История римских императоров — страница 23 из 147

⁵ фланг неприятеля. Цезарь рисковал здесь собственной персоной ; когда он увидел, что его воины отступают, он велел отвести в сторону своего коня ‘Frontin. 2, 8, 13,’ крича солдатам, что неужели же они отдадут своего старого полководца в руки мальчишек ‘Plut. Caes. 56’, пеший, он в сопровождении своих офицеров бросился против вражеских копий.

’Нападение на лагерь Помпея, предпринятое пешими африканскими отрядами Цезаря, способствовало победе Цезаря, главным образом потому, что солдаты, увидев, что присланное в лагерь подкрепление отходит, решили, что начинается бегство. Flor. , Dio <43, 38> Il est un moment dans les combats, ou la plus petite manoeuvre decide; c’est la goutte d’eau, qui fait le tropplein. Napoleon 204’.

Таким образом, победа была достигнута, но с такими жертвами, по сравнению с которыми потери при Фарсале и Тапсе были незначительными: погибло более 1 000 солдат. Как и любая победа, которой добивался Цезарь, эта тоже была решительной; ядро солдат и офицеров, среди них Лабиен и Вар, пали на поле боя. Сопротивление, которое пытались оказать Мунда, куда бежали остатки войска, Кордуба, который подожгли перебежчики после сдачи города, ‘Гиспал, где уже разместившийся цезарианский гарнизон подвергся нападению лузитанского отряда и был уничтожен’ и некоторые другие города, было безнадежным, вскоре оно было подавлено. Скапула покончил самоубийством в Кордубе. Между тем оба брата спаслись: Гней, тяжелораненый, бежал с поля боя, Секст — из Кордубы, — они блуждали по Испании, в то время как старший из них сначала лишился своего флота, благодаря флотоводцу Дидию, и потом, продолжая свое бегство по суше в сопровождении лузитанского экскорта, был настигнут людьми Дидия и после яростного сопротивления разбит у Лаврона (близ Валенсии). Однако вскоре затем лузитанцам удалось отплатить флотоводцу: они явились хорошо вооруженные, сожгли его корабли и уничтожили его и всех его людей. Младший брат вел в горах Пиренеев сумасшедшую жизнь разбойника. ‘Арр. <civ.> 2, 105’ <с. 11 справа и 10 слева пустуют>.

I. От Августа до Веспасиана

ИСТОРИЯ РИМСКИХ ИМПЕРАТОРОВ I

От Августа до Веспасиана

Зимний семестр 1882/83 (MH. I)

По конспекту Пауля Хензеля, дополнено из конспекта анонима Викерта (AW)

1. АВГУСТ(44 г. до н. э—14 г. н. э.)

а) Консолидация монархии

[MH. I₁] Как государство Рим оформился только с приходом к власти императоров.¹ Хотя границы в основном оставались теми же самыми, Рим, который продолжал расширяться в императорскую эпоху, уже приобрел некоторые национальные черты. Достижения эллинизации и романизации, совершенствование внутренней структуры составляют главную заслугу периода Империи. Его изучение — отнюдь не радостное занятие. С большим трудом приходится выискивать исторический материал из груды писанины как придворных, так и низкосортных авторов. Так редки блистательные моменты правления великих и благородных мужей. Это безотрадное, суровое время.²

Началом монархии и концом Республики является Африканская война Цезаря. С этого момента римская монархия предстает свершившимся фактом. Хотя уже в битве при Фарсале пал последний полководец Республики,³лишь Африканская война, а именно победа Цезаря при Тапсе,⁴ окончательно завершила эту кампанию. Никто более не сопротивлялся молодой монархии в открытом бою. Таким образом, республиканская партия из партии существующего порядка превращается в оппозиционную. Правда, время от времени все еще вспыхивали войны, и Цезарю самому пришлось отправиться в Испанию, чтобы сокрушить военное выступление под знаменем Помпея, а когда тот был убит, он намеревался предпринять поход в Сирию против Квинта Цецилия Басса, который восстал против режима Цезаря и тем самым сохранил преимущество⁵ в отличие от Секста Юлия, официального наместника.

Республиканская партия победила в результате убийства на Форуме.⁶Она нанесла удар в сердце Цезаря, однако, более ни в чем не преуспела. Это была бессмысленная затея, ибо она смехотворна и безрезультатна. [MH. I₂] Примечательно, что Брут совершил этот поступок, следуя клятве, принесенной римскими гражданами за пятьсот лет до этого,⁷ как палач — приговор над осужденным. И подобно палачу, завершив дело, он пошел домой. о том, что произойдет дальше, никто не думал. В качестве magister equitum (начальник конницы) Марк Эмилий Лепид служил диктатору Цезарю. Он стоял с одним легионом перед воротами Рима и намеревался с этим легионом отправиться в Испанию. Некоторые заговорщики, правда, хотели захватить город и расправиться со сторонниками Цезаря, однако против этого выступил Марк Брут. Хотя он был городским претором, но не счел себя вправе обратиться к сенату, что было обязанностью Антония, который в то время был вторым консулом.

Можно было бы подумать, что вместе с тираном исчезнут также и его законы. Об этом велись переговоры, однако, когда перешли к обсуждению, это предложение разбилось о естественную в таких случаях оппозицию. Всем чиновникам и должностным лицам пришлось бы подать в отставку; на это они не могли решиться. А потому сенат постановил придерживаться личных распоряжений Цезаря.⁸ Это определило дальнейшую историю Рима. В последовавшей затем войне все должности распределялись согласно указаниям Цезаря. Лепид, совершенно незначительный человек, стал лишь потому триумвиром, что при Цезаре был magister equitum и должен был вести войско в Испанию. Все прочие должности были замещены подобным же образом. Это, казалось бы, неосновное обстоятельство имело решающее значение; единственное исключение составил Цезарь Младший,⁹ только он приобрел устойчивое влияние.

[MH. I₃] О каком-то определенном плане нет речи, это нашло выражение во всеобщем примирении. Убийцы и друзья убитого над гробом договорились ничего не предпринимать друг против друга. Первым, кто извлек выгоду из этой мелочи, был Марк Антоний. В великие и трудные времена он представил доказательства своего недюженного ума. Разумеется, он пошел на этот ненадежный мир; встав в позу республиканца, он раз и навсегда ликвидировал диктатуру.¹⁰ Тем самым деятельность Цезаря была представлена как антигосударственная. Несмотря на это Антоний верной поступью следовал за своим патроном и учителем, намереваясь захватить власть. Лепид со своим легионом отправился в провинцию.

И теперь решающее значение имел вопрос наместничества в Верхней Италии (Gallia Cisalpina¹¹), поскольку непосредственно в Италии войска находиться не могли. De jure Gallia Cisalpina была провинцией, a de facto в ней, как и в Италии, жили полноправные граждане. Наместником был Децим Брут. Он управлял Италией. На эту должность его назначил Цезарь, а это было доказательством высокого доверия. Децим Брут уже прибыл в провинцию к войску, когда вдруг увидел, что в Риме обстоятельства складываются не в его пользу. Его нужно было устранить, и Антоний сделал именно то, что делал до этого Цезарь. Сенат отклонил его (Антония) требования: он не без благосклонности относился к легитимистам.¹² И все же Антоний заставил сенат передать себе провинцию при помощи плебисцита.¹³ Тем самым была объявлена война. Антоний намеревался завладеть Верхней Италией; для этого он, что парадоксально, получил от сената войска. Это были предназначенные для Парфянского похода легионы Цезаря, которые стояли в Македонии. По приказу сената они вернулись назад в Брундизий (совр. Брундизи).

Здесь у него на пути появился конкурент, сын Цезаря. Он был [MH. I₄] усыновлен диктатором. Будучи неординарной личностью, он стремился идти по стопам Цезаря. У Октавиана не было ничего, кроме имени Цезаря, он был лишь племянником.¹⁴ Однако он понимал, какая сила заключена в этом имени, и решил, что будет владеть не только им, но и самой властью. Исполненный решимости, он приступил к делу. Сначала он постарался завоевать доверие среди солдат. Это признаки ясного понимания действительной ситуации. Он попытался настроить войска против Антония, а так как Антоний со своей стороны пренебрег средствами подкупа, Октавиану удалось подкупить 2 из 4 легионов.¹⁵ Он осуществляет многочисленный призыв среди старых солдат отца из Кампании и Этрурии. Таким образом, он располагает значительными военными силами. Тем не менее он попытался заключить соглашение с Антонием, с тем чтобы выступить против легитимистов. Но этого не произошло из-за нежелания Антония делиться властью. По исчислению Цицерона,¹⁶ последовала девятая гражданская война.

Легитимисты были слабее. Децим Брут бросился в Мутину (совр. Модена),¹⁷ которая была осаждена Антонием, и стойко выдержал осаду. Среди убийц Цезаря были три наместника с воинскими полномочиями: один — наместник Верхней Италии, другой — Иллирии, третий — Сирии. Они отправились в свои владения и провели мобилизацию. На Востоке они добились успеха. Греция была в их руках. Иначе обстояли дела на Западе. Секст Помпей покинул Испанию и стал во главе флота. Остальной Запад был захвачен цезарианцами, которые поддержали status quo в Риме, это были Люций Мунаций Планк, Азиний Поллион и Марк Лепид. Они не показывали, на чью сторону встанут.

