Таким образом Галлия была избавлена от германцев. Это произошло вовремя, так как их соратники уже перешли через Альпы. В союзе с гельветами кимвры без труда прошли с берегов Сены в долину верхнего Рейна, через Бреннерский перевал перешли Альпы и, следуя по течению рек Эйзака и Эч, спустились в италийскую равнину. Горные перевалы в Восточных Альпах должен был охранять консул Квинт Лутаций Катул. Однако, плохо зная местность и опасаясь, что неприятель может обойти его с тыла, он не решился углубляться в горы, стал ниже Триента на левом берегу реки Эч и на всякий случай обеспечил себе отступление на правый берег, построив мост через реку. Но когда кимвры густыми массами хлынули из горных ущелий, римской армией овладела паника: легионеры и всадники обратились в бегство. Последние поскакали в прямом направлений к столице, пехота же бросилась на ближайшую возвышенность, казавшуюся безопасной позицией. С большим трудом и при помощи военной хитрости Катул собрал большую часть своего войска к реке и отступил по мосту, прежде чем врагам, — уже овладевшим верхним течением Эч и пускавшим по реке деревья и балки, — удалось разрушить мост и отрезать римлянам отступление. Однако один легион пришлось оставить на другом берегу. Командовавший им трусливый трибун собирался уже сдаться. Но один из подчиненных ему офицеров, Гней Петрей из Атины, убил его и прорвался через ряды врагов на правый берег, где присоединился к главным римским силам. Таким образом было спасено войско, и в известной степени воинская честь. Однако, не заняв вовремя горные перевалы и обратившись поспешно в отступление, римляне оказались в очень тяжелом положении. Катулу пришлось отступить на правый берег По и оставить во власти кимвров всю равнину между По и Альпами, так что сообщение с Аквилеей поддерживалось только морским путем.
Все эти события произошли летом 652 г. [102 г.], т. е. почти одновременно с решительной битвой между тевтонами и римлянами при Aquae Sextiae. Если бы кимвры продолжали безостановочно наступать, Рим мог оказаться в очень опасном положении. Но кимвры и на этот раз не изменили своему обычаю прекращать в зимнее время свое продвижение; к тому же богатый край, невиданные удобные жилища, теплые бани, непривычно роскошная еда и вина располагали их отдыхать и наслаждаться. Благодаря этому римляне выиграли время и могли объединить свои силы для встречи с врагом в Италии. В других условиях демократический главнокомандующий, вероятно, принялся бы за задуманный, возможно, Гаем Гракхом и не доведенный до конца план завоевания страны кельтов; но теперь не время было для этого. Победившие войска были переброшены с поля битвы при Эксе к реке По; вскоре в объединенную армию прибыл и сам Марий после короткого пребывания в столице, где он отказался от предложенного ему триумфа впредь до полной победы над варварами. Весной 653 г. [101 г.] объединенные римские силы под начальством консула Мария и проконсула Катула перешли через реку По и выступили против кимвров, которые, по видимому, двигались вверх по течению, чтобы переправиться через эту мощную реку у ее истоков.
Враги сошлись на том самом месте, где некогда произошло первое сражение с Ганнибалом на италийской территории — близ впадения реки Сезии в По, к югу от Верцелл57.
