87.
Молодой полководец умело воспользовался разногласиями, возникшими среди этих вождей. Он уклонялся от боя с ними или разбивал их поодиночке; ему удалось восстановить связь с главнокомандующим Суллой, кажется, в Апулии. Сулла приветствовал его как императора, т. е. как командующего самостоятельно и не под его начальством, а рядом с ним стоящего офицера. Он осыпал этого юношу такими почестями, каких не оказывал ни одному из своих знатных клиентов. По всей вероятности, это должно было быть также косвенным упреком по адресу бесхарактерных оптиматов.
Получив, таким образом, немаловажную моральную и материальную поддержку, Сулла вместе с Метеллом двинулся из Апулии в Кампанию через самнитскую территорию, где все еще продолжалось восстание. Туда же направились главные силы неприятеля, и казалось, там произойдет решающее столкновение. Армия консула Гая Норбана стояла уже у Капуи, где только что со всей демократической пышностью была основана новая колония. По Аппиевой дороге подходила также вторая консульская армия.
Однако еще до прибытия второй консульской армии Сулла уже стоял против армии Норбана. Сулла еще раз сделал попытку вступить в переговоры, но она привела лишь к тому, что его послам было нанесено оскорбление действием. Тогда его испытанные в боях войска с новым ожесточением бросились на неприятеля. В первом же могучем натиске с высот Тифаты они рассеяли стоявшую на равнине неприятельскую армию. С остатками своих войск Норбан устремился в революционную колонию Капую и в город новых граждан Неаполь, где был окружен Суллой. Войска Суллы, которым до сих пор внушало тревогу численное превосходство неприятеля, теперь, после этой победы, убедились в своем военном превосходстве. Не тратя времени на осаду остатков разбитой армии, Сулла приказал оцепить упомянутые города, а сам двинулся по Аппиевой дороге, по направлению к Теану, где стоял Сципион. Сулла и ему предложил перед битвой мир, и, кажется, вполне серьезно. Сципион по своей бесхарактерности пошел на это и заключил с Суллой перемирие.
Между Калесом и Теаном состоялась личная встреча обоих полководцев, оба были одинаково знатного происхождения, одинаково образованные и благовоспитанные и в течение многих лет товарищи по заседаниям в сенате. Началось обсуждение отдельных вопросов, и переговоры настолько подвинулись вперед, что Сципион отправил гонца в Капую запросить мнение своего коллеги. Между тем вмешались солдаты обоих лагерей; солдаты Суллы, которых он щедро снабжал деньгами, без большого труда уговорили за кружкой вина не особенно воинственных новобранцев Сципиона, что выгоднее быть с ними в дружбе, чем во вражде. Серторий тщетно предостерегал главнокомандующего об опасности такого братания. Соглашение, которое казалось столь близким, однако, не состоялось. От перемирия отказался Сципион. Однако Сулла утверждал, что уже поздно и мирный договор заключен. Тогда солдаты Сципиона, под предлогом, что их командующий незаконно аннулировал перемирие, стали массами переходить в ряды неприятеля. Сцена закончилась всеобщими объятиями, зрителями которой пришлось стать офицерам революционной армий. Сулла потребовал, чтобы консул отказался от своей должности. Сципион согласился. Тогда Сулла дал ему и его штабу конвой из своих всадников для сопровождения их туда, куда они пожелают. Однако, очутившись на свободе, Сципион снова возложил на себя знаки консульского достоинства и стал собирать новую армию, впрочем, без значительного успеха. Сулла и Метелл стали на зимние квартиры в Кампании и после вторичной безуспешной попытки соглашения с Норбаном осаждали Капую в течение всей зимы.
