя и какое пространство занимает наше войско и войско неприятельское; стоят ли римляне лагерем в горах или уже прошли все теснины и достигли ровной местности; кто наши верные союзники, кто – сомнительные, чья верность зависит от обстоятельств, и кто несомненные враги наши; сколько заготовлено провианта и откуда он должен быть доставлен сухим путем, откуда – морем; какие военные действия происходили этим летом на суше и на море; на основании этих точных сведений, по его мнению, можно будет составить определенные планы на будущее время. Сенат поручил консулу Гнею Сервилию отправить в Македонию в качестве послов трех человек, по усмотрению Луция Эмилия. Через два дня послами отправились Гней Домитий Агенобарб, Авл Лициний Нерва и Луций Бебий.