В Италии, как мы уже наблюдали, Марк Антоний в сентябре выступил против этого [MH. I₅] status quo. А в Риме сенат на всякий случай распорядился о подготовке к войне под руководством консулов следующего года, Пансы¹⁸ и Гирция. Цицерон не захотел пойти на сделку с Антонием.¹⁹ Он попытался своими «Филиппинами» столкнуть сенат со своей якобы правовой почвы и, судя по событиям в Мутине, был вполне прав. Правление, которое еще придерживалось этого пакта, тем самым (ео ipso) погибло, и у Цицерона, поскольку он сжег за собой мосты, имелись все основания подталкивать сенат к действию. Гирций был послан для вооруженного вторжения в Верхнюю Италию.

В конце концов, сенат должен был принять решение. Под влиянием победы Кассия над Долабеллой в ожидании соглашения с Лепидом и Планком, но главным образом в надежде привлечь на свою сторону Октавиана, подтвердив его полномочия над узурпированными им войсками, сенат встал на сторону легитимистов, надеясь, что они смогут поставить Октавиана как пропретора под начало консула Гирция и таким образом отнять у него легионы.

Эта была странная борьба.²⁰ Гирций и Панса, офицеры Цезаря, и Октавиан сражались против преемника Цезаря, Антония, и сняли осаду Мутины после ожесточенного боя, во время которого пали Гирций и Панса. Таким образом, в Мутине войска сената возглавил Децим Брут, а Октавиан стоял у ворот города. Во власти Марка Брута было вторгнуться из Македонии в Италию. То, что он не сделал этого, было недальновидным поступком. После победы сенат действовал безрассудно.

Антоний сражался с большим искусством, однако был одинок и в невыгодном положении против 4 вражеских легионов, частично состоявших из старых войск. [MH. I₆] То, что ему удалось уйти,²¹ было виной противников, и произошло это отчасти из-за военной некомпетентности Брута, отчасти благодаря ненадежности Октавиана. Но в этом был виноват сенат.

Он тотчас после смерти консулов поставил во главе обоих войск проконсула Децима Брута. С государственно-правовой точки зрения это было верно, а вот с дипломатической — чудовищной ошибкой. Октавиан не собирался отказываться от командования, и часть войск консулов перешла к нему. Но солдаты не были склонны усердствовать в преследовании Антония. Удивительно, как простой солдат желал объединения цезарианцев.

К этому добавилась некомпетентность Децима Брута. Войско его было ненадежно и истощено. Передача консульских войск добавила трудностей. Таким образом, он лишь через несколько дней смог выступить в поход. Путь отступления Антония шел через всю Верхнюю Италию к Лепиду, его единственной опоре.²² Если бы не ошибки противников и не злой рок, то Антония, несмотря на его военный талант, можно было бы уничтожить. Он же ускользнул к Лепиду²³ и был хорошо принят. Последнее обстоятельство стало теперь решающим фактором. Если бы он отказал Антонию, то тот бы погиб. Однако Лепид и Планк обратились к сенату с предложением все же соблюдать мир. Странное требование. Все-таки это доказывает, что Лепид и Планк вовсе не были лояльны по отношению к правительству. Так что Антоний был поддержан и своим другом. Вероятно, один отряд Лепида ранее уже сражался на стороне легитимистов под Мутиной.

Вначале от войск была очищена Италия. Децим Брут противостоял Лепиду, это следовало бы сделать и Октавиану, однако он этого не сделал и отправился на Рим [MH. I₇]. Там должность консула не была замещена, что было грубой ошибкой. Случайные сенаторы исполняли должность временного правителя (interrex) по пять дней. Почему? Возможно, Цицерон желал консульства и хотел лишь найти себе какого-нибудь военачальника, который разделил бы его с ним.

Октавиан отправил отряд солдат как граждан в Рим на выборы в комиции.²⁴ Сенат хотел противопоставить силе силу, однако у него не было войск, за исключением испанского легиона. Попытка оградить город от цезарианцев постыдно провалилась, ибо мобилизованные войска побратались. Выбор народного собрания пал на Цезаря Октавиана. Не достигнув еще двадцати лет, он стал консулом.²⁵

При нем произошел отказ от политики реставрации. Было внесено предложение и принято решение о наказании убийц Цезаря.²⁶ Это был важный шаг. С него начинается объединение Октавиана и Антония, который противостоял цареубийце Дециму Бруту. Дело было лишь за заключением союза, если к тому времени он уже не был заключен. Ведь мы, к сожалению, не можем, и это касается всей древней истории, заглянуть за кулисы событий. Но несомненно, что вскоре после Мутины состоялось негласное соглашение между Октавианом, Антонием и Лепидом. Вскоре к ним присоединились Планк и Поллион. Датируется это соглашение лишь 13 ноября,²⁷ но это была ратификация при участии всех сторон. Само же соглашение существовало уже ранее.

В Италии безраздельно правили цезарианцы. Заключенный теперь триумвират²⁸ есть копия триумвирата Цезаря в Лукке. Его называют вторым триумвиратом. В правовом отношении это не совсем верно: Tresviri reipublicae constituendae не существовали в период Республики; это верно по существу. То, что [MH. I₈] раньше было соглашением частных лиц, теперь недвусмысленно легализовалось.

Одним из первых был предложенный Антонием²⁹ закон об упразднении диктатуры (см. выше). Его придерживались только на словах. Практически же правил триумвират, который юридически был освобожден от обязательств перед законом. Это было юридическое положение, но такое, которое стало выше всех законов. Постановления триумвиров имели такую же правовую силу, как и решения народа. Как народ не мог пойти против закона, так этого не могли и триумвиры. Однако каждый триумвир пользовался полнотой власти единолично, не спрашивая других. Триумвират и диктатура — одно и то же.

Прежде всего были определены сроки правления — 5 лет. Этот срок был достаточно длительным для того, чтобы устранить противную сторону, но в то же время довольно коротким, чтобы совершить государственный переворот. Здесь необходимо рассмотреть армию. Основная масса офицеров была политизирована, а солдаты частично были старыми ветеранами. Во всех бывших в то время войнах солдат был вестником мира, что в большей мере относится к так называемой кумовской, Перузинской, войне. Ибо младший офицер (centurio) тогда играл по сравнению с современной нам армией совсем иную роль. Эти люди желали объединения всех цезарианцев и не хотели войны. У них было верное чутье на то, что времена Республики прошли. Впрочем, в основном солдатами правил чистый расчет. Уже во времена Республики солдаты ставили себе целью по окончании службы получить гражданство. Цезарь усовершенствовал эту систему. Новые властители сделали еще больше в этом направлении. Антоний обещал на каждого солдата по 100, Октавиан — по 300 денариев.³⁰ Эти обещания не были бы выполнены, если бы, благодаря соглашению полководцев, не была одержана победа [MH. I₉]. А перед лицом событий на Востоке такое объединение было необходимо. Между тем войско Децима Брута в связи с договоренностью перешло частично к Антонию, частично к Октавиану.

Это дает повод к явно умышленным жестокостям проскрипций.³¹ Как дошло до этого, когда почти вся Италия была покорена? Они действительно были преднамеренной жестокостью. Отчасти, конечно, подобные зверства были вызваны примером Суллы.³² Но были же, вероятно, и действительные основания, которые определяли поведение властителей.³³ Неправильно сваливать всю ответственность на одного Антония. Конечно, он главенствовал среди триумвиров. Тем не менее не стоит одного из триумвиров очернять за счет других. С точки зрения морали нам это безразлично, с исторической точки зрения важен лишь вопрос верховенства. А тут главенство, несомненно, было у Антония.

Это следует из распределения ролей. У триумвиров было 43 легиона. У Октавиана и Антония — по 20, у Лепи да — 3. Это доказывает второстепенное положение Лепида, даже при оказании почестей про него забывали. Лепид должен был стать консулом в 42 г. до н. э. и занять Италию, Октавиан получал Африку и Сицилию, Антоний — Галлию и Испанию.³⁴Сицилия была в руках Секста Помпея, и в Африке еще были республиканцы. Напротив, Галлия и Испания были в руках цезарианцев, и они были владениями Антония. Его земли были защищены от врагов. Он главенствовал над двумя другими триумвирами и тем самым, по-видимому, также проводил проскрипции. Однако Октавиан все же добился признания паритета, он должен был самостоятельно вести войну. Руководство восточной кампанией было прежде всего в руках Антония. Его провинция — Верхняя Италия, — тогда считавшаяся еще частью Галлии, в первую очередь подверглась опасности.

