24. И победа римлян не была еще решительна: когда они спустились на равнину, им представилась другая трудность; ибо благодаря своей многочисленности, делавшей такую большую потерю вовсе нечувствительной, галлы выставляли свежих воинов против победителя-врага, точно будто бы опять начинался новый бой. Прекратив наступление, римляне остановились, с одной стороны потому, что, несмотря на утомление, им приходилось вступать вторично в сражение, с другой – потому, что консул, неосторожно действуя в первом ряду, был ранен почти навылет в левое плечо метательным копьем и на некоторое время вышел из строя. И вследствие этого замедления победа, казалось, была уже утрачена, как вдруг консул, перевязав рану, выехал к передним знаменам и сказал: «Что стоите вы, воины? Вы имеете дело не с латинами и сабинянами, которых победив можно сделать из врагов союзниками; мы обнажили мечи против зверей; мы должны или пролить чужую кровь, или пожертвовать своею. Вы отбросили их от лагеря, стремглав гнали по покатой равнине, вы стоите над грудами вражеских тел; произведите такую же резню на поле, какую вы произвели на горах. Не ждите, что они побегут от вас, если вы будете стоять на месте; надо нести вперед знамена и наступать на врага». Снова ободренные этими увещаниями, римляне прогнали с места первые манипулы галлов, затем фалангами врезались в средину их строя. Варвары, у которых не было ни определенного командования, ни вождей, приведены были в замешательство и обратили нападение на своих; рассеявшись по равнине, они пробежали даже мимо своего лагеря и устремились в Альбанскую крепость, которая представлялась взорам наиболее возвышенным пунктом среди одинаковых холмов. Консул не преследовал их далее лагеря, как вследствие раны, так и потому, что он не хотел вести войско под холмы, занятые врагами; поэтому, отдав воинам всю добычу из лагеря, он привел назад в Рим победоносное войско, богато украшенное галльскими доспехами. Рана консула помешала триумфу и вызвала в сенате желание назначить диктатора, чтобы было кому председательствовать в комициях за болезнью консулов. Выбранный в диктаторы Луций Фурий Камилл (в начальники конницы ему дан был Публий Корнелий Сципион) вернул патрициям прежнее обладание консульством. Получив за эту услугу консульство при замечательном единодушии патрициев, он провел в товарищи Аппия Клавдия Красса [348 г.].
25. Прежде чем новые консулы вступили в должность, Попилий отпраздновал триумф над галлами при большом сочувствии плебеев, втихомолку спрашивавших друг у друга, разве кто недоволен плебейским консулом. Вместе с тем они порицали диктатора, который за пренебрежение к Лициниеву закону получил награду, позорную не столько потому, что она неправильна с точки зрения государственной, сколько потому, что она обнаруживает личную его алчность, ибо, будучи диктатором, он выбрал сам себя в консулы[467]. Год этот был замечателен многими разнообразными волнениями. Галлы, не будучи в состоянии выносить суровую зиму, двинулись с Альбанских гор и, блуждая по полям и приморским землям, производили опустошения; греческий флот тревожил море, а также берег около Антия, Лаврентскую область и устье Тибра, так что морские разбойники, встретившись с сухопутными, раз сразились с нерешительным результатом и отступили – галлы в лагерь, а греки назад к кораблям, не зная, считать им себя побежденными или победителями.
Но среди этих опасностей особенно страшными представлялись собрания латинских племен у Ферентинской рощи и недвусмысленный их ответ, данный на требование римлян доставить воинов: пусть перестанут приказывать тем, в чьей помощи они нуждаются; латины предпочитают поднять оружие в защиту своей свободы, а не для поддержания чужой власти. Сенат, обеспокоенный сразу двумя иноземными войнами, да еще и отпадением союзников, видя, что необходимо страхом сдерживать тех, которых не сдержала верность, приказал консулам производить набор, напрягая все силы государства, так как, вследствие измены всех союзников, приходилось опираться на войско, состоящее из граждан. Рассказывают, что отовсюду не только из городской, но и из деревенской молодежи набрано было десять легионов по 4200 пехотинцев и 300 всадников; такое небывалое войско нелегко создать, в случае иноземного нападения, даже в настоящее время при общем напряжении сил римского народа, который едва вмещает круг земной; до такой степени весь рост наш идет в то, о чем мы заботимся, – в богатство и роскошь!
Среди прочих печальных событий того года, во время самых приготовлений к войне, последовала смерть консула Аппия Клавдия, и управление перешло к Камиллу; отцы не признали пристойным ставить диктатора рядом с этим единственным консулом, из почтения ли к другим его достоинствам, не допускавшим подчинения его диктатуре, или потому, что его имя носило в себе счастливое предзнаменование для неожиданной и страшной войны с галлами[468].
