86, который после смерти Мария стал консулом и главнокомандующим на Востоке (668) [86 г.], не был ни солдатом, ни офицером; сопровождавший его Гай Фимбрия, не лишенный военных способностей, был непокорен, а подчиненная им армия — втрое слабее армии Суллы. Одно за другим приходили в Рим известия, что Флакк, боясь быть разбитым Суллой, уклонился от встречи с ним и прошел в Азию (668) [86 г.]; что Фимбрия устранил Флакка и сам занял его место (в начале 669 г. [85 г.]); что Сулла заключил мир с Митридатом (669/670) [85/84 г.]. До сих пор Сулла хранил полное молчание по отношению к стоявшему у власти правительству Рима. Теперь сенату было послано письмо с извещением об окончании войны и предстоящем возвращении Суллы в Италию. Сулла обещал, что будет соблюдать права, предоставленные новым гражданам, писал, что карательные экзекуции хотя и неизбежны, но коснутся только зачинщиков, а не масс. Это предупреждение вывело Цинну из его бездействия. Если до сих пор все предпринятые им против Суллы меры сводились к тому, что он собрал лишь несколько отрядов войск и несколько кораблей в Адриатическом море, то теперь он решил срочно отправиться в Грецию.
Однако, с другой стороны, послание Суллы, которое по тогдашним обстоятельствам надо было считать весьма сдержанным, возбудило в среде умеренной партии надежды на мирное соглашение. По предложению Флакка Старшего большинство сената приняло постановление сделать попытку примирения и пригласить с этой целью Суллу прибыть в Италию. Сулле гарантировалась личная безопасность, а консулам Цинне и Карбону решено было предложить приостановить военные приготовления до получения ответа от Суллы. Сулла не ответил на предложения сената безусловным отказом. Конечно, он не прибыл сам в Италию, но объявил через своих послов, что не требует ничего, кроме восстановления сосланных в их прежнем положении и наказания по суду за совершенные преступления. Что же касается гарантии безопасности, то Сулла заявил, что не нуждается в ней, а, напротив, сам предоставит ее своим соотечественникам в Италии. Его посланцы нашли положение в Италии существенно изменившимся. Цинна, не считаясь с упомянутым постановлением сената, немедленно после заседания отправился в армию, чтобы руководить ее посадкой на суда.
Приказ отправиться в морское плавание в неблагоприятное время года вызвал бунт в главной квартире в Анконе среди войск, и без того недисциплинированных. Жертвой бунта стал Цинна (начало 670 г.) [84 г.]. Сотоварищ Цинны Карбон был вынужден отозвать обратно уже переправленные отряды, и, отказавшись от похода в Грецию, стал на зимние квартиры в Аримине.
Но это не изменило отрицательного отношения к предложениям Суллы. Сенат отвергнул их, не допустив даже послов его в Рим, и напрямик приказал Сулле сложить оружие. Это решительное выступление сената не было делом сторонников Мария. Теперь, в решающий момент, они были вынуждены отказаться от узурпированной до сих пор высшей должности в государстве и назначить новые консульские выборы на решающий 671 год [83 г.]. Выбраны были не прежний консул Карбон и не кто-либо из способных офицеров правившей до сих пор клики, не Квинт Серторий и не сын Гая Мария. Выбранными оказались Луций Сципион и Гай Норбан, оба — бездарности; ни один из них не умел сражаться, а Сципион даже не умел публично говорить. Для привлечения избирателей Сципион мог сослаться только на то обстоятельство, что был правнуком победителя Антиоха, а Норбан — что он был политическим противником олигархии. Приверженцев Мария не столько гнушались за злодеяния, сколько презирали за их ничтожество. Но если нация не желала слышать о них, то подавляющее большинство ее еще меньше желало слышать о Сулле и реставрации олигархии. Твердо решено было оказать сопротивление. Пока Сулла переправился в Азию, пока он перетянул войско Фимбрии на свою сторону, а сам Фимбрия покончил с собою, правительство в Италии воспользовалось предоставленной ему, таким образом, годичной отсрочкой для энергичных военных приготовлений. Утверждают, что когда Сулла высадился в Италии, против него стояло сто тысяч солдат, а впоследствии даже вдвое больше.
Против этой италийской силы у Суллы не было ничего, кроме его пяти легионов, численность которых, даже включая подкрепление из Македонии и Пелопоннеса, едва доходила до сорока тысяч. Правда, это войско за семь лет войн в Италии, Греции и Азии отвыкло от политиканства и было привязано к своему полководцу, который прощал своим солдатам все: кутежи, зверства и даже бунты против офицеров, требовал от них только храбрости и верности главнокомандующему и в случае победы обещал самые щедрые награды. Армия Суллы была предана ему со всем солдатским энтузиазмом, сила которого заключается в том, что он зачастую вызывает в душе одного и того же человека и самые благородные и самые низкие страсти. Солдаты Суллы, добровольно, по римскому обычаю, поклялись в том, что будут твердо стоять друг за друга, и каждый из них добровольно принес главнокомандующему свои сбережения для покрытия военных расходов. Однако, как ни важно было значение такого отборного и сплоченного ядра в борьбе с неприятельскими войсками, Сулла отлично понимал, что с пятью легионами нельзя одолеть Италию, если она окажет единодушное и решительное сопротивление. Ему нетрудно было бы справиться с партией популяров и ее бездарными самодержцами. Но против него в союзе с этой партией стояла вся масса тех, которые не желали реставрации олигархического террора, а главное, все новые граждане — как те из них, которых закон Юлия удержал от участия в восстании, так и те, восстание которых несколько лет тому назад привело Рим на край гибели.
