41. На эти вопросы, говорят, Темпаний в безыскусной речи, вполне, однако, достойной, как прилично воину, без всякой пустой похвальбы себе и радости по случаю ошибки другого, ответил, что, насколько велико в Гае Семпронии знание воинского дела, в том воин не судья своему полководцу, – это обязан был знать римский народ, когда выбирал его на комициях консулом. Следовательно, нечего его допрашивать насчет планов полководца, равно как насчет способностей консульских, которые подлежат оценке людей также даровитых и умных; он может сообщить только то, что видел. А видел он то, что консул, перед тем как они были отрезаны от армии, сражался в первом ряду, воодушевлял воинов, находился среди знамен римских и стрел неприятельских. Потом он, хотя и потерял своих из виду, по шуму, однако, и по крику мог судить, что бой тянулся до самого наступления ночи, и, по мнению его, ввиду многочисленности врагов, нельзя было прорваться к занятому им холму. Где теперь армия, он не знает, но думает, что, подобно тому как он в момент опасности защитил себя вместе со своим отрядом местоположением, так точно и консул для спасения войска выбрал для лагеря более безопасное место. Что касается вольсков, то, по мнению его, положение их не лучше положения римлян: роковая ночь сделала то, что в обеих армиях все действия были исполнены ошибок. Потом Темпаний стал просить не удерживать долее его, так как он устал от трудов и ран. Он был отпущен среди шумных похвал столько же за мужество, сколько и за его благородную скромность. В это самое время консул находился уже на Лабиканской дороге у храма Спокойствия[342]. Туда были отправлены из города повозки с разного рода вьючными животными, которые и приняли войско, изнуренное сражением и ночным путем. Немного спустя вступил в город и сам консул, причем столько же старался снять с себя вину, сколько превозносил Темпания вполне заслуженными похвалами. Марк Постумий, который, будучи военным трибуном, замещал консула под Вейями, предстал перед судом граждан, опечаленных неудачей и озлобленных против вождей, и был присужден к штрафу в десять тысяч тяжелых ассов. Товарища его, Тита Квинкция, принимая во внимание успешные его действия как в войне с вольсками, где он сражался в звании консула под главным начальством диктатора Постумия Туберта, так и под Фиденами, где он действовал в качестве легата при другом диктаторе, Мамерке Эмилии, оправдали все трибы, тем более что он всю вину за то время взваливал на осужденного уже товарища. Говорят, что Квинкцию помогла память об отце его, Цинциннате, муже высокочтимом, а равно и смущенные просьбы престарелого уже Капитолина Квинкция не ставить его в необходимость, на исходе дней жизни, нести Цинциннату такую печальную весть о сыне.
42. В народные трибуны плебеи выбрали отсутствовавших Секста Темпания, Марка Азеллия, Тиберия Антистия и Тиберия Спурилия, уже ранее выбранных всадниками в центурионы[343], согласно предложению Темпания. Сенат, видя, что озлобление против консула Семпрония делало непопулярным и само звание консула, повелел выбрать военных трибунов с консульской властью. Избранными оказались Луций Манлий Капитолин, Квинт Антоний Меренда и Луций Папирий Мугиллан [422 г.]. С самого же начала года народный трибун Луций Гортензий привлек к суду Гая Семпрония, консула предыдущего года. Несмотря на просьбы четырех товарищей, которые на глазах римского народа упрашивали не тревожить их невинного военачальника, так как ему нельзя поставить в упрек ничего, кроме злой судьбы, Гортензий только рассердился, находя в просьбах товарищей желание испытать его настойчивость и думая, что обвиняемый рассчитывает не на эти просьбы, обращенные к нему только для вида, а на помощь трибунов. Итак, обратившись, с одной стороны к Семпронию, Гортензий спрашивал, что сталось с гордостью его, патриция, куда давалась твердость духа и уверенность в невинности, если муж, несший звание консула, решился укрываться под тень трибунской власти; а с другой стороны, обращаясь к товарищам, говорил: «А вы что намерены делать, если я буду настаивать на обвинении, или вы намерены отнять у народа право его и ниспровергнуть трибунскую власть?» Когда трибуны отвечали, что и над Семпронием, и над всеми вообще верховная власть принадлежит римскому народу и что они не хотят, да и не могут упразднить народного суда, а только облекутся вместе с Семпронием в траурные одежды[344] в случае, если ничего не достигнут просьбы их за полководца, который замещает им отца, тогда Гортензий сказал: «Нет! Римский народ не увидит своих трибунов в изорванном и грязном платье! Я не держу Га я Семпрония, коль скоро он во время своего командования приобрел такую великую любовь воинов». И плебеи, и патриции одинаково испытывали чувство удовольствия, видя, с одной стороны, такую нужную любовь четырех трибунов, а с другой – такую покорную уступчивость Гортензия к справедливым просьбам их.
Счастье далее не благоприятствовало эквам, которые поторопились сомнительную победу вольсков приписать личному своему успеху.
