откуда подвозились к нему припасы. Остров, на котором находился маяк, и плотина, соединявшая его с материком, разделяли гавань на западную и восточную половины, сообщавшиеся друг с другом посредством двух полукруглых отверстий плотины. Цезарь владел островом и восточной гаванью, плотина же и западная гавань были во власти граждан, и так как александрийский флот был сожжен, суда Цезаря беспрепятственно прибывали и отплывали обратно. Александрийцы, тщетно пытавшиеся ввести брандеры из западной гавани в восточную, снарядили затем при помощи остатков своего арсенала небольшую эскадру и преградили путь судам Цезаря в ту минуту, когда они вводили на буксире транспортный флот с легионом, прибывшим из Малой Азии; тем не менее превосходные родосские матросы Цезаря одержали верх над врагом. Вскоре после этого, однако, граждане захватили остров с маяком79и заперли для больших судов узкий и каменистый вход в восточную гавань, так что флот Цезаря принужден был стоять на открытом рейде против восточной гавани, и судьба его сообщений с морем висела на волоске. Флот Цезаря, несколько раз подвергавшийся на этом рейде нападениям превосходивших его морских сил врага, не мог ни избежать неравного боя, так как потеря острова Фароса закрыла ему вход во внутреннюю гавань, ни выйти в открытое море, так как, лишившись рейда, Цезарь был бы совершенно отрезан от моря. Если храбрые легионеры, поддерживаемые опытными родосскими матросами, до сих пор решали все сражения в пользу Цезаря, то александрийцы тоже обновляли и усиливали с неутомимой выдержкой вооружения своего флота. Осажденные принуждены были сражаться, когда только это было угодно осаждавшим, и если бы первые хоть раз были побеждены, Цезарь был бы окружен и, вероятно, погиб бы. Нужно было по меньшей мере сделать попытку овладеть Фаросом. Двойное нападение, сделанное со стороны гавани на лодках, а со стороны моря на военных судах, действительно, не только возвратило Цезарю остров, но отдало ему и нижнюю часть плотины; только у второго отверстия ее Цезарь приказал остановиться и преградить в этом месте плотину со стороны города посредством поперечного вала. Но в то время, когда у крайних окопов завязалась горячая схватка, римские войска оставили незанятой нижнюю часть плотины, примыкающую к острову. Незаметно высадился тут отряд египтян, напал сзади на собравшихся на плотине у поперечного вала римских солдат и матросов и погнал их в диком беспорядке к морю. Часть из них подобрали римские корабли, но большинство утонуло. Около 400 солдат и еще большее число матросов погибло в этот день; сам полководец, разделивший участь своих людей, должен был вплавь добраться до своего корабля, а когда переполненное судно пошло ко дну, перебрался на другой корабль. Но как ни чувствительна была понесенная потеря, она была в значительной степени компенсирована захватом Фароса, который вместе с плотиной, до первого отверстия в ней, оставался во власти Цезаря.
Наконец, прибыли долгожданные подкрепления. Митрадат Пергамский, опытный воин школы Митрадата Эвпатора, побочным сыном которого он себя называл, вел по сухому пути из Сирии армию, составленную из разнообразных элементов: из итиреев ливанского князя, бедуинов Ямвлиха, сына Сампсикерама, иудеев во главе с министром Антипатром, — вообще из контингентов мелких владетелей и общин Киликии и Сирии. Из Пелузия, которым Митрадату удалось завладеть в день прибытия, он продвинулся по большой дороге к Мемфису, чтобы избежать пересеченной местности на нильской дельте и перейти Нил до его разветвления; при этом его войско не раз получало поддержку со стороны иудеев, в большом количестве поселившихся в этой части Египта. Египтяне, во главе которых стоял теперь молодой царь Птолемей, отпущенный Цезарем к его народу в напрасной надежде ослабить при его помощи восстание, выслали войска к Нилу, чтобы задержать Митрадата на противоположном берегу реки. Это войско еще по ту сторону Мемфиса, у так называемого иудейского лагеря, между Онием и Гелиополем, встретилось с неприятелем; но Митрадат, привыкший маневрировать и защищаться по римскому образцу, после удачных схваток перешел на другой берег реки у Мемфиса, Цезарь же, как только получил известие о прибытии подкреплений, направил часть своих войск на судах к краю Мареотидского озера, на запад от Александрии, и обошел вокруг него, затем двинулся берегом Нила навстречу приближающемуся Митрадату. Обе армии соединились, и неприятель даже не попытался помешать этому.
Цезарь вступил в дельту, куда тем временем отошел царь, и, несмотря на глубокий канал, находившийся перед фронтом египтян, отбросил их авангард с первого же натиска и вслед за этим начал штурмовать египетский лагерь, расположенный у подножия возвышенности между Нилом, отделенным от нее только узкой дорогой и труднопроходимыми болотами. Цезарь приказал войскам ринуться одновременно с фронта и сбоку по дороге у Нила на лагерь и во время этого штурма незаметно повел третий отряд на возвышенность за лагерем. Победа была полная; лагерь был взят; те египтяне, которые не погибли под ударами неприятельских мечей, утонули, пытаясь доплыть до судов нильского флота. В одной из лодок, переполненных народом и пошедших ко дну, был молодой царь, погибший в волнах родной реки.
