лот стоял под командой Гераклида в бездействии подле Гераклеи и не осмеливался оспаривать у неприятелей владычества на море. Эти последние рано отправились на свои зимние стоянки — римляне в Пирей и Керкиру, а родосцы и пергамцы к себе домой. В общем итоге Филипп мог быть доволен исходом этой кампании. После крайне трудного похода римские войска стояли осенью на том самом месте, откуда они выступили весной; если бы этолийцы не предприняли вовремя своего вторжения в Македонию и если бы римляне не одержали неожиданной победы близ ущелья Эордеи, быть может, ни один римский солдат не возвратился бы на родину. Наступление, предпринятое с четырех сторон, нигде не достигло своей цели, и не только владения Филиппа были совершенно очищены осенью от неприятеля, но Филипп даже был в состоянии напасть, хотя и безуспешно, на принадлежавший этолийцам укрепленный город Фаумаками, расположенный на границе Этолии и Фессалии и господствовавший над пенейской равниной. Если бы Антиох, о прибытии которого Филипп тщетно молил богов, присоединился к нему для следующей кампании, то он мог бы ожидать больших успехов. На короткий миг показалось, что Антиох готов исполнить это желание: его армия появилась в Малой Азии и заняла несколько местечек во владениях царя Аттала, который стал просить римлян о помощи. Но римляне поспешили устранить всякий повод для разрыва с великим царем; они отправили к нему послов, которые убедили его очистить территорию Аттала. С этой стороны Филиппу не на что было надеяться. Удачный исход последней кампании до такой степени усилил отвагу и самоуверенность Филиппа, что весной следующего (556) [198 г.] года он сам стал действовать наступательно, предварительно упрочив нейтралитет ахейцев и преданность македонян тем, что пожертвовал несколькими укрепленными пунктами и ненавистным адмиралом Гераклидом; он вторгся во владения атинтанов с намерением устроить хорошо укрепленный лагерь в той узкой теснине, где река Аоос (Viosa) извивается между горами Эропосом и Асмаосом. Против него стала лагерем усиленная вновь присланными подкреплениями римская армия, находившаяся сначала под начальством прошлогоднего консула Публия Виллия, а с лета 556 г. [198 г.] под начальством выбранного на этот год консулом Тита Квинкция Фламинина. Этот последний был очень даровитый человек, только что достигший тридцатилетнего возраста; он принадлежал к молодому поколению, которое начинало отбрасывать вместе с обычаями прадедов и их устарелый патриотизм и которое хотя еще не перестало заботиться о своем отечестве, но было еще более занято самим собою и эллинизмом. Искусный военачальник и еще более искусный дипломат, он во многих отношениях отлично подходил для решения сложных греческих вопросов; однако, быть может, и для Рима и для Греции было бы лучше, если бы выбор пал на человека, менее проникнутого эллинскими симпатиями, и если бы туда был послан такой главнокомандующий, которого нельзя было бы ни подкупить хитрою лестью, ни оскорбить язвительными насмешками, которого литературные и художественные реминисценции не заставляли бы забывать об убожестве эллинского государственного строя и который обходился бы с Элладой так, как она того стоила, а римлян избавил бы от погони за неосуществимыми идеалами. Немедленно вслед за своим прибытием на место новый главнокомандующий имел с царем личное свидание, во время которого две армии стояли в бездействии одна против другой. Филипп предложил заключить мир; он соглашался возвратить все, что было им завоевано, а относительно убытков, причиненных им греческим городам, изъявил готовность подчиниться справедливому третейскому приговору; но переговоры были прерваны вследствие его отказа уступить старинные македонские владения, в особенности Фессалию. В течение сорока дней стояли обе армии в теснине Аооса: Филипп не отступал, а Фламинин не решался ни вести свои войска на приступ, ни оставить царя на его крепкой позиции и пуститься в такую же экспедицию, какая была предпринята в предшествовавшем году. Римского главнокомандующего вывела тогда из затруднения измена нескольких знатных эпиротов, в особенности Харопса, до того времени постоянно державших сторону македонян. Они привели по горным тропинкам римский отряд из 4 тысяч пехотинцев и 300 всадников на высоты, господствовавшие над македонским лагерем, а когда консул напал вслед за тем на неприятельскую армию с фронта, этот отряд спустился с высот и своим неожиданным нападением решил исход сражения.