43. В следующем году [421 г.], в консульство Нумерия Фабия Вибулана и Тита Квинкция Капитолина, сына Капитолина, командование войском досталось по жребию Фабию; но он не совершил ничего достопамятного. Не успели эквы построить свое оробевшее войско в боевой порядок, как тотчас были обращены в постыдное бегство, не дав, таким образом, консулу получить большой славы; поэтому ему отказано было в триумфе, но за снятие позора от Семпрониева поражения разрешено было вступить в город с овацией.
Но если война завершилась менее значительным сражением, чем того боялись, зато в Риме спокойствие неожиданно сменилось раздорами между плебеями и патрициями; дело началось с вопроса об удвоении числа квесторов. Консулы вошли с предложением о назначении, кроме двух городских квесторов, еще двух других, которые состояли бы при консулах для нужд военных. Предложение консулов нашло полную поддержку со стороны сенаторов; но народные трибуны вступили в борьбу, настаивая на избрании части квесторов из плебеев; ибо до этого времени квесторы избирались только из патрициев. Первое время как консулы, так и сенаторы всеми силами противились этому требованию; потом они сделали уступку в том смысле, чтобы, подобно тому как допустили уравнение права при выборах трибунов с консульской властью, чтобы так точно и выбор квесторов был предоставлен свободной воле народа; но так как и эта уступка не приводила ни к чему, то вопрос об увеличении числа квесторов был совсем оставлен. Покинутое дело трибуны принимают на себя, а вслед за тем являются и другие мятежные требования, среди них – требование аграрного закона. Эти волнения были причиной того, что сенат желал назначения консулов, а не военных трибунов, но так как, вследствие трибунских протестов, невозможно было издать сенатского постановления на этот счет, то управление государством переходит от консулов к междуцарям, хоть и тут дело не обошлось без упорной борьбы, так как трибуны не давали патрициям собираться.
Бóльшая половина следующего года [420 г.] была потрачена на борьбу между новыми народными трибунами и несколькими междуцарями, и когда трибуны то мешали патрициям собираться для назначения междуцаря, то не давали междуцарю возможности издать сенатское постановление о консульских комициях, тогда, наконец, Луций Папирий Мугиллан, назначенный междуцарем, упрекая и патрициев, и народных трибунов, говорил, что государство, вполне заброшенное людьми и принятое богами под свое заботливое покровительство, обязано своим существованием единственно перемирию с вейянами и нерешительности эквов. А если будет грозить с этой стороны какая-либо опасность, то неужели граждане согласились погубить государство из нежелания иметь патрицианских магистратов? Неужели они хотят, чтоб не было войска, чтоб не было военачальника для набора его? Или, быть может, они думают войною внутренней предотвратить войну внешнюю? Но ведь, если только та и другая сольются в одну, тогда и с помощью богов с трудом можно будет остановить разрушение Римского государства. Пусть же каждый из них поступится преимуществами своего права для установления согласия посредством взаимных уступок: патриции пусть допустят выбор военных трибунов на место консулов, а народные трибуны пусть прекратят возражения против предоставления народу свободного выбора четырех квесторов на равных правах как из плебеев, так и из патрициев.
44. Прежде всего открыты были трибутные комиции. В трибуны с консульской властью были избраны все патриции: Луций Квинкций Цинциннат (в третий раз), Луций Фурий Медуллин (во второй раз), Марк Манлий и Авл Семпроний Атратин. Этот последний трибун председательствовал в квесторских комициях, и хотя в числе нескольких плебеев соискателями квестуры выступили сын народного трибуна Антистия и брат другого народного трибуна Секста Помпилия, но ни влияние этих трибунов, ни избирательное давление их не помогли: народ за знатность оказал предпочтение тем лицам, отцов и дедов которых он видел в звании консулов. Неистовствовали все народные трибуны, а особенно задеты были невыбором своих кандидатов Помпилий и Антистий, спрашивая, что же это значит. Ни благодеяния их, ни обиды патрициев, ни, наконец, желание, ныне исполнимое, воспользоваться тем, что раньше не было достижимо, не повлияли на избрание кого-нибудь из плебеев не только в военные трибуны, но даже в квесторы! Не повлияли просьбы отца за сына, просьбы брата за брата, просьбы народных трибунов, представителей неприкосновенной власти, учрежденной для охраны свободы! Тут несомненный обман, и Авл Семпроний, руководя комициями, употребил больше пронырства, чем честности. Они жалуются, что их кандидаты лишены должности именно благодаря неправильным действиям Семпрония. И вот, так как невозможно было напасть на самого Авла Семпрония, неуязвимого как благодаря его невинности, так и отправляемой им в ту пору должности, то трибуны обратили гнев свой на Гая Семпрония, двоюродного брата Атратина, и, поддерживаемые своим товарищем Марком Канулеем, привлекли Гая к суду за поражение римлян в войне с вольсками. Вслед за этим те же трибуны завели в сенате речь о разделе полей, чему Семпроний всегда был самым жестоким противником; трибуны были уверены, как то и оправдалось, что Гай Семпроний или откажется от защиты интересов своей партии – и тогда он, в качестве обвиняемого, найдет в патрициях меньшее участие к себе – или будет упорствовать и в таком случае озлоби