Лишь теперь обнаружилось величие Октавиана. После его победы ожидали повторения сулланских черных списков. [MH. I₁₀] Этого не произошло, по крайней мере в крупном масштабе. Октавиан не хотел осквернять молодую монархию убийствами. В безопасности личности и собственности он видел краеугольный камень монархической власти.

Антоний не был ни дурным, ни жестоким. Он был хорошим товарищем, но не великодушным человеком, характер у него был скорее обыкновенный. Таким благородством души, как Октавиан,³⁵ он не обладал. Октавиан, вероятно, относился к делу иначе. Он желал наследственной монархии, и поэтому проскрипции были для него нежелательны. Но, возможно, он с ними согласился, поскольку вынужден был так поступать. В августе, когда Октавиан дал согласие стать консулом, он управлял Италией, в то время как Антоний был в Галлии. В этот период Октавиан поступал сурово только с убийцами Цезаря. Это был долг, который он обязан был выполнить по отношению к отцу. Судебное разбирательство по делу убийц проходило законным путем. Даже Секст Помпей был вовлечен в предварительное расследование. Он был естественным врагом династии Юлиев, и с ним нельзя было вступать в соглашение. Кроме этого, ничего больше не произошло. Цицерона оставили в покое, о проскрипциях не было речи. Позволили уйти любому, кто хотел уйти, и многие ушли на Восток.

В ноябре, после заключения триумвирата, без суда и следствия было казнено 17 знатных мужей, среди них и Цицерон.³⁶ Триумвирам было важно использовать террор для подавления любых признаков оппозиции. Прежде всего, нужны были деньги для выплаты жалованья солдатам и для снаряжения армии для новой войны на Востоке. Казна же была пуста после раздачи денег гражданам по завещанию Цезаря. Точно также действовали на Востоке Марк Брут и Кассий. Кассий разграбил Родос,³⁷ Марк Брут — Ликию.³⁸ Триумвирам нужно было главным образом имущество подвергшихся опале, ведь убиты были неопасные люди [MH. I₁₁], опасные были на Востоке. Проскрипциям подверглись знатные люди, имущество их должно было пополнить казну, впрочем, мотивом того часто была личная ненависть. Все же продажа имущества была столь сложным делом, что цель была достигнута не полностью. Солдатам выплатили деньги, и флот был восстановлен. Но войскам необходимо было дать новые гарантии выплаты жалованья, ведь предстояла тяжелейшая борьба. Боролись за каждого человека, и масштаб происходящего был огромен. Для этого были использованы налогообложение и конфискации. Имущество в 100 000 сестерциев облагалось налогом в 10 % в год. Восемнадцать городов Италии по жребию были распределены для раздела недвижимого имущества между солдатами. Что касается выбора этих городов, то никак нельзя сослаться на принцип мести или политического интереса. Это была финансовая политика, и она помогла.

Прежде всего, следовало разобраться с Секстом Помпеем. Он был последним отпрыском рода Помпеев. Но для того чтобы быть среди претендентов, у него не было ни таланта, ни желания. И когда ему подали надежду на возвращение его отцовского имущества, он выказал себя удовлетворенным. Он покинул Испанию и отплыл в Италию. Это произошло во время Мутинской войны. Тогда Октавиан объявил его вне закона, и его высадка в Италии и возвращение в Испанию в равной степени оказались невозможными. Поэтому он отправился на Сицилию.³⁹

Начавшаяся теперь война была точной копией войны Цезаря против Помпея. Но там все было ясно и продуманно, здесь же царил разброд. Вторжение в Верхнюю Италию не состоялось по вине Марка Брута. [MH. I₁₂] И в следующем году (42 г. до н. э.⁴⁰) тоже ничего не произошло. Триумвиры точно так же, как и республиканцы, решали свои финансовые проблемы. Но для чего Марк Брут оставил Грецию и отправился в Азию? Возможно, по следующей причине: превосходство в войсках было на стороне цезарианцев, поэтому республиканцы, вероятно, пытались выровнять положение, отодвигая будущий театр военных действий как можно дальше на Восток. Оба полководца не ладили между собой. Кассий, по-видимому, хотел идти в Сирию, так как со слабым флотом цезарианцев и из-за большой удаленности территории было бы невозможно высадиться там с 43 легионами. Наступление исключалось, этим они дали бы противнику большое преимущество. Что еще могло бы произойти, так это смелое нападение на Нижнюю Италию из Сицилии. И то, и другое было возможно, однако легитимисты допустили ошибки как в плане наступления, так и в плане обороны.

Между тем Антоний с 8 легионами высадился в Греции.⁴¹ Вскоре после этого Брут и Кассий переправились через Геллеспонт и встретили Антония в Македонии при Филиппах. Между тем Октавиан перед этим сделал попытку укрепиться в Сицилии. Он опасался высадки там противника, однако, отказался от этого плана после какой-то неудачи, ибо с высадкой в Македонии это стало излишним. Для Октавиана было чрезвычайно важно присутствовать при решающем сражении. Он без труда переправился через море, хотя там господствовал противник.

Несмотря на эту необдуманность, войска все же были, примерно, в равном положении. [MH. I₁₃] По количеству всадников республиканцы имели превосходство, они располагали 20 000 человек против 11 000 у цезарианцев. Вообще легитимисты были в лучшем положении. Правда, обнаружились признаки недовольства в их лагере при Филиппах. Тем усерднее действовали изгнанники, армия же в целом была очень надежная. Особенно в муниципиях республиканское устройство пустило глубокие корни. Кассий был очень популярен благодаря Парфянской войне. Республиканцы господствовали на море и поэтому имели возможность безопасного подвоза всего необходимого. Цезарианцы же не могли доставить на поле боя все свои вооруженные силы. Огромное пополнение, а именно Марсов легион под командованием Домиция Кальвина, было осенью 42 г. уничтожено на море легитимистами.⁴²

Что касается снабжения, у цезарианцев в преддверии предстоящей зимы надежд не оставалось из-за практически отсутствовавшегося тыла. Промедление служило на пользу республиканцам.

Первое сражение не дало никакого результата.⁴³ Брут одержал победу над Октавианом, Антоний разбил Кассия. Каждый захватил лагерь противника. День завершился совершенно безрезультатно. Обе армии собрались, но слепая случайность привела к смерти Кассия. Он решил, что его товарищ, Брут, также потерпел поражение, и покончил с собой. Это был тяжелый удар. Тем самым республиканцы лишились единственного способного полководца. Теперь следовало бы выждать, цезарианцы не могли форсировать сражение. Но Брут не был полководцем. Вместе с гибелью Кассия войска покинула и дисциплина. Солдаты рвались в бой, и Брут, не имея никакого авторитета, не смог помешать им. Из-за ничтожного повода завязалась решающая битва. Антоний победил, он помог Октавиану, успех был полный. Противник не был полностью уничтожен, Антоний дал Бруту передышку, которую тот использовал, чтобы покончить с собой. [MH. I₁₄] Весь период решительной борьбы поздней осенью 42 г. до н. э. занял от 4 до 6 недель. Тем самым была определена судьба Рима.⁴⁴ Только флот продолжал безнадежно сопротивляться.⁴⁵

Подлинным победителем был Антоний, Октавиан лишь принимал участие в борьбе и дважды был разбит. Это видно также из решений, принятых после битвы. В Риме возник институт преторианцев.⁴⁶ Конечно, уже раньше при полководце была гвардия (cohors praetoria), но она состояла не более чем из 500 человек и набиралась отчасти из личных друзей. Преторианцев было 10 тысяч человек,⁴⁷ и находились они в привилегированном положении. Именно тогда сложился этот институт. С 19 легионами цезарианцы переправились через Адриатическое море, из них позднее образовалось 40 легионов. Они оставили И, остальные распустили. В их числе были ветераны, просившие разрешить им продолжить службу. Это были первые преторианцы. Статус Gallia Cisalpina как провинции был отменен, и она была включена в состав Италии.⁴⁸

Прежде всего, солдатам необходимо было выплатить жалование. Они могли теперь представить свои векселя для оплаты и получили по ним по 5 тысяч денариев на человека, центурионы же — в 5 раз больше. Обещание выделить земельные наделы сохранялось. Казна врагов была изъята. Ее было недостаточно, поэтому должны были расплачиваться провинции и Италия. Теперь нужно было подумать о Сексте. Это взял на себя Октавиан. В то же время Антоний отправился на Восток. Зачем это было нужно? Затрудняемся [MH. I₁₅] ответить. Может быть, пример великого Цезаря был для полководца Антония образцом для подражания. Но, в то время как Цезарь должен был преследовать Помпея, подобное после гибели Брута и Кассия было безумием.

В Италии выплата зарплаты солдатам экспроприированным имуществом была весьма неприятным делом.⁴⁹ Для городов это было очень несправедливо, да и солдат нельзя было полностью удовлетворить. Кроме того, нужно было завоевать море с суши. Ведение войны было тем более неприятно, что Секст легко мог вызвать в Италии голод, перекрыв морские пути.⁵⁰ Антоний, будучи недальновидным, не хотел встречаться с Секстом. Он не хотел отягощать себя этой неприятностью (odium) и предоставил это Октавиану, которого считал подчиненным ему командиром, каковым тот и был в данной ситуации.