Филипп был принужден покинуть лагерь и окопы и лишился почти 2 тысяч человек; он поспешно отступил к Темпейскому ущелью, через которое шел путь в собственно Македонию. Он отказался от всех своих владений кроме крепостей и сам стал разрушать фессалийские города, которых не был в состоянии защищать; только Феры заперли перед ним ворота и тем избежали гибели. Частью вследствие этих успехов римского оружия, частью под влиянием дипломатической обходительности Фламинина эпироты прежде всех отказались от союза с Македонией. При первом известии о победе римлян афаманы и этолийцы вторглись в Фессалию, а вслед за ними скоро вступили туда и римляне; ничем не защищенные равнины были без большого труда заняты неприятелем; но укрепленные города, которые были преданы Македонии и получили от Филиппа подкрепления, сдавались лишь после упорного сопротивления, и некоторые даже устояли против более сильного противника; к числу этих последних принадлежал Атракс, на левом берегу Пенея, где в пробитой неприятелем бреши взамен стены стояла фаланга. За исключением этих фессалийских крепостей и территории верных акарнанцев вся северная Греция была в руках коалиции. Напротив того, юг в основной своей части был еще во власти македонян благодаря крепостям Халкиде и Коринфу, поддерживавшим между собою сообщение через территорию преданных Македонии беотийцев, и нейтралитету Ахайи. Так как в этом году было уже поздно для вторжения в Македонию, то Фламинин решился направить свое сухопутное войско и свой флот против Коринфа и ахейцев. Римский флот, к которому снова присоединились родосские и пергамские корабли, занимался до того времени завоеванием двух маленьких городков Эвбеи — Эретрии и Кариста — в надежде найти там хорошую добычу, но как оба эти города, так и Ореос были покинуты римлянами и снова заняты македонским комендантом Халкиды Филоклесом. Союзный флот направился оттуда к восточной гавани Коринфа Кенхреям с целью угрожать этой сильной крепости. С другой стороны, Фламинин вступил в Фокиду и завладел всей страной, в которой только Элатея выдержала довольно продолжительную осаду; там и особенно в Антикире у Коринфского залива были выбраны места для зимней стоянки. Когда ахейцы увидели с одной стороны приближавшиеся к их владениям римские легионы, а с другой стороны уже подошедший к их берегам римский флот, они отказались от своего, делавшего им честь в моральном отношении, но политически уже ставшего невозможным нейтралитета; после того как послы от самых преданных Македонии городов — от Диме, Мегалополя и Аргоса — удалились с местного собрания, последнее решило присоединиться к составленной против Филиппа коалиции. Киклиад и вместе с ним другие вожди македонской партии покинули свое отечество; войска ахейцев немедленно объединились с римским флотом и поспешили обложить с суши Коринф, который служил оплотом владычеству Филиппа над ахейцами и был обещан римлянами этим последним в награду за их присоединение к коалиции. Однако македонский гарнизон, в котором было 1300 человек и который состоял большей частью из италийских перебежчиков, упорно защищал почти неприступный город; кроме того, туда прибыл из Халкиды Филоклес с отрядом в 1500 солдат; он не только освободил Коринф от осады, но даже проник во владения ахейцев и при содействии преданных Македонии граждан завладел Аргосом. Однако наградой за такую преданность было то, что царь подчинил верных аргосцев жестокому режиму спартанца Набиса. Филипп надеялся, что после вступления ахейцев в римскую коалицию ему удастся привлечь на свою сторону Набиса, который был до того времени союзником римлян. Этот последний только потому был в союзе с римлянами, что был врагом ахейцев и даже вел с ними в 550 г. [204 г.] войну. Но дела Филиппа были в таком отчаянном положении, что уже никто не обнаруживал намерения брать его сторону. Хотя Набис и принял от Филиппа Аргос, но изменил изменнику и остался в союзе с Фламинином, который ввиду неудобства иметь союзниками два воюющих между собою государства сумел пока что склонить спартанцев и ахейцев к заключению перемирия на четыре месяца.
Наконец наступила зима. Филипп снова воспользовался этим временем года, для того чтобы добиться не слишком обременительных мирных условий. На конференцию, происходившую в Никее у Малийского залива, царь явился лично и постарался прийти с Фламинином к соглашению: он гордо и искусно отклонил дерзкие требования мелких владетелей, стремясь добиться сносных условий от римлян, к которым относился с подчеркнутым уважением как к единственным противникам, равным ему по достоинству. Фламинин был достаточно образован, для того чтобы оценить все, что было для него лестного в вежливости побежденного противника к нему самому и в высокомерном обхождении Филиппа с римскими союзниками, которых римляне научились презирать не менее царя; но полномочия Фламинина не простирались настолько, чтобы он мог исполнить желание царя; он согласился на двухмесячное перемирие в вознаграждение за уступку Фокиды и Локриды, а относительно главных пунктов предоставил Филиппу обратиться к римскому правительству. Римские сенаторы уже давно сошлись в убеждении, что от Македонии следует требовать уступки всех ее внешних владений; поэтому, когда в Рим прибыли послы Филиппа, им был предложен только один вопрос: уполномочены ли они отказаться от всей Греции и в особенности от Коринфа, Халкиды и Деметриады; а когда они ответили на это отрицательно, то переговоры были немедленно прерваны и было решено продолжать войну с неослабевающей энергией. При содействии народных трибунов сенаторам удалось отклонить связанную со столь большими неудобствами перемену главнокомандующего и продолжить срок службы Фламинина; ему были посланы значительные подкрепления, а двум прежним главнокомандующим, Публию Гальбе и Публию Виллию, было приказано состоять в его распоряжении. Филипп также решил еще раз попытать счастья на поле сражения. Чтобы обеспечить себя со стороны Греции, где против него восстали все государства, кроме акарнанцев и беотийцев, он довел коринфский гарнизон до 6 тысяч человек, а сам, напрягая последние силы истощенной Македонии и набирая в фалангу мальчиков и стариков, составил таким образом армию, в которой было 26 тысяч человек, в том числе 16 тысяч македонских фалангитов. Так началась четвертая кампания 557 г. [197 г.]. Фламинин отправил часть своего флота против акарнанцев, которые были осаждены в Левкадии; в собственно Греции он хитростью завладел главным городом Беотии Фивами и этим принудил беотийцев, хотя бы номинально, примкнуть к союзу против Македонии. Довольствуясь тем, что ему удалось прервать сообщение между Коринфом и Халкидой, он двинулся на север, где только и можно было довести войну до конца. Чтобы устранить серьезные затруднения, с ко