Сулла отлично отдавал себе отчет в положении и был далек от слепого озлобления и упрямого эгоизма, отличавших большинство его партии. Когда государство было объято пожаром, когда убивали его друзей, разрушали его дома, ввергли в нужду его семью, он непоколебимо оставался на своем посту, пока не победил врага родины и пока не была обеспечена безопасность римских границ. В том же духе патриотической и благоразумной умеренности трактовал он и теперь италийские обстоятельства. Он делал все, что было в его силах, для того чтобы успокоить умеренные элементы и новых граждан и не допустить, чтобы под именем гражданской войны снова вспыхнула гораздо более опасная война между старыми римскими гражданами и италийскими союзниками. Уже в первом своем послании к сенату Сулла требовал лишь права и справедливости и категорически отказывался от террора. Согласно этому он обещал теперь безусловное помилование всем тем, которые отступятся от революционного правительства. Всех своих солдат он заставил поодиночке поклясться, что они будут относиться к италикам, как к друзьям и согражданам. Самые категорические заявления обеспечивали новым гражданам приобретенные ими политические права. Карбон даже намерен был поэтому потребовать заложников от всех италийских городов. Однако этот план провалился, так как вызвал всеобщее негодование, и ему воспротивился сенат. Главная трудность положения Суллы состояла в том, что при распространившемся вероломстве новые граждане имели все основания сомневаться если не в его личных намерениях, то во всяком случае в том, сумеет ли он после победы заставить свою партию сдержать слово.
Весной 671 г. [83 г.] Сулла со своими легионами высадился в Брундизии. Получив это известие, сенат немедленно объявил отечество в опасности и предоставил консулам неограниченные полномочия. Однако эти бездарные правители не приняли заранее мер, и предвиденная уже в течение нескольких лет высадка Суллы застала их врасплох. Армия находилась еще в Аримине, портовые города не были заняты войсками и, — что совсем невероятно, — на всем юго-восточном побережье не было ни одного солдата.
Последствия сказались очень скоро. Брундизий, крупный город, жители которого получили права граждан, без сопротивления открыл свои ворота полководцу олигархий, его примеру последовали вся Мессапия и Апулия. Армия Суллы проходила по этим областям, как по дружественной стране, и, помня о данной клятве, соблюдала самую строгую дисциплину. Со всех сторон стекались в лагерь Суллы рассеянные остатки партий оптиматов. Квинт Метелл прибыл из горных ущелий Лигурии, куда он спасся из Африки. Он снова в качестве коллеги Суллы принял звание проконсула, возложенное на него в 667 г. [87 г.] и отнятое революцией. Из Африки прибыл также с небольшим вооруженным отрядом Марк Красс. Правда, большинство оптиматов являлось в качестве знатных эмигрантов с большими претензиями, но без охоты к борьбе. Им пришлось выслушивать от Суллы резкие слова о знатных господах, которые ожидают своего спасения для блага государства, но сами не хотят даже вооружить своих рабов. Но, что важнее, стали являться уже перебежчики из демократического лагеря, например, образованный и уважаемый Луций Филипп, единственный консуляр, если не считать несколько явных бездарностей, связавшийся с революционным правительством и принимавший от него разные должности. Он нашел у Суллы самый любезный прием и получил почетное и легкое поручение занять для Суллы провинцию Сардинию. Такой же прием встретили Квинт Лукреций Офелла и другие дельные офицеры. Они немедленно получили назначения. Даже Публий Цетег, один из тех сенаторов, которых после мятежа Сульпиция Сулла объявил вне закона, был помилован и получил должность в армии. Еще важнее отдельных перебежчиков был переход на сторону Суллы области Пицена, происшедший в значительной мере благодаря стараниям сына Страбона, молодого Гнея Помпея.
Помпей, как и его отец, не был по убеждениям с самого начала сторонником олигархии. Он признал революционное правительство и даже поступил на службу в армию Цинны. Однако ему не прощали того, что его отец боролся против революции, к нему относились враждебно, и ему угрожала потеря его очень значительного состояния, так как от него потребовали судом возврата военной добычи, присвоенной или якобы присвоенной его отцом при взятии Аскула. Его спасло от разорения не столько красноречие консуляра Луция Филиппа и молодого Луция Гортензия, сколько протекция лично расположенного к нему консула Карбона; но горький осадок остался. Узнав о высадке Суллы, Помпей отправился в Пицен, где у него были обширные поместья и большие муниципальные связи, унаследованные от отца и приобретенные во время союзнической войны. В Ауксиме (Озимо) Помпей водрузил знамя партии оптиматов. Область, население которой большей частью имело права старых граждан, стала на его сторону. Молодые солдаты, большинство которых служили вместе с ним под начальством его отца, охотно поступали на службу к смелому вождю, который, несмотря на то, что ему еще не исполнилось 23 лет, был хорошим солдатом и полководцем, в кавалерийских стычках всегда был впереди всех и смело врубался в неприятельские ряды. Отряд пиценских добровольцев в скором времени разросся до трех легионов. Для подавления восстания в Пицен были посланы из столицы войска под начальством Клелия, Гая Каррины, Луция Юния Брута Дамазиппа