в населения и тем облегчили положение тех, кто оставался дома. Ввиду возрастания косвенных и экстраординарных доходов и вообще вследствие блестящего положения римских финансов редко представлялась надобность налагать на крестьянство контрибуции в форме принудительных займов. Если прежнее мелкое землевладение, по-видимому, исчезло окончательно, зато вследствие возраставшего среднего уровня благосостояния прежние крупные землевладельцы превращались в крестьян и тем увеличивали число членов среднего сословия. Знать спешила занимать преимущественно те обширные земли, которые вновь приобретались войной; богатства, массами стекавшиеся в Рим вследствие войн и торговых сношений, должны были понизить проценты по займам; увеличение столичного населения было прибыльно для земледельцев во всем Лациуме; благоразумная система инкорпорации слила воедино с римской общиной несколько пограничных общин, до тех пор находившихся в подданнической зависимости от Рима, и тем усилила в особенности среднее сословие; наконец, славные победы и их блестящие результаты зажали рот политическим партиям, и хотя тяжелое положение крестьянства отнюдь не прекратилось, хотя его причины вовсе не были устранены, все-таки не подлежит сомнению, что в конце этого периода римское среднее сословие находилось в гораздо менее бедственном положении, чем в первом столетии после изгнания царей.
Наконец благодаря реформе 387 г. [367 г.] и ее неизбежным последствиям гражданское равенство было в некотором смысле достигнуто или, вернее, восстановлено. Как в то время, когда патриции в сущности составляли все гражданство, они были безусловно равны по правам и по обязанностям, так и теперь в среде расширившегося гражданства не существовало никаких произвольных различий перед лицом закона. Конечно, те общественные ступени, которые неизбежно создаются во всяком гражданском обществе возрастом, умом, образованием и богатством, оказывали свое влияние и на римское общинное устройство, но дух гражданства и политика правительства по возможности не позволяли этим различиям резко выступать наружу. Весь римский общественный быт клонился к тому, чтобы делать из граждан способных людей, стоящих на одном среднем уровне, но никак не давать хода гениальным личностям. Образование римлян не подвигалось вперед вместе с усилением могущества римской общины; а сверху его инстинктивно скорее сдерживали, нежели поощряли. Нельзя было помешать тому, чтобы наряду с богатыми существовали и бедные; но как в настоящей крестьянской общине и хозяин подобно поденщику сам пахал землю, так и богатые соблюдали наравне с бедными мудрое экономическое правило жить бережно и главным образом не держать при себе никакого мертвого капитала, поэтому в домах римлян не видно было в ту пору никакой серебряной посуды кроме солонки и жертвенного ковша. И это немаловажно. В блестящих внешних успехах, которые были достигнуты римскою общиною в течение ста лет, отделявших последнюю войну с вейентами от войны с Пирром, постоянно чувствуется, что юнкерство уступило свое место крестьянству: гибель принадлежавшего к высшей знати Фабия вся община стала бы оплакивать не больше и не меньше, чем оплакивали плебеи и патриции гибель плебея Деция; даже самому богатому юнкеру консульское звание не доставалось само собой, а бедный земледелец из сабинской земли Маний Курий мог одолеть царя Пирра на поле битвы и выгнать его из Италии, а затем по-прежнему остаться простым сабинским пахарем и по-прежнему возделывать свою пашню своими собственными руками.
Однако, как ни кажется величественным это республиканское равенство, не следует упускать из виду того, что оно было в значительной степени только формальным и что не столько из него возникла, сколько в нем с самого начала таилась аристократия с очень явственным отпечатком своих особенностей. Богатые и влиятельные непатрицианские семьи уже давно выделились из народной массы; они вместе с патрициями пользовались сенаторскими правами и вместе с ними преследовали политические цели, не только не сходившиеся с целями массы, но даже нередко совершенно им противоположные. Законы Лициния уничтожили юридические различия, существовавшие в среде аристократии, и превратили устранявшие простолюдинов от управления преграды из юридически непреодолимого препятствия в такое, которое хотя и можно было преодолеть с точки зрения права, но почти невозможно было преодолеть на практике. И тем и другим путем проникла свежая кровь в жилы властвовавшего у римлян сословия, но их система правления осталась такою же, какой была прежде — аристократической; в этом отношении и римская община осталась настоящей крестьянской общиной, в которой богатый полнопашный пахарь мало отличается внешним образом от малоземельного бедняка и обращается с ним как равный с равным, но в которой аристократия тем не менее так всесильно властвует, что небогатому человеку легче сделаться бургомистром в городе, чем старостой в своей деревне. Важное и благотворное последствие нового законодательства состояло в том, что даже самый бедный гражданин мог занимать высшую общественную должность; тем не менее, выбор в консулы человека из низших слоев населения был не только редким исключением111, но, пожалуй, даже, по крайней мере к концу этого периода, только результатом усилий оппозиции. Всякая аристократическая система правления вызывает появление оппозиционной партии, а так как формальное уравнение сословий только видоизменило аристократию и новый господствующий класс не только наследовал старому патрициату, но привился к нему и самым тесным образом сросся с ним, то и оппозиция осталась по своим