Антоний взял 6, Октавиан — 5 легионов. Для Антония они были излишними, может быть, он уже думал о Парфянском походе, аналогичном походу Цезаря. Парфяне заключили с республиканцами союз,⁵¹ а это давало основание начать войну.

Антоний лишил Октавиана возможности действовать во всех направлениях. На Западе у Антония оставалась Галлия, где находилась часть его лучших войск (Планк и др.). Октавиан получил Испанию, но это был недостаточный противовес по отношению к Галлии. Африка также была поделена между Октавианом и Антонием. Граница Италии, по настоянию Октавиана, теперь проходила по Альпам, тем самым из Верхней Италии были выведены войска и она избавилась от непосредственного влияния Галлии.⁵² Прежний статус Верхней Италии приобрела Нарбонская Галлия (Gallia Narbonensis), там находился первый рубеж обороны — со стороны Рима. [MH. I₁₆] Неизвестно, было ли решено что-либо в отношении Востока, но то, что Антоний там был хозяином положения со своими 6 легионами, очевидно. К тому же укрепились позиции на Западе, в Галлии. Его брат в этом году (41 г.) был консулом,⁵³ и несмотря на триумвират, это был очень важный пост.

Октавиан появился в Италии в начале 41 г., чтобы привести в порядок военные дела и вознаградить солдат.⁵⁴ К сожалению, у нас нет исчерпывающей информации, но конфискации имели место и даже были перенесены на другие города. Ветераны также вторглись в пограничные районы, как например в Кремоне и Мантуе. Это разрушало среднее сословие Италии. Однако примечательно, что четыре великих поэта, Гораций, Вергилий, Тибул и Проперций,⁵⁵ были до некоторой степени непосредственно затронуты этими конфискациями, об этом свидетельствует убедительное доказательство. Некоторые города с приходом ветеранов находились на осадном положении. Ветераны не были удовлетворены. Недостаток наличности и оборотного капитала был чувствительным, и в этом отношении Октавиан был брошен Антонием на произвол судьбы. Без наличности ветераны не могли удержать свою земельную собственность. Тяжелой была также война против Секста Помпея, который блокировал снабжение Италии и пытался утвердиться в Нижней Италии. Позднее Октавиан назвал эту войну «войной рабов»,⁵⁶ что вполне справедливо. Ибо рабы хлынули на Сицилию в огромном количестве. Примечательно, что во главе флота Помпея стояли вольноотпущенники.⁵⁷

[MH. I₁₇] К этому добавились политические осложнения в Италии. Луций Антоний и Фульвия, властолюбивая супруга Антония, вели в Италии его дела.⁵⁸ Видеть, как хозяйничает в Италии Октавиан, было невыносимо для той, которая властвовала над своим зятем. К этому добавляется еще и другой момент: ревность. Осенью 41 г. в Киликии⁵⁹ Антоний встретился с Клеопатрой и попал в ее сети, и в этом он оказался наследником Цезаря. Антоний совершенно запустил дела в Италии и отправился в Египет, не вмешиваясь в дела, происходящие в Италии, даже словом. Фульвия, сжигаемая ревностью, всеми способами желала увезти его из Египта.

Солдаты и граждане, как было сказано, были недовольны.⁶⁰ Луций Антоний внес предложение отменить экспроприации и удовлетворить солдат деньгами. Что-де его брат вознаградит их богатствами Азии. Это было слишком грубо и у солдат нашло слабый отклик. Деньги сулились лишь погодя, поэтому солдаты не могли пожертвовать своим имуществом. Но подвергшиеся экспроприации ухватились за это. Луций ратифицировал это постановление в народном собрании и собрал войска для защиты землевладельцев. Октавиан повел себя как приверженец Марка Антония. В Габиях собрались посланцы армии (младшие офицеры — centuriones), они проверили документы и высказались в пользу Октавиана.⁶¹

Луций с этим не согласился, и началась война. Итак, первая гражданская война дополнилась второй. Октавиан на какое-то время был вытеснен из Рима, затем то же самое случилось и с Луцием Антонием. Октавиан осадил Луция в Пренесте, затем в Перузии. Выбор был за полководцами Марка Антония в Галлии. Фульвия настаивала на своем, но эти мужи не знали, что предпринять. Ее нигде не принимали всерьез.

[MH. I₁₈] Перузия пала в 40 г.⁶² Луций Антоний очутился в руках Октавиана. С ним и Фульвией ничего не случилось, ибо Октавиан защищал интересы Марка Антония.⁶³ Зато несчастные горожане заплатили за это ужасной резней, впрочем, отчасти солдаты ожесточились из-за сопротивления городов. Тем самым положение Октавиана очень усилилось. Он сформировал штаб из компетентных людей. Пускай он и был смельчаком, но был лишен настоящего стратегического мышления. Здесь ему удалось подготовить способных людей, главным образом Квинта Сальвидиена Руфа и Марка Агриппу. Первый, возможно, обладал большим талантом, но его лояльность позже оказалась под подозрением, и он был казнен.⁶⁴

И теперь военачальники Марка Антония в Галлии еще представляли из себя более сильную партию, поэтому Октавиан отправился туда, и там ему представился особенно счастливый случай. Верховный главнокомандующий Квинт Фуфий Кален умер, и его юный сын, не имевший авторитета, наследовал должность. Октавиану удалось убедить его передать ему войска.⁶⁵ Некоторые генералы отказались принять этот союз. Но Галлия была потеряна для Антония, и несогласные с этой потерей легионы под началом верных антонианцев, Вентидия Басса и Азиния Поллиона, отправились в Брундизий.

Казалось, Марк Антоний готов собраться с силами. Он получил два дурных известия, первое — о войне с парфянами. В 40 г. парфяне перешли в наступление, что, впрочем, было неслыханно. Кроме того, до некоторой степени это было возобновлением войны с республиканцами. С парфянами явился Квинт Лабиен в окружении многочисленных республиканцев.⁶⁶ Вначале им сопутствовал большой успех. Сирия и Азия оказались незащищенными, и парфяне [MH. I₁₉] быстро продвигались вперед. Второе известие пришло из Италии и Галлии. Сначала показалось,что Антоний хочет начать войну против Октавиана, хотя он считал неправыми и своих. Однако он не мог бросить на произвол судьбы свои войска, находящиеся в Брундизии. Обстоятельства складывались благоприятно. Домиций Агенобарб с республиканским флотом встал под начало Антония;⁶⁷ едва ли он мог действовать иначе. Также и Секст Помпей предложил Антонию свое сотрудничество, он хотел высадиться в Фуриях. Впрочем, помощь эта была неприятна Антонию как цезарианцу по отношению к покровителю убийц Цезаря. Дело дошло до стычек. Антоний не хотел захватывать Брундизий.⁶⁸ И здесь свою роль сыграл моральный дух солдат. И хотя мы не располагаем никакими специальными упоминаниями об этом,⁶⁹ все и так ясно. В конце концов, не мог же Антоний всерьез не одобрять поведения Октавиана. К этому добавилась война с парфянами. Если бы теперь в Италии дело дошло до войны, то Квинт Лабиен Парфянский имел бы преимущество.

Брундизийский мир носит совсем иной характер. Произошел сдвиг в пользу Октавиана. Между обоими мужами не существовало по-настоящему товарищеских отношений. Антоний всегда был исполнен ревности к Октавиану. Теперь необходимо было заложить нравственную основу взаимоотношений. В основном это было заслугой Мецената, имя которого появляется тут в первый раз.⁷⁰ Меценат был правой рукой Октавиана, одним из тех мужей, присутствие которых было характерной чертой монархии. Несмотря на то что его имя не встречается в фастах, он все-таки имел наибольшее влияние. На стороне Антония выступал Азиний Поллион, известный историк.⁷¹ [MH. I₂₀] Он тоже был достойным человеком и убежденным монархистом,⁷² преданным Антонию, но настроенным в истинно римском духе. Между Октавианом и Антонием был заключен мир.

Сначала было проведено разделение.⁷³ Запад должен был отойти Октавиану, Восток — Антонию. Граница проходила по Адриатическому морю. Африку получил в управление ничего не значивший Лепид. Усмирением рабов на Сицилии должен был заняться Октавиан, усмирением парфян — Антоний. Для защиты этого соглашения Октавия, благородная сестра Октавиана, теснейшим образом с ним связанная, была выдана замуж за Антония; в случае с Антонием было очень важно, какая женщина получит над ним влияние, и отчасти этот план удался. Свояки в первый раз познакомились и оценили друг друга. Мир был решительным шагом в сторону улучшения отношений, так он и воспринимался.