В результате первого похода Сулла завладел Апулией, Пиценом и Кампанией, ликвидировал одну консульскую армию, победил и осадил другую. Италийские города, вынужденные сделать выбор между той или другой стороной, настойчиво требовавшими этого выбора, уже стали вступать в переговоры с Суллой и заключать с ним формальные договоры, в которых полководец олигархии гарантировал им политические права, приобретенные ими от партии противника. Сулла был твердо уверен и умышленно высказывал открыто, что в следующую кампанию низвергнет революционное правительство и вступит в Рим. Однако, как видно, отчаяние придало новые силы революционной партии. Консулат получили двое из самых решительных ее вождей: Карбон, в третий раз, и Гай Марий-сын. Последнему только что исполнилось двадцать лет, и по закону он не мог занимать консульской должности. Но с этим так же мало считались, как и со всеми другими пунктами конституции. Квинт Серторий, который и в этом и в других вопросах допускал неудобную критику, получил приказ отправиться в Этрурию для нового набора, а оттуда в свою провинцию, Ближнюю Испанию. Для пополнения казны сенат был вынужден издать постановление о чеканке монет из золотой и серебряной утвари римских храмов. Насколько велика была полученная сумма, можно судить по тому, что по истечении многих месяцев войны в казне оставалось еще свыше 4 миллионов талеров (14 тысяч фунтов золота и 6 тысяч фунтов серебра). В значительной части Италии, которая по принуждению или добровольно оставалась еще на стороне революции, шли интенсивные приготовления к войне. Из Этрурии, где многие города получили права новых граждан, и из области реки По прибывали значительные новые отряды. Ветераны Мария отозвались на призыв его сына и в большом количестве стекались под его знамена. Но нигде не готовились к борьбе против Суллы с таким страстным воодушевлением, как в восставшем Самнии и в некоторых местностях Лукании. Не из преданности римскому революционному правительству страна осков посылала многочисленные подкрепления для его армии; население понимало, что восстановленная Суллой олигархия не будет мириться с фактически существующей теперь независимостью их страны, как мирилось с ней слабое правительство Цинны. Таким образом, в борьбе против Суллы еще раз проснулось старое соперничество сабеллов с латинами. Для Самния и Лация эта война была такой же борьбой за национальную независимость, как войны V столетия [сер. IV — сер. III вв.]. Она велась не за политические права, более или менее широкие, а с целью уничтожить врага и удовлетворить давно затаенную в душе ненависть. Поэтому неудивительно, что в этих местах война носила совершенно другой характер, чем в других; неудивительно, что здесь не было попыток к примирению, сражались с ожесточением и преследовали друг друга до конца.
Итак, кампанию 672 г. [82 г.] обе стороны начали с возросшими силами и с особым ожесточением. Прежде всего пресекла всякий путь к примирению революционная партия. По предложению Карбона, римские комиции объявили вне закона всех сенаторов, находившихся в лагере Суллы. Сулла хранил молчание; вероятно, он считал, что противная партия таким образом заранее подписывает свой собственный приговор.
Армия оптиматов разделилась. Проконсул Метелл, опираясь на восстание в Пицене, предпринял поход в Верхнюю Италию, а Сулла двинулся из Кампании прямым путем на Рим. Против Метелла выступил Карбон. Главную неприятельскую армию Марий ожидал в Лации.
Двигаясь вперед по Латинской дороге, Сулла встретился с неприятелем недалеко от Сигнии. Неприятельская армия отступала перед ним вплоть до так называемого «Сакрипорта», между Сигнией и крепостью Пренесте, главной базой войск Мария. Здесь Марий принял сражение. Его армия состояла приблизительно из 40 000 человек, а сам Марий по своей дикой энергии и личному мужеству был достойным сыном своего отца. Но его солдаты не были теми испытанными солдатами, с которыми отец Мария одерживал свои победы, а неопытный молодой полководец еще менее мог равняться со старым мастером военного дела. Войска Мария вскоре дрогнули: переход одного из его отрядов еще во время сражения на сторону неприятеля ускорил поражение. Больше половины солдат Мария пало или было взято в плен. Остальные не были в состоянии ни удержаться в открытом поле, ни переправиться на другой берег Тибра; они были вынуждены искать убежища в соседних крепостях. Столица, в которой не запаслись заблаговременно продовольствием, была обречена на неизбежную гибель.
Поэтому Марий приказал командующему в Риме претору Луцию Бруту Дамазиппу оставить город, предварительно умертвив всех уцелевших видных приверженцев противной партии. Этот жестокий приказ, которым сын превзошел отца, был выполнен. Под каким-то предлогом Дамазипп созвал сенат, и намеченные жертвы были перебиты во время заседания или же во время бегства из сената. Несмотря на предшествующую радикальную чистку сената, нашлось еще несколько именитых жертв: бывший эдил Публий Антистий, тесть Гнея Помпея, и сын известного друга, а впоследствии противника Гракхов, бывший претор Гай Карбон. После гибели многочисленных выдающихся талантов эти два человека были лучшими ораторами на опустевшем форуме. В числе убитых находились также консуляр Луций Домитий и достопочтенный великий понтифик Квинт Сцевола, который спасся от кинжала Фимбрии лишь для того, чтобы теперь во время последних судорог революции испустить дух во вверенном его попечению храме богини Весты. В безмолвном ужасе толпа смотрела, как волочили по улицам, а потом бросили в реку трупы этих последних жертв террора.
Разбитые войска Мария устремились в близлежащие укрепленные города новых граждан Норбу и Пренесте. Сам Марий со своей казной и с большей частью беглецов укрылся в Пренесте. Сулла, так же как год назад в Капуе, оставил у Пренесте способного офицера Квинта Офеллу, приказав ему не тратить сил на осаду города, а лишь окружить его широкой линией блокады и взять его голодом. Сам Сулла двинул свои войска с разных сторон на столицу, но не нашел ни в ней, ни в окрестностях неприятельских войск.
Сулла занял столицу, не встретив сопротивления. Обратившись к народу с успокоительной речью и отдав необходимые распоряжения, он немедленно отправился дальше в Этрурию, чтобы соединиться с Метеллом и вытеснить врага также из северной Италии.