очистил Пафлагонию. Впрочем, постановления сената по отношению к Митридату были выполнены; что касается скифских князей, то он во всяком случае обещал восстановить их. Казалось, на Востоке восстановлен прежний status quo (662) [92 г.].
Так было на словах. В действительности же не заметно было восстановления прежних порядков. Лишь только Сулла покинул Азию, царь Великой Армении Тигран напал на нового царя Каппадокии Ариобарзана, изгнал его из страны и восстановил на его месте понтийского претендента Ариарата. В Вифинии после смерти престарелого царя Никомеда II (около 663 г.) [91 г.] народ и римский сенат признали законным царем его сына Никомеда III Филопатора. Однако его младший брат Сократ выступил в качестве претендента на престол и захватил власть в свои руки. Ясно было, что настоящим виновником смут как в Каппадокии, так и в Вифинии является не кто иной, как Митридат, хотя он и воздерживался от всякого открытого участия в них. Всем было известно, что Тигран действует исключительно по его указаниям. Сократ вступил в Вифинию во главе понтийских войск, и жизни законного царя угрожала смерть от руки подосланных Митридатом убийц. Понтийский царь даже и не думал очищать Крым и соседние области, а, наоборот, проникал со своими войсками все дальше.
Цари Ариобарзан и Никомед лично обратились к Риму с просьбой о помощи. Тогда Рим послал в Малую Азию в помощь наместнику Луцию Кассию консуляра Мания Аквилия. Это был офицер, испытанный в войнах с кимврами и в Сицилии. Однако он был отправлен не как полководец во главе армии, а в качестве посла. Азиатским зависимым государствам, в частности Митридату, было предложено оказывать Аквилию в случае надобности вооруженную помощь. Все произошло так же, как два года назад. Римский офицер исполнил возложенное на него поручение с помощью небольшого римского отряда, находившегося в распоряжении наместника провинции Азии, и с помощью ополчения фригийцев и галатов. Царь Никомед и царь Ариобарзан снова заняли свои поколебленные престолы. Митридат, правда, под всякими предлогами уклонялся от посылки требуемых войск, однако не оказывал открытого сопротивления; по его приказанию был даже убит вифинский претендент Сократ (664) [90 г.].
Положение было крайне запутано. Митридат был вполне убежден в том, что не в состоянии победить римлян в открытой борьбе и не должен допустить открытого разрыва с ними и войны. Не будь у него такой уверенности, момент для войны был благоприятнее, чем когда-либо. Когда Аквилий вступил в Вифинию и Каппадокию, италийское восстание как раз находилось в зените своей мощи. Это могло даже самым слабым внушить мужество выступить против Рима. Однако Митридат не использовал положения в 664 г. [90 г.]. Тем не менее он с прежним упорством и энергией проводил план расширения своих владений в Малой Азии. Это странное сочетание политики мира любой ценой с политикой захватов не могло быть прочным. Оно лишний раз доказывает, что Митридат не был выдающимся государственным деятелем. Он не умел ни готовиться к борьбе, как царь Филипп, ни покориться, как царь Аттал. Как настоящий султан, он постоянно метался из стороны в сторону, между неутолимой жаждой захватов и чувством собственной слабости. И все же образ действий Митридата станет для нас понятным лишь тогда, когда мы учтем, что двадцатилетний опыт дал Митридату возможность в совершенстве изучить римскую политику. Он знал совершенно точно, что римское правительство меньше всего желало войны. Он знал, что ввиду серьезной опасности, угрожавшей правлению римского сената со стороны каждого выдающегося полководца, оно боится войны едва ли не больше, чем он сам, так как отлично помнит войну с кимврами и Мария. Митридат действовал сообразно с этим. Он не боялся таких выступлений, которые всякому энергичному правительству, не связанному эгоистическими соображениями, доставили бы сотню поводов и предлогов для объявления войны. Но он тщательно избегал открытого разрыва, который принудил бы сенат к объявлению войны. Как только предпринимались серьезные шаги, Митридат отступал перед Суллой и перед Аквилием. Несомненно, он надеялся, что не всегда ему будут противостоять энергичные полководцы, что и ему, подобно Югурте, придется иметь дело с каким-либо новым Скавром или Альбином. Следует признать, что его надежда не была лишена основания, хотя именно пример Югурты показал, что нельзя смешивать подкуп какого-либо одного римского полководца и коррупцию какой-либо одной римской армии с преодолением римского народа. Так, отношения между Митридатом и Римом были крайне неопределенны: ни мир, ни война. Подобное состояние могло продолжаться еще долго. Однако Аквилий не намеревался терпеть это. Так как он не мог добиться от своего правительства объявления войны Митридату, он использовал для этой цели царя Никомеда. Никомед и без того был отдан в распоряжение римского полководца; кроме того он был должником последнего как по военным издержкам, так по обещанным ему лично суммам. Поэтому Никомед не мог отказаться от предложения Аквилия вступить в войну против Митридата. Вифиния объявила войну Митридату. Но даже тогда, когда суда Никомеда отрезали понтийским кораблям вход в Боспор, а его войска вступили в пограничные понтийские владения и опустошали окрестности Амастриды, Митридат непоколебимо придерживался своей политики мира. Вместо того чтобы оттеснить вифинцев за пределы своих владений, Митридат обратился с жалобой к римскому посольству и просил, чтобы Рим или вступился за него или разрешил ему защищаться собственными силами. Аквилий ответил ему, что он должен при всех обстоятельствах воздержаться от войны против Никомеда. Этот ответ был ясен. Точно такую же политику Рим применял по отношению к Карфагену. Рим направлял свою свору против заранее обреченной жертвы и запрещал последней защищаться. Митридат, так же как карфагеняне, считал себя погибшим. Но финикияне в отчаянии сдались, а царь Синопа поступил иначе: он созвал свои войска и флот и, как передают, обратился к ним с такой речью: «Разве тот, кто обречен на гибель, не защищается все же против разбойников?». Своему сыну Ариобарзану он дал приказ вступить в Каппадокию. Митридат еще раз отправил к римским послам уполномоченных с заявлением, что царь действует в интересах самозащиты, и потребовал окончательных объяснений. Ответ был таков, какого и следовало ожидать. Хотя ни римский сенат, ни царь Митридат, ни царь Никомед не желали разрыва, Аквилий желал его, и война началась (конец 665 г.) [89 г.].