Осенью 40 г. в Риме состоялось великолепное празднование триумфа, занесенного в фасты.⁷⁴ Еще не случалось такого, чтобы праздник устраивался по поводу того, что один гражданин помирился с другим, но народ, судя по настроениям, это одобрял. «Magnus ab integro saeclorum nascitur ordo»,^* — в целом Вергилий⁷⁵ все правильно предвидел.⁷⁶

Весной 39 г. до н. э. в Мизене был заключен мир с Секстом Помпеем.⁷⁷ Скрибония, новая супруга Октавиана, родственница Секста Помпея,⁷⁸ содействовала этому. Однако это было лишь карикатурой на мир. Как можно было существовать в мире с разбойничьим войском? Сексту Помпею не позволялось покидать Сицилию, как бы страстно он того не желал, но ему было предоставлено 70.5 миллионов денариев в качестве компенсации за имущество, полученное в наследство от отца. При устранении Липида он хотел войти в триумвират третьим. Если судить по тому, что случилось на самом деле, по сути он стал четвертым триумвиром. Он назвал себя префектом приморских областей (praefectus огае maritimae),⁷⁹управлял Сардинией, Корсикой и Сицилией и должен был получить еще Грецию, правда, без официальной должности. [MH. I₂₁] Судя по титулу, коллегой он не был, но не был и подчиненным. Так не могло долго продолжаться. Общественное мнение, конечно, склонялось к миру, чтобы иметь свободный вывоз товаров с Сицилии. Так что Октавиан должен был временно с этим смириться. Но Антоний все-таки не освобождал Грецию. Секст поссорился с вольноотпущенником Менатом,⁸⁰ который считал себя принесенным в жертву ради мира, и передал Октавиану Сардинию и Корсику вместе с кораблями. Таким образом, оба триумвира нарушили договор. Правда, мир и был всего лишь пьесой, разыгранной для милейшей публики; Секст Помпей, может быть, в нее и верил. Он был грубым, необразованным человеком. Собственно в политике он не разбирался и сейчас снова схватился за оружие.

На Востоке все выглядело благополучно. Антоний тут же собирался выступить против парфян, но сначала насладился своим медовым месяцем,⁸¹а вперед себя послал Вентидия Басса. Тот очень быстро навел порядок, вышвырнул парфян с римской территории и закончил войну, возможно, против воли Антония.

Октавиан в 38 г. до н. э. потерпел поражение на Сицилии при высадке, которую попытался предпринять при недостаточном количестве средств. При Cumae (совр. Кумел) и Messana (совр. Мессина) его флот был вынужден отступить.⁸² Он признал необходимость военно-морских сил. На Востоке Вентидий Басс и в этом году сражался в одиночестве. Он еще раз нанес поражение парфянам, и после этого вновь был восстановлен мир.

Антоний, который проводил время в Афинах, отозвал Басса, но тот все-таки снискал себе славу. Лабиен, Imperator Particus,⁸³ пал.⁸⁴

В 37 г. царило всеобщее спокойствие. В Италии активно вооружался Агриппа, в основном на море, чтобы выступить против Сицилии. Триумвиры встретились в Таренте (совр. Таранто), они пытались укрепить соглашение.⁸⁵ [MH. I₂₂] Антоний передал Октавиану части своего флота для поддержки в борьбе против Секста Помпея. Октавиан отдал в распоряжение Антония кадровые войска для наступательной войны против парфян. Оба пребывали в добром согласии друг с другом.

В 36 г. до н. э. война была возобновлена, борьба была очень тяжелой, несмотря на то что Лепид тоже выставил свои войска. Агриппа командовал флотом. Везде, где Октавиан выступал сам, он терпел поражение. У Таормины он потерпел серьезное поражение (échec).⁸⁶ И все-таки победа осталась за нападавшими, благодаря их численному преимуществу, поскольку долгое время ее было невозможно добиться никакими иными способами. Решающее сражение было проведено Агриппой осенью при Навлохе; флот был истреблен, так что и сухопутное войско не смогло устоять, и тем самым Секст Помпей был устранен.⁸⁷ Это было огромным достижением для Октавиана: он выступил спасителем Италии от массового голода. К тому же произошел еще один счастливый случай, такой же, как смерть Калена (см. выше). Вдруг появился Лепид, и войска Секста капитулировали перед ним. Лепид тем не менее отказался передать их Октавиану. Мгновенно он оказался на Сицилии в численном преимуществе и собирался выступить против Октавиана, однако, не мог заставить свои войска что-либо делать: не мог заставить их идти в бой; они подчинялись приказам Октавиана, который хитро подкупил их смелостью и персональным подходом к каждому.⁸⁸ Не было необходимости наказывать Лепида. Октавиан просто позволил ему бежать и даже удостоил его звания верховного понтифика.⁸⁹ После этого весь Запад оказался в его руках. Возник окончательный дуовират, который, правда, ни разу не упоминается как таковой.

На Востоке продолжалась Парфянская война.⁹⁰ Антоний собирался пойти в наступление, чтобы загладить ошибку Красса, потерпевшего поражение. Кроме того, опять же действовал пример Цезаря. Но война проходила безуспешно. Этот год является поворотным для Антония. Он вернулся к Клеопатре.⁹¹ С точки зрения здравого смысла это абсолютно [MH. I₂₃] необъяснимо. Октавия была моложе и красивее Клеопатры,⁹² и, по всей видимости, его брак с ней был счастливым. Однако после первой встречи с Клеопатрой была восстановлена старая связь. Это опять же демонстрирует то, что Антоний был вылеплен из того же теста, что и Цезарь,⁹³ в общем же и целом он был жалким подобием.

Если судить по этой связи, то можно предположить, что Парфянская война была полностью забыта. Антоний должен был стремиться как можно скорее встретиться с противником. Однако вместо того чтобы отправиться к армии весной 36 г., он сделал это лишь летом. Он опирался в основном на Артавазда из Армении; она [Армения] была базой военной операции. События не совсем ясны; Антоний обвинил его [Артавазда] в предательстве, Октавиан это отрицал и считал обвинение Артавазда бесчестным. И действительно, армянин не был так уж виноват. Антоний прошел через Армению в Медию и осадил Vera (Phraata, Phraaspa) (Вера); во время осады полностью были разбиты 2 легиона под командованием Стациана.⁹⁴Осада провалилась, и Антоний должен был отступить. Это была в высшей степени искусная операция: 27-дневная осада превосходящего силой противника. И все-таки обратно он привел лишь три четверти войска, и, таким образом, поход закончился поражением. Кроме того, Антоний распространил ложные слухи о победе, и отсюда вытекало его обвинение против Артавазда. Только из-за чрезмерных физических нагрузок в Армении погибло еще 8000 человек. Если бы Артавазд был предателем, то легко мог бы уничтожить войско; но он без сопротивления позволил его вывести. В следующем году из этого были сделаны выводы.

Теперь следует вопрос: как относился к делу Октавиан? Общепринято считать, что он с самого начала хотел стать единовластным правителем. Теперь эта возможность ему предоставилась. Мы можем делать выводы только из фактов, [MH. I₂₄] и тогда мы должны считать, что он хотел править совместно с Антонием. Правда, Октавиан один наследовал Лепиду, и Антоний, естественно, воспринимал это как несправедливость.

С другой стороны, Лепид был слишком незначительной персоной, чтобы получить всю власть над Западом, которую получил Октавиан. Ведь Египет он передал Антонию как завоеванный им, хотя тот даже и не принадлежал Империи. Вообще нужно остерегаться воспринимать монархию как единственно возможную форму правления; у Октавиана самого было как-то намерение поделить Запад и Восток между своими внуками, и это естественная мысль. Империя была слишком велика для одного властителя.

Кроме того, Октавиан пустился в другие длительные предприятия. В 35 г. до н. э. он приступил к определению северной границы Италии, и это в высшей степени достойно похвалы, поскольку здесь не было его личной заинтересованности. Он обратил внимание на Далматию и обезопасил поставленный под угрозу путь по суше на Восток (см. ниже).

Октавия как только могла пыталась изменить симпатии Антония и вновь свести его с Октавианом. Она известила Антония, что прибудет к нему, и отослала к нему огромное войско, 2000 тяжелых всадников, конечно, с ведома брата.⁹⁵ Тот, вероятно, хотел восстановить старые отношения. Антоний написал Октавии, что она должна оставаться только в Италии. Этого, конечно, нельзя было предугадать. Сначала Антоний занимался возобновлением Парфянской войны. Вполне естественно. Но только в 34 г. до н. э. он вышел на поле брани. Это был неизгладимый позор для него. Он вступил в Армению другом, как в прошлый раз.⁹⁶ Артавазд, как только явился, был схвачен и обвинен, [MH. I₂₅] правда, безуспешно. Однако страна его была подчинена. Это было успехом всей войны.

