ов. Он же и задержал раздачу государственных земель, когда эта мера уже принесла всю ту пользу, какую могла принести. Правда, в то время даже благонамеренные люди считали, что настала пора прекратить эту раздачу. Однако тот факт, что даже Гай Гракх не настаивал на раздаче земель, которые должны были быть розданы по закону его брата, но остались не розданными, ясно показывает, что Сципион в основном выбрал правильный момент для своего вмешательства. Обе меры проведены были в борьбе — первая против аристократии, вторая против партии реформ; инициаторы обеих мер поплатились за них жизнью. Сципион участвовал во многих сражениях и вернулся на родину невредимым, чтобы пасть там от руки убийцы. Но и в своем мирном жилище он так же погиб за Рим, как если бы пал под стенами Карфагена.
Раздача земель закончилась; начиналась революция. Революционная партия, располагавшая в лице комиссии по разделу земель своего рода организованной верхушкой, имела еще при жизни Сципиона по разным поводам стычки с правительством. Особенно много хлопот причинял сенату Карбон в бытность его народным трибуном в 623 г. [131 г.]. Один из лучших ораторов своего времени, он провел закон о тайной подаче голосов в народных собраниях, поскольку она не была еще введена раньше. Он же внес характерное предложение разрешить народным трибунам домогаться вторичного избрания на ту же должность на следующий год. Таким образом, он надеялся законным путем устранить препятствие, послужившее ближайшей причиной неудачи Тиберия Гракха. План этот потерпел тогда крушение вследствие противодействия Сципиона. Однако, спустя несколько лет, как видно, уже после смерти Сципиона, предложение Карбона снова было внесено и прошло, хотя с некоторыми ограничительными оговорками26. Но главная цель партии заключалась в возобновлении фактически прекращенной деятельности коллегии по разделу земель. Вожди партии серьезно обсуждали вопрос, не следует ли предоставить италийским союзникам права римского гражданства и таким образом устранить с их стороны противодействие реформе. Агитация велась главным образом в этом направлении. В ответ на это сенат побудил в 628 г. [126 г.] народного трибуна Марка Юния Пенна внести предложение о высылке из столицы всех лиц, не имевших права гражданства. Это предложение было принято, несмотря на противодействие демократов, особенно Гая Гракха, а также несмотря на волнения, вызванные этой жесткой мерой в латинских общинах. В следующем, 629, году [125 г.] Марк Фульвий Флакк, будучи консулом, внес предложение об облегчении гражданам союзных общин получения права римского гражданства, а тем, кто этого права не получит, разрешить апеллировать на приговоры по уголовным делам в римские комиции. Однако его почти никто не поддержал. Карбон успел за это время перейти в другой лагерь и сделаться ревностным аристократом. Гай Гракх отсутствовал, он находился в должности квестора в Сардинии. Предложение Флакка было отклонено, оно натолкнулось на сопротивление не только сената, но и граждан; последние не были склонны распространять свои привилегии на еще более широкие круги. Флакк удалился из Рима и принял главное командование в войне против кельтов. Своими завоеваниями по ту сторону Альп он тоже подготовлял почву для широких замыслов демократии. Вместе с тем он избавлялся от неприятной необходимости воевать против италийских союзников, которых он сам подстрекнул.
Отклонение предложения Флакка побудило город Фрегеллы объявить Риму войну. Фрегеллы находились на границе менаду Лацием и Кампанией у главной переправы через реку Лирис, в обширной и плодородной области и были в то время, пожалуй, вторым по значению городом в Италии. В сношениях с Римом Фрегеллы обычно выступали в качестве представителя всех латинских колоний. В течение полутораста лет это был первый случай, когда в Италии самостоятельно, а не по наущению иностранных держав, возгорелось серьезное восстание против римской гегемонии. Однако на этот раз еще удалось потушить пожар в самом начале, прежде чем он успел охватить другие союзные общины. Претору Луцию Опимию удалось очень скоро овладеть восставшим городом не силой оружия, а благодаря измене одного фрегелланца — Квинта Нумитора Пулла. Фрегеллы лишились своих городских прав и городских стен и превратились подобно Капуе в деревню. На части городской территории была основана в 630 г. [124 г.] колония Фабратерия. Остальная территория, а также сам бывший город, были поделены между соседними общинами. Эта быстрая и ужасная расправа навела страх на остальные союзные общины. В Риме начались нескончаемые процессы по обвинению в государственной измене, причем не только против фрегелланцев, но также против вождей народной партии в Риме, которые в глазах аристократии, конечно, были замешаны в восстании.