Митридат со всей свойственной ему энергией приступил к политической и военной подготовке навязанной ему войны. Прежде всего он укрепил свой союз с царем Армении Тиграном и добился от него обещания послать ему на помощь войско. Армия Тиграна должна была вступить в Переднюю Азию; завоеванные земли передавались во владение царю Митридату, движимое имущество становилось добычей царя Тиграна. Парфянский царь был обижен высокомерным поведением Суллы и поэтому, хотя не выступал открыто как враг римлян, не выступил также в роли их союзника. По отношению к грекам царь пытался играть роль Филиппа и Персея, роль представителя греческого народа против чужеземного господства римлян. К египетскому царю и в союз критских городов, который был последним клочком независимой Греции, были отправлены понтийские послы. Они умоляли их, для которых Рим уже готовил цепи, оказать в этот последний момент помощь для спасения совместными силами эллинской национальности. Просьбы понтийских послов не остались тщетными: по крайней мере Крит не отказал в помощи, и многочисленные критские воины поступили на службу в понтийскую армию. Надеялись, что постепенно восстанут мелкие и самые мелкие, зависимые от Рима, государства, Нумидия, Сирия, эллинские республики; надеялись на восстание провинций и прежде всего безмерно угнетаемой Передней Азии. Старались вызвать восстание во Фракии и даже в Македонии. Пиратство процветало и раньше, теперь пиратов всюду приветствовали, как надежных союзников; теперь им повсюду развязали руки. Со страшной быстротой эскадры корсаров, называвших себя понтийскими каперами, распространились далеко на Средиземном море. С напряженным интересом и радостью внимали вестям о брожении среди римских граждан и о восстании италиков, побежденном, но далеко еще не окончательно подавленном. Однако прямых связей с недовольными и восставшими в Италии не существовало. Только в Азии был образован отряд иноземцев, организованный и вооруженный по римскому образцу; ядро этого отряда составляли римские и италийские беглецы. Со времен персидских войн еще не видали в Азии такой многочисленной армии, как армия Митридата. По рассказам, армия Митридата, не считая армянских войск, состояла из 250 000 пехотинцев и 40 000 всадников, а флот — из 300 понтийских кораблей с палубой и 100 открытых кораблей. Эти цифры представляются не слишком преувеличенными, если принять во внимание, что Митридат мог набирать свою армию среди бесчисленных обитателей степей. Его полководцы, братья Неоптолем и Архелай, были опытными и осторожными греческими военачальниками; среди его воинов тоже не было недостатка в храбрых людях. Блиставшие золотом и серебром военные доспехи и богатая одежда скифов и мидян, железо и сталь греческих всадников весело сверкали на солнце. Правда, эта пестрая масса не была связана единой военной организацией. И армия Митридата принадлежала к тем несметным азиатским полчищам, которые уже часто, в последний раз ровно сто лет назад, в битве при Магнезии, терпели поражение при столкновении с более высокой военной организацией. Однако, как бы то ни было, Восток выступил с оружием в руках против римлян в такое время, когда и в западной части римского государства дела приняли далеко не мирный оборот.
Объявить Митридату войну было для Рима крайней политической необходимостью; но момент был самым неподходящим. Это тоже говорит в пользу того, что Маний Аквилий довел дело до разрыва между Римом и Митридатом именно в этот момент, исходя в первую очередь из своих личных интересов. В данный момент римляне не располагали в Азии другими войсками, кроме небольшого римского отряда под начальством Луция Кассия и ополчений Передней Азии. При тех военных и финансовых затруднениях, которые испытывал Рим в связи с италийским восстанием, римская армия могла высадиться в Азии в лучшем случае не раньше лета 666 г. [88 г.]. До этого времени положение римских властей было очень затруднительно. Однако они надеялись, что им удастся защитить римскую провинцию и удержаться на занимаемых ими позициях: вифинское войско с царем Никомедом на занятой им в предыдущем году позиции в Пафлагонии между Амастридой и Синопом; далее, внутри страны на территории Вифинии, Галатии и Каппадокии — отряды под предводительством Луция Кассия, Мания Аквилия и Квинта Оппия; римский флот должен был продолжать блокаду Боспора.