Монеты⁹⁷ с надписью Armenia devicta (покоренная Армения) являют портреты Антония и Клеопатры. Надпись Cleopatrae reginae regum, filiorum regum (по римскому словоупотреблению нельзя было добавить matri), что можно перевести как: Великая царица Клеопатра и ее сыновья, которые тоже являются царями. Антоний, таким образом, является супругом Клеопатры. Триумф был отпразднован в Александрии⁹⁸; это было возмутительным событием. Все из римской роскоши было перевезено в Египет. Антоний перебрался на тамошний Капитолий. Потом Восток как Великое царство, включая Египет и другие страны, был передан в управление Клеопатре с Цезарионом в качестве соправителя — ужасное решение.⁹⁹ Цезарион был «настоящим» сыном Цезаря, т.е непосредственным соперником Октавиана. Дети Антония и Клеопатры тоже не были забыты: Птолемей Филадельфийский, Клеопатра Селена и Александр Гелиос. Это означало полное разделение Империи, что не могло понравиться Риму. Это было началом конца правления Антония. Сенат объявил Клеопатре войну,¹⁰⁰ что было в порядке вещей, пусть это и была всего лишь формальность.

Теперь Антоний официально разошелся с Октавией, вступил в брак с Клеопатрой, выдворив Октавию из дома в Риме.¹⁰¹ В результате между свояками произошел разрыв также и в государственно-правовом отношении. Триумвиры (tresviri) были назначены на 5 лет (до 38 г. до н. э.) Они не сложили полномочия и после истечения срока в Таренте договорились еще на 3 лет (до 33 г. до н. э.). Этот срок истек, и, таким образом, вопрос о будущем стал первостепенным. Однако большого государственно-правового значения он не имел. Так что и сейчас речь идет о прекращении деятельности триумвирата, однако об отставке должностных лиц ничего неизвестно. Антоний обозначил себя не как триумвир на второй срок (triumvir iterum), а просто как triumvir (в то время как он называл себя консул на второй срок (consul iterum)). Триумвират, без сомнения, был организован по принципу диктатуры Суллы, которая продолжается, пока устраивает диктатора и не передается никому. [MH. I₂₆] Десять лет были общим числом лет, которое можно было увеличить, но не как срок службы, по истечении которого служащий на законном основании (ipso jure) свободен для личной жизни. Могло быть только то соображение, стоит ли добровольно отказываться от диктатуры.

К сожалению, о дальнейших событиях Аппиан не сообщает.¹⁰² Возможно, Октавиан не желал прекращения взаимного соглашения, но Антоний решил его разрушить и сделаться единовластным правителем.¹⁰³ В основном это проявляется в отношении к внешним врагам. Октавиан был втянут в тяжелые войны в Далматин¹⁰⁴ и не готовился к гражданской войне. Он дошел до Савы. Антоний находился в состоянии войны с парфянами, но перед началом войны капитулировал. С Артаваздом из Мидии он заключил мир и союз и передал ему большую часть Армении. За это Артавазд должен был выставить римлянам всадников.¹⁰⁵

Объявление войны было целиком в характере Антония. Здесь он тоже действовал по примеру Цезаря. Оба консула 32 г. до н. э., Гней Домиций Агенобарб и Гай Сосий, были верными приверженцами Антония.¹⁰⁶ Сенату они объяснили, что Антоний откажется от власти, если это прежде сделает Октавиан. Они жаловались на нанесение ущерба интересам Антония отстранением Лепида. Утверждают, что консулы должны были убедить сенат подтвердить правомочность дарения Антония. Это не было невозможным, акты были официально закреплены в Египте; но если он хотел этого, то это было в высшей степени неумно. Против этого должен был восстать сам национальный дух Рима. Консулы на это тогда тоже не отважились. Хотели ли они этого вообще, установить невозможно.

[MH. I₂₇] Сенат находился под влиянием Октавиана. Сколько-то сенаторов все же отправились с обоими консулами в Эфес.¹⁰⁷ В этом — повторение бегства народных трибунов к Цезарю. Дело могло решиться только силой оружия. Но инициативу захватил Антоний, правда весьма грубым образом.

Обе стороны пошли в наступление.¹⁰⁸ Они шли навстречу друг другу в Грецию. Антоний был сильнее; он вооружился до зубов и намеревался довести численность своего войска до 30 легионов. Определенно, у него были более 100 000 человек в боевой готовности и надежда на подкрепление. Октавиан был значительно слабее на суше; на море он все-таки, по всей видимости, был сильнее. Он имел в распоряжении сицилийские и африканские подразделения, кроме того, свой собственный флот под командованием Агриппы. У Антония не было искусного адмирала. Это, впрочем, проявляется в дальнейшем в том, что он желал войны на суше.¹⁰⁹ Решения ждали долго. Весной 32 г. до н. э. была объявлена война. Антоний стоял в Малой Азии. Если бы он хотел, то мог бы легко добиться решительного преимущества и дойти до самой Италии. Там он встретил бы Октавиана абсолютно неподготовленным и мог бы нанести ему поражение. И все-таки он пошел в Грецию и обосновался в Patrae (Патрах). Однако вскоре дальнейшее продвижение стало невозможным, Агриппа занял Корфу, таким образом, Октавиан смог перебросить сухопутные войска в Грецию. Он расположился напротив Антония.

Однако решало дело не оружие, а Клеопатра. Вопреки всем правилам этикета она сопровождала Антония в лагерь, следовала за ним как злой дух, полностью управляла им и руководила войной. Планк и Тит,¹¹⁰ Агенобарб и

Сосий,¹¹¹ самые верные сторонники, в отчаянии оставили Антония, потому что не могли тягаться с Клеопатрой. Она, видимо, хотела, чтобы битва при Актии состоялась только для того, чтобы Антоний потерпел поражение и она могла бы вернуться назад в Египет. Так что и в принятии решения о сражении доминировало ее влияние. К сожалению, все сведения о Клеопатре очень односторонни. [MH. I₂₈] То, что битва произошла на море вопреки совету всех друзей, — результат ее влияния, однако непозволительно приписывать ей мелочное предательство. То, что она как египтянка предпочла флот, очень понятно. Нельзя сомневаться в том, что она действительно надеялась победить при помощи своего египетского флота. Но даже если это было глупостью, то течение сражения еще более непостижимо. Октавиан принял бой на месте, и он обернулся в пользу Агриппы. Но с этим еще ничего не было потеряно. Антонию не нужен был флот, он мог, имея все шансы на успех, полагаться на свои верные сухопутные войска. Клеопатра, само собой разумеется, бежала, и тут же вне всякой логики Антоний последовал за ней.¹¹²Он бросил остатки флота и все свое войско. Можно было бы поверить в колдовство. Так сражение было проиграно до того, как Октавиан одержал в нем победу. На этом история Антония, собственно, и заканчивается.

О продолжении войны речи не шло. Сухопутные войска прождали его 7 дней и затем капитулировали, не доводя дело до сражения. Октавиан направился в Египет. Антоний разбил головной отряд Октавиана у Александрии, но это была его последняя победа. Большинство отрядов Антония перешли к Октавиану. Клеопатра пыталась заключить мир для себя ценой отказа от Антония. Он покончил с собой, но и ее план провалился; Октавиана она не околдовала. Когда она догадалась о том, что ее отвезут в Рим, то вместе со своими служанками покончила с собой.¹¹³

Нельзя отказать Антонию в известной доле сочувствия. Как добродушный, верный, отважный человек он отличился при Цезаре в первую очередь в политическом и военном отношениях. Но ему было предопределено быть слугой, а не властителем. Во всем его существе было что-то грубое и вульгарное. Он был красивым мужчиной, правда, скорее Геркулесом, нежели Апполоном. Он был малообразован, хвастался этой псевдообразованностью, [MH. I₂₉] и воспользовавшись такой его слабостью, Клеопатра заманила его в свои сети. Речь его, должно быть, была пестрой, это целиком соответствует его натуре. С азиатским красноречием он смешивал Катона и Саллюстия. И с этим также хорошо вяжется отсутствие в нем всякой национальной гордости; никакой другой римлянин не мог бы праздновать свои триумфы на Капитолии в Александрии, никто другой не стал бы делить римские земли между чужаками.¹¹⁴

Было большой удачей, что гражданская война закончилась так, это одна из тех удач, которыми так богат был Рим. Только исключительно подлый Канидий Красе, который умел найти подход к Клеопатре, остался рядом с Антонием.¹¹⁵ Если бы Антоний одержал победу, то победа досталась бы Клеопатре, а Рим был бы уничтожен как государство.¹¹⁶

Реорганизация государства Августом — вопрос сложный; историку здесь приходится молчать, а говорить должно преподавателю государственного права. Было какое-то странное несоответствие в этой конституции: ни одно определение не соответствует сущности, ни одно дело не соответствует своему названию. От хронологической последовательности необходимо было отойти, поскольку брались то за одну, то за другую задачу конституции.