Прямо с поля битвы Цезарь двинулся со стороны материка, во главе своей конницы, в занятую египтянами часть столицы. В траурных одеждах, держа в руках изображения своих богов, встретили его враги, моля о мире; его же сторонники, увидев, что он победоносно возвращается не с той стороны, откуда он ушел, встретили его с безграничным ликованием. Судьба города, который осмелился помешать приведению в исполнение планов властителя вселенной и едва не довел его до гибели, была в руках Цезаря, но, как настоящий правитель, он не был злопамятен и обошелся с александрийцами так же, как с массалиотами. Цезарь указал гражданам на их сильно разоренный город, лишившийся, в то время когда горел флот, и хлебных запасов, и знаменитой библиотеки, и других важнейших зданий; он убеждал жителей впредь заняться исключительно искусством и ремеслами и стараться залечить раны, которые они сами себе нанесли; он довольствовался тем, что признал за проживавшими в Александрии иудеями такие же права, какими пользовалось греческое население города, а вместо прежней римской оккупационной армии, повиновавшейся, по крайней мере на словах, египетским царям, оставил в Александрии настоящий римский гарнизон, состоявший из двух уже находившихся здесь легионов и третьего, прибывшего позже из Сирии; во главе этого гарнизона был поставлен лично назначенный Цезарем начальник. На этот ответственный пост был умышленно избран человек, происхождение которого не позволяло ему злоупотреблять своей властью, — Руфион, опытный воин, но сын вольноотпущенника. Правление Египтом под главенством Рима было вверено Клеопатре и ее младшему брату Птолемею. Для того чтобы принцесса Арсиноя не могла давать повода к восстанию египтянам, которые как истые дети Востока были преданы династии, но совершенно равнодушны к отдельным ее представителям, она была отвезена в Италию; Кипр снова стал частью римской провинции Киликии.
Александрийское восстание, хотя и незначительное, хотя и имевшее лишь малую связь со всемирно-историческими событиями, совершавшимися в то время в римском государстве, тем не менее имело для них важное значение, так как заставило того человека, который был всем в государстве, без которого ничто не могло ни идти вперед, ни быть как-нибудь решенным, на время от октября 706 г. до марта 707 г. [48—47 гг.] оставить в стороне свои ближайшие задачи, для того чтобы вместе с иудеями и бедуинами бороться против черни большого города. Последствия единоличного режима начинали сказываться. Монархия установилась, но везде господствовала ужасная сумятица, а монарх был далеко. Точно так же как и помпеянцы, сторонники Цезаря оставались в эту минуту без высшего руководства; все зависело от одаренности отдельных военачальников и еще чаще от случая.
Ко времени отъезда Цезаря в Египет в Малой Азии уже не оказалось больше врагов. Тем временем наместник Цезаря в этой стране даровитый Гней Домиций Кальвин получил приказание снова отнять у царя Фарнака все, что он самовольно захватил у союзников Помпея. Ввиду того что Фарнак, такой же упрямый и надменный деспот, как его отец, упорно не соглашался очистить Малую Армению, ничего иного не оставалось, как пойти против него. Кальвин должен был из трех оставленных ему легионов, образованных из фарсальских военнопленных, два отправить в Египет; он пополнил эту брешь легионом, наскоро собранным из поселившихся в Понте римлян, и двумя легионами Дейотара, обученными по римскому образцу, и после этого вступил в Малую Армению. Но боспорское войско, испытанное в многочисленных боях с жителями берегов Черного моря, оказалось храбрее войска Кальвина.
В сражении под Никополем понтийское ополчение Кальвина было уничтожено, и галатские легионы разбежались; один только старый римский легион сумел пробиться без значительных потерь. Не завоевав Малой Армении, Кальвин не мог даже помешать Фарнаку снова завладеть своими понтийскими «наследственными» владениями и излить на их жителей, в особенности на несчастных амизцев, все свое страшное султанское своеволие (зима 706/707 г. [48/47 г.]). Когда же Цезарь сам прибыл в Малую Азию и велел ему сказать, что услуга, лично оказанная ему Фарнаком, не оказавшим помощи Помпею, не может быть принята в расчет по сравнению с тем вредом, который он нанес государству, и что, прежде чем вести какие-либо переговоры, он должен очистить понтийскую провинцию и возвратить все присвоенное им, Фарнак изъявил готовность повиноваться; но, хорошо зная, как важно для Цезаря отправиться на Запад, он не делал никаких серьезных приготовлений к очищению территории. Но он не знал, что Цезарь всегда доводил до конца все то, что начинал.
Не тратя времени на переговоры, Цезарь собрал приведенный им из Александрии легион и войско Кальвина и Дейотара и двинулся к лагерю Фарнака при Зиеле. Когда боспорцы заметили его приближение, они смело прошли через глубокое горное ущелье, прикрывавшее их фронт, и, взобравшись на холм, напали на римлян. Цезаревы воины еще были заняты устройством лагеря, и на мгновение их ряды поколебались; однако привычные к войне ветераны быстро собрались и подали сигнал к общему наступлению и полной победе (2 августа 707 г. [47 г.]). Война была окончена в пять дней, — в то время когда дорог был каждый час, эта была необычайная удача.