Обстоятельства привели к тому, что соглашение между Помпеем и республиканской партией стало необходимым для обеих сторон; вопрос о том, состоится ли это сближение, а также, как сложатся отношения между обоими правителями и аристократией, должен был решиться, когда осенью 697 г. [57 г.] Помпей внес в сенат предложение облечь его чрезвычайными полномочиями.
Он мотивировал это тем же, на чем 11 лет назад основал свое могущество: он указал, что цены на хлеб в столице, так же как перед законом Габиния, чрезмерно поднялись. Были ли они искусственно подняты особыми махинациями, виновником которых Клодий называл то Помпея, то Цицерона (они же указывали на него), — неизвестно; все еще продолжавшееся пиратство, пустота государственной казны, небрежный и беспорядочный надзор правительства за подвозом хлеба — всего этого и без политических спекуляций было вполне достаточно для того, чтобы вызвать вздорожание хлеба в громадном городе, почти исключительно зависевшем от заморского импорта. В план Помпея входило получить от сената верховный надзор за хлебом и другим продовольствием на всей территории римского государства и с этой целью приобрести право, с одной стороны, неограниченно распоряжаться государственной казной, а с другой — руководить армией и флотом. Власть его должна была не только простираться на все римское государство, но в каждой провинции ему должна была быть подчинена и власть наместника, одним словом, он задумывал улучшенное издание Габиниева закона, к чему еще должно было присоединиться и главное руководство намечавшейся тогда войной с Египтом, так же как поход против Митрадата был соединен с усмирением пиратов. Как ни усилилась в последние годы оппозиция против новых династов, когда этот вопрос поступил в сентябре 697 г. [57 г.] на обсуждение сената, большинство сенаторов находилось еще под впечатлением того страха, который нагнал на них Цезарь. Оно послушно приняло это предложение в принципе, следуя совету Марка Цицерона, который должен был дать в этом деле первое доказательство уступчивости, усвоенной им в изгнании. Однако при выработке подробностей в первоначальном плане, представленном народным трибуном Гаем Мессием, были сделаны существенные урезки. Помпею не было дано ни свободного распоряжения казной, ни собственных легионов и кораблей, ни власти над наместниками; для приведения в порядок столичного продовольствия ему только были даны на следующие пять лет значительные суммы, 15 адъютантов и по всем продовольственным вопросам полная проконсульская власть, причем этот декрет должен был быть утвержден гражданами. Чрезвычайно разнообразны были причины, способствовавшие изменению первоначального плана, почти равносильному его отклонению. Повлияло тут и нежелание раздражать Цезаря, так как наиболее трусливые не осмеливались назначить магистрата, который имел бы даже в Галлии не только равные, но даже большие полномочия, чем Цезарь; далее — тайная оппозиция старого врага и невольного союзника Помпея — Красса, которого Помпей считал, или, по крайней мере, называл главным виновником неудачи этого плана; отрицательное отношение республиканской оппозиции в сенате к каждому предложению, существенно или даже в принципе расширявшему власть правителей; наконец и прежде всего, неспособность Помпея, который даже тогда, когда он должен был бы действовать, не мог себя заставить действовать, а, наоборот, как всегда, прячась за свое инкогнито, предоставлял своим друзьям выполнять свои намерения, объявляя с обычной для него скромностью, что сам он довольствовался бы и меньшим. Неудивительно, что его поймали на слове и дали ему как можно меньше.
Несмотря на это, Помпей был рад и тому, что для него нашлась серьезная работа и в особенности приличный предлог, чтобы покинуть столицу; ему, действительно, удалось, хотя это тяжело отозвалось на провинциях, обеспечить ей обильный и дешевый подвоз. Настоящей же своей цели он все-таки не достиг, — титул проконсула, который он имел право принимать во всех провинциях, оставался пустым звуком, пока в его распоряжении не было собственных войск.
Ввиду этого он вскоре внес в сенат второе предложение — чтобы ему было поручено вернуть на родину изгнанного египетского царя, если потребуется, силой оружия. Но чем яснее было, до какой степени он нуждался в помощи сената, тем неуступчивее и невнимательнее относились сенаторы к его просьбам. Прежде всего в сивиллиных оракулах было открыто, что посылать римские войска в Египет безбожно; ввиду этого набожный сенат почти единогласно решил воздержаться от вооруженного вмешательства. Помпей был так унижен, что взял бы на себя поручение и без войска, но по своей неисправимой дипломатичности он и это заявление поручил своим друзьям; сам же и говорил и подавал голос за посылку другого сенатора. Конечно, сенат отверг это предложение, святотатственно подвергавшее опасности столь драгоценную для отечества жизнь. Окончательным результатом этих переговоров было решение вообще не вмешиваться в египетские дела (январь 698 г. [56 г.]).