Август родился 23 сентября 63 г. до н. э. в консульство Цицерона. Он умер 19 августа 14 г. н. э. в возрасте 76 лет. В течение 36 лет в его руках находились бразды правления. Несколько месяцев назад стало известно, каким временем он сам датирует начало своего правления. Это принятие консулата 19 августа 43 г. до н. э.¹¹⁷

Его длительное пребывание в должности было большой удачей. Если мы ближе рассмотрим его деятельность, то сравнение с Цезарем будет более реальным. Август абсолютно не был таким же, как Цезарь, ни по гениальности, ни по характеру, ни по рождению. Август происходил из среднего сословия, из муниципальной знати города Велитры и находился в дальнем родстве со знатными Октавиями. Его отец Октавий дослужился до претора, [MH. I₃₀] однако, не получил никакой курульной должности. Август был внуком Юлии, сестры диктатора, которая состояла в браке с Марком Атием Бальбом, и сыном его дочери Атии, мужем которой был названный Октавий.¹¹⁸ Август, следовательно, был для Цезаря самым близким родственником мужского пола. Поэтому он был им усыновлен по римскому обычаю, по которому бездетный знатный мужчина усыновляет ближайшего родственника мужского пола. Рассматривал ли его Цезарь как продолжателя своего дела — об этом нет никаких сведений.

Август,¹¹⁹ как и его двоюродный дед, был красивым мужчиной:¹²⁰ небольшого роста, бледнолицым и белокурым, пропорционально сложенным, с сияющими глазами, он любил наблюдать, какое влияние они оказывали на людей. В остальном — абсолютно не импозантный. Его здоровье было слабым, он страдал от нервной болезни и простуд, не мог выносить ни жару, ни холод. Он носил четыре рубашки и плотную накидку и никогда не выходил без шляпы. В нем было что-то очень мещанское. Женская красота — в отличие от Цезаря — в основном оставляла его холодным,¹²¹ собственное желание нравиться было ему абсолютно чуждо. Скромный в своих привычках он как в еде, так и в питье соблюдал меру, проводил время за рыболовством и игрой в кости, любил детей, был хорошим отцом семейства и носил одежду, сотканную членами его семьи. Своим внукам он преподавал сам и держал их всегда вблизи себя. Так что он был добродушным, абсолютно не склонным к необузданным поступкам человеком.

Если мы хотим говорить о его нравственности, то это сложно. Можно подчеркнуть то, что он не был лишен известной доли суеверности. Верующим, в старом смысле слова, он не был, таким в то время не был никто. То, что он сделал для реставрации церкви (sio), было политикой. Однако вера в предзнаменование (omina), в счастливые и несчастливые дни была в нем сильно развита, он придавал значение снам. Если подумать о принципах тогдашней морали, его нельзя упрекнуть ни в чем значительном. Его брак с Ливией был браком по любви, и даже если он и увел жену у другого, то [MH. I₃₁] сам факт женитьбы в то время был очень уважаем. Его семейная политика стала для него роковой; развитие монархии по династическому типу — дело его рук.

В области литературы он имел влияние. Искусно образованный, но дилетант, он знал границы своих возможностей и никогда не пытался сделать того, чего не мог сделать. Он был полностью сведущ в греческом и латинском языках, но избегал говорить по-гречески, в особенности писать. Он знал, что чужой язык все-таки всегда остается чужим, и мудро ограничивал себя в его использовании. Именно поэтому он выступал против любви к архаизмам Тиберия и неологизмов Мецената в латинском языке. Его здравый смысл ориентировался на золотую середину; его примером был Цезарь, прелести и грации языка которого он, правда, никогда не достиг. Его комментарии к Далматской войне не получили широкого распространения несмотря на личность автора. Он, правда, пытался писать и стихи, тогда это было модой, однако, исключительно любительские. Он покровительствовал даже талантам, к которым не был расположен. Его «Отчетный доклад»,¹²²которым мы располагаем, демонстрирует, что в своем стиле он прежде всего обращал внимание на педантичную ясность и четкость. Значение государства он осознал полностью и старался содействовать рождению новой эпохи искусства и литературы, поскольку эпоха политики все-таки осталась позади.

Таланта полководца Цезаря у Августа не было. Мужественный человек и способный организатор, он все-таки был неудачлив, поэтому рано с этим примирился и передал действительное командование верным полководцам. Намного большего он добился как государственный деятель. Но и здесь он не был гениальным, всего лишь обладал [MH. I₃₂] умением найти компромисс между двумя вещами: между монархией Цезаря и старой Республикой. Из этого возникла третья невозможность, Республика с монархической верхушкой, которая все-таки продержалась 300 лет. Он всегда рассматривал себя как сына своего отца, как преемника диктатора. Так что он прилагал усилия к тому, чтобы превратить невыполнимый грандиозный план Цезаря в план, посильный для человека. Государство Цезаря было возможно только во главе с гением, было рассчитано только на индивидуальные возможности правителя, созданное Августом — было рассчитано на длительный срок, и оно длилось долго.¹²³

Власть в том виде, в каком он получил ее вместе с Антонием и Лепи дом, носила учредительный характер. Существование всех старых институций было поставлено под вопрос, властители все могли обустроить по-новому без дальнейшей ратификации, целиком по собственному разумению. Период существования триумвирата не имел фактического значения; он закончился лишь тогда, когда сам триумвират упразднился, как того желал Август после сицилийского мира. Но сам он остался, и как последний оставшийся триумвир (triumvir reipublicae constituendae) после гибели Антония получил учредительную власть обоих коллег. 13 января 27 г. до н. э. он формально передал эту власть обратно сенату.¹²⁴ Это было старым полномочием триумвира, которое он вернул сенату. Внешне это проявилось в том, что народное собрание уже в 28 г. до н. э. снова избирало государственных служащих. Три дня спустя, 16 января, сенат дал Октавиану титул «Август».¹²⁵

б) Принцепс

Новая организация¹²⁶ — это res publica restituta (восстановленная Республика), как ее называет Август: Республика с монархической верхушкой.¹²⁷Изначально Республика основывается на суверенитете народа, на народных представителях. Устройство принципата имеет собственно трех отцов: Цезаря, Августа, Тиберия; Август осуществлял устройство по плану Цезаря, Тиберий — по плану Августа. Однако нельзя отрицать, что в характере [MH. I₃₃] Августа была нерешительность, страх сделать окончательные выводы, которых Тиберий не знал.

Под гражданами римской общины (populus Romanus) все еще понимали тех мужей, которые собирались на Марсовом поле на своих участках для голосования. Это было хорошим учреждением для одной области; для такого мирового государства, как Рим, это было невозможно. Поэтому и народное собрание стало лишь машиной, работавшей вхолостую; когда дело попадало в руки народного собрания, то оно уже было потенциально выполненным (так употреблял понятие плебисцит и мой коллега в области изучения римской истории Ницш¹²⁸).

Старый народный суверенитет в первую очередь выражался в юрисдикции. Это устарело в первую очередь. В гражданский процесс народ никогда не вмешивался, но уголовный процесс формально находился в руках народного собрания.¹²⁹ Это устарело давным-давно и было заменено на судейские коллегии (die Quaestionen). Однако этот субститут не имел права распоряжаться жизнями. Он мог распоряжаться только денежными штрафами и ссылками. Монархия снова ввела высшую штрафную меру при помощи двойной юрисдикции, с одной стороны консулов с сенатом, с другой — принцепса.¹³⁰ Populus Romanus формально все еще считался основой; но юридическое выражение это нашло в сенате и в принцепсе, в олигархическом и монархическом органе управления вместо республиканской инстанции. Эти новые органы имели те же свободы, что и решения народного собрания; однако им не нужно было согласовываться с законами, они могли освобождать от наказаний и признавать непредусмотренные наказания.

Народный суверенитет, во-вторых, выражался в законодательстве. Здесь сначала de jure ничто изменено не было; de facto, однако, этот фактор был все-таки очень ограничен. [MH. I₃₄] Законы в то время не имели той важности, какую они имеют сегодня. С бюджетом, который сегодня как ежегодный закон является центральным пунктом интересов, знакомы не были; государство не получало никаких доходов от налогов с граждан, оно имело только постоянные доходы из провинций, которые использовались как домены оно, таким образом, жило с рент и поэтому не зависело от мнения законодательных органов. Об этом могли вестись переговоры в сенате, но необходимыми для принцепса они не были и велись лишь в отдельных случаях.

Основной задачей законодательства в императорскую эпоху было частное право. Решения об опеке, браке и освобождении рабов по-прежнему все еще принимал народ. Сложно возражать, когда находишься на рыночной площади; собрание, которое могло сказать только да или нет, без поправок, без обсуждения, не могло сделать ничего больше, как принять подготовленные законы. Собственной оппозицией была, так сказать, канцелярская оппозиция, она находилась в сенате. Так что эти права из-за их безвредности за народным собранием все-таки были сохранены. Leges agrariae (земельные законы) больше не обсуждались, избегали таких проектов, из-за которых могла разгореться борьба партий. Но все-таки признание такого принципа законодательства было чрезвычайным недостатком конституции Августа. Только Тиберий устранил его. С 19 г. н. э. мы больше не находим никаких законов народного собрания,¹³¹ а их место занимает senatus consultum (сенатское постановление). Так что римский народ как законодательный орган был устранен.