составным элементам точно такою же, какой была прежде. Так как обиженными были теперь уже не граждане, а простолюдины, то и новая оппозиция выступила с первых своих шагов в качестве представительницы мелкого люда и в особенности мелких крестьян, и подобно тому, как новая аристократия примкнула к патрициату, первые шаги этой новой оппозиции совпали с последними стадиями борьбы против патрицианских привилегий. В ряду этих новых вождей римского народа мы встречаем прежде всех других: Мания Курия (консула в 464, 479, 480 гг. [290, 275, 274 гг.]; цензора в 481 г. [273 г.]) и Гая Фабриция (консула в 472, 476, 481 гг. [282, 278, 273 гг.]; цензора в 479 г. [275 г.]); оба они были знатного происхождения и небогатые; оба они, несмотря на правило аристократии не допускать повторного избрания одного и того же лица на высшую общественную должность, были по три раза поставлены во главе общины по воле большинства граждан; оба они были в качестве трибунов, консулов и цензоров врагами патрицианских привилегий и защитниками мелкого крестьянства против зарождавшегося высокомерия знатных семейств. Будущие политические партии уже начинали обрисовываться, но их противоположные интересы еще заглушались интересами общественной пользы. Высокорожденный Аппий Клавдий и крестьянин Маний Курий, несмотря на сильную личную вражду, сообща одолели царя Пирра мудрыми советами и энергичным образом действий, а если Гай Фабриций в качестве цензора и оштрафовал Публия Корнелия Руфина за аристократические тенденции и за аристократический образ жизни, то это не помешало ему содействовать вторичному назначению того же Руфина в консулы ввиду его замечательных военных дарований. Противников уже разделял глубокий ров, но поверх этого рва они еще протягивали друг другу руки.
Итак, мы уже видели, как окончилась борьба между старыми гражданами и новыми, какие делались многоразличные и сравнительно успешные попытки помочь среднему сословию и как при только что приобретенном гражданском равенстве уже появились зачатки образования новой аристократической партии и новой демократической. Нам остается описать, как сложились среди этих перемен новые формы правления и в какие отношения стали между собой, после политического устранения родовой знати, три элемента республиканского общинного устройства — гражданство, магистратура и сенат.
Гражданство осталось на своих обычных собраниях по-прежнему высшим авторитетом в общинном быту и законным сувереном; только было постановлено законом, что помимо раз навсегда предоставленных центуриям решений, в особенности выбора консулов и цензоров, голосование по округам так же действительно, как и голосование по центуриям; для собрания, в котором участвовали и патриции и плебеи, это правило было установлено валериевым и горациевым законами 305 г. [449 г.] и расширено публилиевым законом 415 г. [339 г.], а для особого плебейского собрания было введено законом Гортензия около 467 г. [287 г.]. Что вообще одни и те же лица имели право голоса на обоих собраниях, уже было указано выше; но помимо недопущения патрициев к участию в особых плебейских собраниях, все имевшие право голоса на общих собраниях по округам считались равными между собой, между тем как в центуриальных комициях значение поданных голосов делилось по степеням соразмерно с состоянием участвующих в голосовании; стало быть, первое из этих постановлений было нивелирующим и демократическим нововведением. Еще гораздо более важное значение имел тот факт, что в конце этого периода стало впервые под вопрос исконное условие для права голоса — оседлость. Самый отважный из всех реформаторов, какие нам известны из римской истории, Аппий Клавдий, составил в бытность цензором (442) [312 г.], не спросясь ни сената, ни народа, список граждан так, что человек, не имевший никакой земельной оседлости, мог быть принят в любую трибу и затем мог быть принят в соответствующую размерам его имущества центурию. Но это нововведение так опережало дух того времени, что не могло установиться в своем полном объеме. Один из ближайших преемников Аппия, знаменитый победитель самнитов Квинт Фабий Руллиан, попытался в бытность цензором (450) [304 г.] провести если не полное устранение, то все же ограничение его такими пределами, при которых на собраниях граждан господство в действительности принадлежало оседлым и состоятельным. Всех безземельных он включил в четыре городских трибы, которые тогда сделались из первых по рангу последними. А сельские кварталы, число которых в промежутке между 367 и 513 гг. [387 и 241 гг.] постепенно возросло с семнадцати до тридцати одного и которые располагали большинством избирательных отделений, с самого начала сильно преобладавших и с течением времени все более и более увеличивавшихся, были юридически предоставлены всем оседлым гражданам. В центуриях сохранилось введенное Аппием равенство между оседлыми и неоседлыми гражданами. Таким образом достигли того, что в трибутных комициях преобладали оседлые жители, а в комициях центуриатных решающее значение приобрели зажиточные. Благодаря такому мудрому и умеренному решению человека, получившего заслуженное название Великого (Maximus) еще более за это мирное дело, чем за военные подвиги, с одной стороны, воинская повинность была, как и следовало, распространена и на неоседлых граждан, а с другой стороны, возраставшему в избирательных собраниях их влиянию, в особенности влиянию бывших рабов, не имевших крупных имений, была поставлена такая преграда, какая к сожалению, составляет неизбежную необходимость во всяком государстве, где существует рабство. Сверх того, своеобразный судебный над