Кимвры желали дать бой и по своему обычаю предложили римлянам сговориться о дне и месте сражения. Марий согласился и назначил битву на следующий день — 30 июля 653 г. [101 г.], а местом битвы Раудийские поля, обширную равнину, на которой могло хорошо проявиться превосходство римской конницы. Римляне атаковали неприятеля, который хотя и ожидал этого, но все же оказался застигнутым врасплох. Из-за густого утреннего тумана кимврская конница столкнулась с более многочисленной римской раньше, чем ожидала этого, и была отброшена назад к пехоте, которая в это время строилась для боя. С небольшими потерями римляне одержали полную победу; кимвры были уничтожены. Счастливы были те, которые пали в бою. Их было большинство, в том числе отважный король Бойориг. Они во всяком случае были счастливее тех, кто потом сам в отчаянии лишал себя жизни или попал на невольничий рынок в Риме, вкусил горькую участь раба и поплатился за свое дерзостное стремление к прекрасным странам юга. Тигорины, оставшиеся в предгорьях Альп с тем, чтобы потом последовать за кимврами, бежали на родину, узнав о гибели своих союзников. Человеческая лавина, в течение 13 лет наводившая ужас на народы от Дуная до Эбро и от Сены до По, покоилась теперь в сырой земле или томилась в оковах рабства. Обреченный на гибель передовой отряд германцев выполнил свою миссию. Бездомный кимврский народ вместе со своими союзниками исчез с лица земли.
Над трупами павших политические партии Рима продолжали свои жалкие распри. Никто в Риме не сознавал, что с этого момента началась новая великая глава в мировой истории. Не было даже возвышенного сознания, что в этот день римские аристократы и демократы одинаково выполнили свой долг. Немедленно после битвы проявилось в отвратительной форме соперничество между обоими полководцами. Они были политическими противниками, разлад между ними усиливался еще в виду столь различных результатов их походов в минувшем году.
Катул мог ссылаться на то, что исход боя был решен центральным отрядом, которым он командовал, что его солдаты взяли 31 неприятельский значок, тогда как солдаты Мария только 2. Солдаты Катула даже водили представителей города Пармы на усеянное трупами поле битвы и показывали им, что Марий перебил тысячу врагов, а Катул — десять тысяч. Тем не менее настоящим победителем кимвров считался Марий. И по праву. Не только потому, что Марий в силу своего более высокого ранга командовал в решительный день всей армией, и не только потому, что он, несомненно, значительно превосходил Катула военными дарованиями и опытностью, но, главным образом, потому, что вторая победа, победа при Верцеллах, стала фактически возможной только вследствие первой победы, одержанной Марием при Aquae Sextiae. Однако в то время слава победителя, спасшего Рим от кимвров и тевтонов, безраздельно досталась Марию не столько по этим, сколько по политическим партийным соображениям. Катул был умен и образован, он умел хорошо говорить, его благозвучная речь была недалека от настоящего красноречия. Он недурно писал мемуары и стихи, был превосходным знатоком и ценителем искусства. Но он совершенно не пользовался популярностью среди народа, его победа была победой аристократии. Другое дело битвы простого крестьянина, которого народ вознес на щит и который повел этот народ к победе. Эти сражения были не только поражениями кимвров и тевтонов, но вместе с тем также поражениями правительства. С ними связывались совершенно иные надежды, чем расчеты снова беспрепятственно заниматься денежными делами по ту сторону Альп или земледелием в Италии. Прошло 20 лет с тех пор, как окровавленный труп Гая Гракха был унесен волнами Тибра. 20 лет Рим терпел и проклинал правительство реставрированной олигархии. Но еще не появлялся мститель за Гракха, человек, способный продолжить дело, начатое Гракхом. Ненависть и надежда царили в сердцах многих, самых худших и самых лучших граждан. Не нашелся ли, наконец, в лице сына арпинского поденщика тот человек, который сумеет осуществить их месть и их надежды? Не стоял ли Рим действительно на пороге второй революции, которой так боялись и так горячо желали?
ГЛАВА VIРЕВОЛЮЦИОННАЯ ПОПЫТКА МАРИЯ И ПОПЫТКА ДРУЗА ВВЕСТИ РЕФОРМЫ.