Тем временем Гай Гракх снова появился в Риме. Аристократия сначала старалась задержать в Сардинии этого опасного для нее человека, оттягивая момент освобождения его от должности квестора. Когда же он, не выжидая смены, вернулся в Рим, аристократия привлекла его к суду, как одного из виновников фрегелланского восстания (629—630) [125—124 гг.]. Однако граждане оправдали его. Тогда Гракх принял брошенный ему вызов и выставил свою кандидатуру на должность трибуна. Необычайно многолюдное избирательное собрание выбрало Гая Гракха трибуном на 631 г. [123 г.]. Итак, война была объявлена. Демократическая партия, всегда страдавшая отсутствием талантливых вождей, в течение 9 лет поневоле оставалась почти в полном бездействии. Теперь перемирие кончилось. Во главе демократии стоял человек, более честный, чем Карбон, и более талантливый, чем Флакк, во всех отношениях созданный для роли вождя.
Гай Гракх (601—633) [153—121 гг.] мало походил на своего брата, который был старше его девятью годами. Подобно Тиберию, Гай тоже чуждался пошлых развлечений, был высоко образованным человеком и храбрым солдатом. Он с отличием сражался под начальством своего тестя под Нумантией и затем в Сардинии. Но своей талантливостью, твердостью характера и особенно страстностью своей натуры он стоял несравненно выше Тиберия. С необычайной ясностью и уверенностью этот молодой человек справлялся впоследствии со множеством вопросов и дел, возникавших при практическом применении его многочисленных законов, и обнаруживал при этом крупнейшие дарования настоящего государственного деятеля. Страстная непоколебимая преданность, которую питали к нему его ближайшие друзья, свидетельствует о необыкновенной обаятельности этого благородного человека. Пройденная им тяжелая школа страданий, вынужденная скрытность и сдержанность в течение последних 9 лет, закалили его волю и энергию. Он глубоко затаил в душе пылкую ненависть к партии, которая губила отечество и отняла у него брата. Эта пламенная страсть, не уменьшавшаяся с течением времени, а возраставшая, сделала его лучшим из ораторов, когда-либо бывших в Риме. Но не будь ее, мы могли бы причислить Гая Гракха к наиболее выдающимся государственным деятелям всех эпох. От его записанных речей дошли до нас лишь немногие отрывки, но и в них встречаются места потрясающей силы27. Можно поверить, что кто слышал или даже только читал эти речи, тот не мог противостоять бурному потоку его красноречия. Однако, при всем его ораторском искусстве, им нередко овладевал гнев, и речь его становилась неясной и прерывистой. В этом — верное отражение его политических дел и терзаний. В натуре Гая не было ни одной черты общей с братом, ни капли того несколько сентиментального, крайне близорукого и наивного добродушия, которое надеялось смягчить политических врагов просьбами и слезами. Он решительно вступил на путь революции и мести. «Я тоже, — писала ему мать, — полагаю, что нет ничего более прекрасного и достойного, как отомстить врагу, если только это можно сделать, не подвергая отечество гибели. Но если это невозможно, то пусть наши враги существуют и живут по-прежнему, это в тысячу раз лучше, чем погубить отечество». Корнелия хорошо знала сына — его убеждения были совершенно противоположны. Он хотел отомстить презренному правительству, отомстить во что бы то ни стало ценой своей гибели и даже ценой гибели республики. Предчувствие, что и ему судьба готовит такую же участь, как брату, заставляло его торопиться: подобно смертельно раненому воину он бросался на врага. Чувства матери были благороднее. Но и ее сына, эту пламенно возбудимую, страстную натуру настоящего итальянца, потомство более оплакивало, чем порицало, и оно было право.
Тиберий Гракх предложил народу только одну административную реформу. Но ряд отдельных законопроектов, внесенных Гаем, представлял собой не что иное, как совершенно новый государственный порядок. Первым шагом к этому было уже ранее проведенное нововведение, разрешавшее народному трибуну выставлять свою кандидатуру для вторичного избрания на следующий год. Этот закон давал народному вождю возможность длительно оставаться в должности, охраняющей его личную безопасность. Далее, необходимо было обеспечить ему материальную силу, т. е. тесно связать с вождем столичную толпу с ее интересами, так как опыт достаточно показал, что на крестьян, лишь время от времени являвшихся в город, полагаться нельзя.
Для этого первым делом была введена раздача хлеба столичному населению. Уже раньше хлеб, поступавший в казну из провинций в качестве десятинных сборов, нередко отдавался гражданам за бесценок (I, 792). Гракх распорядился, что впредь каждый гражданин в столице, лично сделавший заявку, будет получать ежемесячно из общественных складов определенное количество хлеба, по-видимому пять модиев по цене 6⅓ асса за модий, что составляло меньше половины низкой средней цены. С этой целью общественные склады были расширены постройкой новых Семпрониевых амбаров. Из этих раздач весьма логично исключалось население, жившее вне столицы; поэтому они неизбежно должны были привлечь в город всю массу граждан-пролетариев. Весь же столичный пролетариат, до сих пор находившийся в сильной зависимости от аристократии, должен был таким образом быть втянут в сферу влияния вождей революционной партии и обеспечить новому главе государства заодно и личную охрану и прочное большинство в комициях.