Оставив на защиту города два легиона, разделив восемь с претором Луцием Пинарием и помня о доблести своего отца, он взял на себя помимо жребия войну с галлами, а претору поручил охранять морской берег и не допускать греков высадиться. Прибыв в Помптинскую область, Камилл выбрал удобное место для стоянки, так как не желал сражаться на равнине, если не заставит необходимость, и считал, что враг, принужденный жить грабежом, достаточно усмирен, если ему не дают возможности производить опустошения.
26. Когда войска спокойно проводили здесь время, будучи заняты только караулами, выступил вперед галл замечательного роста и в блестящем вооружении; ударяя копьем о щит и тем водворив молчание, он вызывает через переводчика одного из римлян сразиться с ним. Военный трибун Марк Валерий, молодой человек, считая себя не менее достойным такого отличия, чем Тит Манлий, узнав сперва волю консула, в оружии выступил на средину. Этот поединок людей сделался менее знаменитым вследствие вмешательства воли богов: ибо, когда римлянин начинал уже битву, вдруг на шлем его, обернувшись к врагу, сел ворон. Сперва радостно приняв это как посланное с неба предзнаменование, трибун обратился затем с мольбою о благосклонной помощи к пославшему ему эту птицу, был ли то бог или богиня[469]. И удивительное дело! Птица не только оставалась на занятом ею месте, но всякий раз, как начиналась борьба, поднималась и вцеплялась клювом и когтями в лицо и глаза противника; от страха перед таким чудом у того помутилось в глазах, и помрачился рассудок, и он был убит Валерием, ворон же скрылся из глаз по направлению к востоку.
До этого только момента обе стороны спокойно стояли на своих местах, но как только трибун начал снимать доспехи с убитого врага, галлы не удержались на своем посту, и римляне еще быстрее побежали к победителю. Здесь около трупа убитого галла завязалась борьба, и произошло ожесточенное сражение. Дело происходило уже не между манипулами ближайших постов, а между легионами, высыпавшими с той и с другой стороны. Камилл отдал приказ воинам, обрадованным победой трибуна и таким очевидным благоволением богов, идти на битву и, указывая на блистающего доспехами трибуна, сказал: «Вот кому подражайте, воины, и кладите галльские полчища около трупа их вождя!» Боги и люди приняли участие в этой битве, и она кончилась решительным поражением галлов. До такой степени оба войска предвидели результат сражения, подобный результату поединка двух воинов! Между передовыми воинами, столкновение которых подняло всех других, произошел ожесточенный бой; остальная масса галлов, не приблизившись даже на такое расстояние, чтобы можно было пустить стрелы, бросилась бежать. Сперва они разорялись по территории вольсков и Фалернской области, а оттуда устремились в Апулию к Верхнему морю.
Созвав собрание, консул похвалил трибуна и подарил ему десять быков и золотой венок, сам же, получив распоряжение сената принять ведение морской войны, соединил свой лагерь с преторским. Так как очевидно было, что дело затягивается из-за бездеятельности греков, не решавшихся на битву, то с утверждения сената консул назначил здесь диктатором для председательства в комициях Тита Манлия Торквата. Диктатор, избрав в начальники конницы Авла Корнелия Косса, созвал консульские комиции и при величайшем сочувствии плебеев провозгласил консулом отсутствующего двадцатитрехлетнего Марка Валерия Корва (это прозвище дано было ему потом), соперника его славы. Товарищем Корва был сделан плебей Марк Попилий Ленат, которому предстояло в четвертый раз вступить в консульство. С греками у Камилла не было ни одного замечательного дела, так как те были не вояки на суше, а римляне – на море. В конце концов, не будучи допускаемы к берегам, они оставили Италию, так как, кроме всех других необходимых припасов, ощущали недостаток и в воде. Нет никаких верных показаний насчет того, какому народу или какому племени принадлежал тот флот; более всего я склонен думать, что то были сицилийские тираны, так как дальняя Греция, истощенная междоусобиями, в то время трепетала уже перед могуществом македонян.
27. Когда войска были распущены, когда водворился внешний мир, и дома вследствие согласия сословий царила тишина, то чтобы положение дел не представлялось чересчур утешительным, в государстве разразилась моровая язва, понудившая сенат приказать децемвирам навести справку в Сивиллиных книгах; по указанию их совершены были лектистернии. В том же году антийцы вывели колонию в Сатрик, и город, разрушенный латинами, был восстановлен; с карфагенскими послами, прибывшими просить дружбы и союза, заключен был договор в Риме[470].
Тот же внутренний и внешний мир продолжался в консульство Тита Манлия Торквата и Гая Плавтия [347 г.]. Только вместо 8 1/3 процентов установлено было 4 1/6 процентов, и уплата долгов разделена на равные части на три года, так, однако, что доля настоящего года была четвертой. Хотя и это условие для части плебеев было обременительно, но поддержание общественного кредита более озабочивало сенат, чем личные затруднения. Наибольшее облегчение дали приостановка взноса военного налога и прекращение наборов.