Гай Марий родился в 599 г. [155 г.] в семье бедного поденщика близ города Арпина в селении, называвшемся тогда Цереаты и впоследствии получившем городские права под названием Cereatae Marianae. До сих пор это место называется «родиной Мария» — Casamare. Марий вырос за плугом и в столь большой нужде, что ему, по-видимому, был закрыт доступ даже к общественным должностям Арпина. С детства он привык спать на голой земле и переносить голод и жажду, зной и стужу; будучи главнокомандующим, он сохранил эти привычки. В армию он поступил как только достиг необходимого для этого возраста; в суровой школе испанской войны он быстро выдвинулся и получил офицерское звание. В нумантинской войне под начальством Сципиона Марий, тогда 23-летний юноша, обратил на себя внимание этого строгого полководца тщательным уходом за конем и оружием, а также своей отвагой в бою и достойным поведением в лагере. Возвратившись на родину с рубцами от почетных ран и с военными отличиями, он твердо решил создать себе имя на славно начатом поприще. Однако в тогдашних условиях самый заслуженный человек, но без состояния и связей, не мог рассчитывать на те политические должности, которые одни открывали доступ к высшим военным постам. Состояние и связи достались молодому офицеру в результате счастливых торговых спекуляций и брака с девушкой из старого знатного рода Юлиев. С большим трудом и после ряда неудач он был избран в 639 г. [115 г.] претором. В качестве наместника Дальней Испании он снова выказал свои воинские дарования. Мы уже рассказали о том, как он затем наперекор аристократии добился консульства в 647 г. [107 г.] и в качестве проконсула (648—649) [106—105 гг.] закончил африканскую войну; как после несчастной битвы при Араусионе Марий был назначен главнокомандующим в войне против германцев, и, наконец, с 650 до 653 г. [104—101 гг.], в течение своего беспримерного в летописях республики четырехлетнего консульства, разбил и истребил кимвров и тевтонов, вторгшихся в Италию. В своей военной должности он проявил себя как честный и справедливый человек, беспристрастно судил и взыскивал за проступки, с редкой честностью и бескорыстием распоряжался добычей и был совершенно недоступен подкупу. Искусный организатор, он сделал заржавевшую машину римской военной организации опять пригодной для употребления.
Даровитый полководец, он умел сохранять среди солдат строгую дисциплину и вместе с тем поддерживать в них бодрость; он завоевал их любовь товарищеским обращением. Он бесстрашно встречал врага лицом к лицу и искусно выбирал удобный момент для битвы. Насколько мы можем судить, он не был военным гением. Но и тех, весьма значительных достоинств, которыми он обладал, было в тогдашних условиях вполне достаточно, чтобы обеспечить ему репутацию гениального полководца. Опираясь на нее, он с небывалым почетом вступил в ряды консуляров и триумфаторов. Однако он все же не подходил к блестящему высшему обществу. Его голос оставался грубым и резким, взгляд суровым, как будто перед ним все еще были ливийцы и кимвры, а не благовоспитанные и надушенные коллеги. Он был суеверен, как настоящий солдат. Свою первую кандидатуру на должность консула он решился выставить не следуя влечению своего таланта, а на основании предсказания этрусского гадателя по внутренностям животных. Во время похода против тевтонов в военном совете видную роль играли предсказания сирийской пророчицы Марфы. В подобных суевериях еще не было ничего неаристократического. В ту пору, как, впрочем и во все времена, в такого рода вещах сходились высшие и низшие слои общества. Но Марию не могли простить недостатка политического воспитания. Конечно, с его стороны было очень похвально разбить варваров; но что можно думать о консуле, который до такой степени незнаком с конституционным этикетом, что появляется в сенате в одеянии триумфатора! Да и в других отношениях на нем лежал отпечаток его низкого происхождения. Он не только был, по аристократической терминологии, бедняком, но что еще хуже, он был отъявленным врагом всяких подкупов и плутней, а сам умел довольствоваться малым. Он был по-солдатски неприхотлив, но любил вино, особенно в зрелые годы. Он не умел устраивать пиры и держал плохого повара. Нехорошо было также, что консуляр знал только латинский язык и просил не разговаривать при нем по-гречески. Что он скучал на греческих представлениях, было еще с полбеды; вероятно, он не один скучал на них, но открыто признаваться в этом было наивно. Так, в течение всей своей жизни он оставался в среде аристократии