Частые отказы, которые Помпей встречал со стороны сената и, что было еще хуже, должен был молча переносить, конечно, являлись в глазах широкой публики, откуда бы они ни исходили, победами республиканцев и поражениями правителей; волна республиканской оппозиции поэтому все усиливалась. Выборы на 698 г. [56 г.] уже были лишь отчасти благоприятны династам: выставленные Цезарем кандидаты в преторы Публий Ватиний и Гай Альфий не прошли, а два явных сторонника свергнутого правительства Гней Лентул Марцеллин и Гней Домиций Кальвин были избраны: первый — консулом, второй — претором. На 699 г. [55 г.] выступил кандидатом в консулы даже Луций Домиций Агенобарб, избранию которого трудно было помешать благодаря тому влиянию, которое он имел в столице, и громадному богатству, хотя было известно, что он не удовлетворится скрытой оппозицией. Комиции, таким образом, выходили из повиновения, а сенат поддерживал их. Он торжественно обсуждал заключение, данное по его требованию авторитетными этрусскими прорицателями по поводу некоторых знамений и чудесных явлений. Небесное откровение возвестило, что благодаря раздору в среде высших сословий вся власть над армией и финансами грозит перейти к одному властителю и что государство может утратить свободу; казалось, боги намекали именно на предложение Гая Мессия.
Вскоре после этого республиканцы спустились с небес на землю. Закон о территории Капуи и остальные законы, изданные Цезарем в его консульство, упорно объявлялись ими недействительными; еще в декабре 697 г. [57 г.] в сенате было заявлено, что их следует кассировать ввиду неправильности их формы. 6 апреля 698 г. [56 г.] в собрании сената консуляр Цицерон предложил поставить 15 мая на обсуждение вопрос о раздаче земель в Кампании. Это было настоящим объявлением войны, тем более знаменательным, что оно исходило от одного из тех людей, которые только тогда обнаруживают свой настоящий образ мыслей, когда они знают, что это вполне безопасно. Аристократия, очевидно, считала, что наступило время борьбы, но не с Помпеем против Цезаря, а против тирании вообще. Нетрудно было догадаться, что произойдет после этого. Домиций не скрывал, что, став консулом, он намерен немедленно предложить гражданам отозвать Цезаря из Галлии. Замышлялась аристократическая реставрация; нападками по вопросу о капуанской колонии нобилитет бросил вызов властителям.
Хотя Цезарь изо дня в день получал обстоятельные донесения о событиях в столице, а когда военные соображения это сколько-нибудь позволяли ему, следил за ними еще внимательнее из своей южной провинции, он все-таки до этого момента открыто не вмешивался в них. Но теперь ему и его товарищам, а главным образом ему, объявляли войну; он должен был действовать и сделал это немедленно. Он как раз находился поблизости; аристократия даже не считала нужным подождать с разрывом, пока он снова не уйдет за Альпы. В апреле 698 г. [56 г.] Красс покинул столицу, чтобы сговориться со своим более могущественным товарищем; Цезаря он застал в Равенне. Оттуда они оба отправились в Луку, где с ними встретился и Помпей, уехавший из Рима вскоре после Красса (11 апреля) под предлогом отправки хлебных транспортов из Сардинии и Африки. Наиболее известные приверженцы властителей, как, например, проконсул Ближней Испании Метелл Непот, пропретор Сардинии Аппий Клавдий и многие другие, последовали за ними; 120 ликторов, больше 200 сенаторов присутствовало на этом съезде; он представлял собой новый монархический сенат в противоположность республиканскому сенату. Во всех вопросах решающее слово принадлежало Цезарю. Он воспользовался этим, чтобы восстановить и укрепить существовавшее уже совместное правление, положив в его основу более равномерное распределение власти. Наиболее важные в военном отношении наместничества, находившиеся по соседству с обеими Галлиями, были отданы его соправителям; наместничество в обеих Испаниях — Помпею, сирийское — Крассу, причем эти должности должны были быть закреплены за ними народным постановлением на пять лет (700—704) [54—50 гг.] и соответственным образом обставлены в военном и финансовом отношении. Цезарь же за это потребовал продления своих полномочий, истекавших в 700 г. [54 г.], до конца 705 г. [49 г.], а также права увеличить свое войско до 10 легионов и возложить на государственную казну уплату жалования самовольно набранным им войскам. Помпею и Крассу было обеспечено вторичное консульство на следующий (699) [55 г.] год, пока они не отправятся в свои наместничества, а Цезарь пожелал после окончания срока своего наместничества в 706 г. [48 г.], когда истечет требуемый законом десятилетний промежуток между двумя консульствами, вторично получить в свои руки высшую власть. Тот военный оплот, в котором Помпей и Красс тем более нуждались для приведения в порядок столичных дел, что первоначально назначенных для этого легионов Цезаря уже нельзя было отозвать из Трансальпинской Галлии, они нашли в легионах, которые обязаны были набрать для испанской и сирийской армий с тем, чтобы отправлять их из Италии в различные места назначения по своему усмотрению. Главнейшие вопросы, таким образом, были решены; второстепенные задачи, например, установление тактики по отношению к столичной оппозиции, составление списка кандидатур на следующие годы и т. д., заняли не очень много времени. Личные счеты, мешавшие соглашению, с обычной легкостью были улажены великим мастером по части посредничества, который заставил сблизиться между собой самые противоположные элементы. Между Помпеем и Крассом, по крайней мере с виду, было установлено товарищеское соглашение. Даже Публию Клодию с его шайкой было приказано сидеть смирно и впредь не беспокоить Помпея, что было одним из величайших чудес великого чародея.