Суверенитет народа был связан с выборами. Они были исключительно оживленными, лишить народ этого было сложнее всего. Это составляло часть жизни римского гражданина. Выборы должностных лиц были выборами и в сенат, уже квестор имел там [MH. I₃₅] пожизненное место. Очевидно, что Август хотел упразднить выборы, но окончательно сделать этого не мог. Он ввел должности поручителей (рекомендующих — die Commendationen), чтобы добиться влияния принцепса на выборы. Было определено, что принцепс должен обладать свободой выдвижения кандидатур, подлежащих рассмотрению в особом порядке (quorum extra ordinem ratio habebitur).¹³² Это означает, что руководивший выборами чиновник принимал во внимание только те голоса, которые отдавались за рекомендуемых кандидатов. Исключением было избрание консулов, возврат к действиям в соответствии с буквой закона определился именно избранием консулов. Поручительство (die Commendatio) применялось крайне редко, правда, de jure оно было неограниченным.

Первым правительственным актом Тиберия было то, что он приказал избирать государственных служащих в сенатской курии и затем обнародовать избрание на Марсовом поле.¹³³ Это было необходимым следствием данного развития. Благодаря этому было лучше закреплено и право поручительства (das Commendationrecht). Таким образом, государственные служащие частично назначались императором, частично избирались сенатом.

Теперь о принципате! Как он возникает? На каких правах он базируется? На это сложно дать ответ.¹³⁴ Он основывается отчасти на народных выборах и должен восприниматься исключительно как магистрат, поскольку de jure никогда не имела места идея правопреемства.¹³⁵ Никогда не возникало мысли ратифицировать то, что практика установила уже давным-давно. Юридической непрерывности для принципата не существовало. Если император умирал и не имел соправителя, то должность оставалась вакантной, после Аврелиана — 5 месяцев,¹³⁶ после Клавдия — 4 дня.¹³⁷

Принципат состоит из различных институций, которые держатся на развых правооснованиях. Следует различать военную (проконсульскую) и гражданскую (трибунскую) власть. Военная imperium (власть) была магистратурой,¹³⁸ imperator никогда не избирался народом, а провозглашался солдатами. [MH. I₃₆] Imperium приобреталась независимым принятием на себя функций правителя по воле народа, для формулирования которой отсутствовал всякий орган. Как Август получил imperium? Ведь он уже стоял во главе войска, когда стал проконсулом. Он сделал это, потому что считал себя призванным продолжать дело Цезаря, и его право основывалось на том, что солдаты признали его как imperator'а. В правовом отношении, таким образом, также допускалось несогласие¹³⁹ с провозглашением imperator’a; правда, фактически оно никогда не высказывалось. Назначение через сенат, которое мы находим у древних, не является провозглашением (этого сенат вообще не мог), оно является требованием назвать себя imperator’oм. И что характерно, достаточно было выражения всеобщего одобрения войском: 14 гвардейцев¹⁴⁰ провозгласили Отона.¹⁴¹

Мистической чертой в Августе является то, что он позволил чествовать себя как бога.¹⁴² Ему нужен был ореол славы. [MH. I₃₇] Поэтому в Divi Filius (сын бога) сокрыт глубокий смысл. В этом словосочетании кроется загадка положения Августа. Однако стоит подчеркнуть, что его положение является исполнением магистратуры. Все, что выполняет принцепс, находится в рамках республиканских служебных обязанностей. Он не стоит над законами, законы стоят над ним. Если противопоставить империи Августа империю Диоклетиана, то первый есть imperium legitimum (legibus circumscriptum) (согласная с законами Империи (ограниченная законами)), последний же является princeps legibus solutus (принцепс, не подвластный законам).¹⁴³ Это не более неправильно, чем переносить взгляды Corpus Juris на монархию Августа и его преемников. Corpus в основном возник в третьем столетии, во времена Каракаллы. Но у нас имеется lex regia (de imperio Vespasiani) (закон о власти Веспасиана), где определяется императорская власть.¹⁴⁴ Император должен был быть освобожден от тех законов, от которых были свободны императоры начиная с Августа (например, от предписания, что проконсул не может находиться в Риме). Свободен же был император лишь от отдельных законов. Тем законам, от которых он не был свободен, он должен был подчиняться. Если он этого не желал, то должен был истребовать особого разрешения (die Dispensation). Завещание Августа грешит против закона о браке.

Правда, новая магистратура имеет такую широкую компетенцию, что она приближается к самодержавию. Узы временного ограничения (die Annuitat), коллегиальности и специальности, самые крепкие узы республиканской конституции, при Августе были разорваны.

О временном ограничении власти. Постоянные изменения в магистратуре делали невозможным длительное влияние правителя. Теперь с этим было покончено. Август первоначально обладал imperium extraordinarium не пожизненно, но приказал продлить ее срок с 5 лет до 10 и продлил ее для себя. Только Тиберий упразднил временное ограничение. Это был серьезный шаг, поскольку из-за ограниченного периода времени власть называлась чрезвычайной. Условие Тиберия, что он может отказаться от власти, было все-таки просто отговоркой. [MH. I₃₈] Imperator при Августе стал частью собственного имени, вместо Gaius Julius Caesar он называл себя Imperator Caesar,¹⁴⁵ тем самым титул стал пожизненным.

О коллегиальности. Она была одним из главных опорных пунктов республиканской конституции. Всегда существовало две власти, которые могли объединиться, но по-отдельности представляли угрозу друг для друга. Это заключается и в положении princeps’a (civium Romanorum). Он был первый между равных (primus inter pares). Это означает признание равенства с другими, но одновременно и упразднение коллегиальности. Странной непоследовательностью является обозначение обоих кронпринцев как первых в списке всадников (principes (iuventutis)).¹⁴⁶ Принцип коллегиальности существовал, но не был последовательно проведен в жизнь. Август часто наравне с собой ставил коллегу, ранее им был Антоний, затем исключительно послушный Агриппа. Точно так же он, возможно, хотел поступить с обоими своими приемными сыновьями и поступил так с Тиберием. Тиберию это в голову не приходило; формально он постоянно держал власть в своих руках.

О специализации. Все компетенции в Республике были строго разграничены. Каждый, даже подчиненный, служащий в сфере своих полномочий автономен; он может и должен отказать в своем содействии распоряжениям вышестоящих служащих, если таковые являются противозаконными. Правда, принципат тоже состоит из определенной совокупности отдельных компетенций, каковая, однако, является почти что самодержавием.¹⁴⁷ Император олицетворяет государственную власть. Однако он не имеет права переносить священную городскую стену (pomerium). То же самое относится к расширению границы Италии. Только император Клавдий получает это право.¹⁴⁸ Такие цензорские права находятся вне границ императорской власти, а переданы ему, так например в случае Домициана.¹⁴⁹ Но за исключением этих случаев, он имеет многие полномочия. Они состоят из двух факторов: из проконсульской imperium и трибунской власти. [MH. I₃₉] Обе друг от друга не зависят. Сенат не провозглашал императора, иначе он был бы более высоким органом власти, а этого быть не могло. Приобретением imperium трибунская власть не достигалась; этот вопрос решал народ. Закон базируется на согласии. Он является личным законом для уже существующего императора; он передает ему трибунскую власть и некоторые другие полномочия. Изначально это решение принималось в народном собрании, и это право остается за ним дольше всего; даже когда избрание должностных лиц при Тиберии было перенесено в сенат, то этот легислативный акт остался за народным собранием. Эта двойная должность является основой августовской системы, но воспринята она уже Цезарем. Это демократическая миссия, которую хотел выполнить новый народный глава. Это соединение тоже является специфически цезарским.

Теперь об imperium, технически — проконсульской власти.¹⁵⁰ Высшее военное командование все больше и больше переходило от консулов к проконсулам. Это коснулось провинций, потому что в Италии не было войск. Август оставил это так: он не уменьшил военную власть проконсулов, но у них больше не было отрядов. Все они присягали имени imperator. Сенат хоть и располагал в Africa легионами, но все же они могли быть откомандированы императором. Он располагал imperium и в проконсульских (сенаторских) провинциях. Проконсулы могли командовать только предоставленными им на время войсками, и такое происходило часто.

Должность проконсула ограничивалась областью его земель. От этого император был освобожден.¹⁵¹ Даже если отряды стояли в Италии, командовал ими он. Регулярная армия стала правовой институцией. Император назначал также и офицеров. Это является самой весомой частью его полномочий. Государством правила армия. Однако, чем больше он это осознавал, тем больше стремился утвердиться в своей гражданской должности.

В правовом обосновании гражданской власти императора проявляется определенное колебание между консулатом и трибунатом. Первый не был постоянным. До 23 г. до н. э. Август все снова и снова позволял избирать себя консулом. Потом он сложил полномочия и находился в этой должности лишь временно.¹⁵² [MH. I₄₀] Уже из-за своей коллегиальности она не соответствовала новой организации монархического принципа. Нельзя сказать, что Август заменил консулат на трибунат. Конечно, с упразднением консулата он ввел некоторые изменения в полномочия трибуна, так, скажем, счет лет. Это было важно, поскольку, если монарх не ведет счет своих лет, то он не монарх; раньше это осуществлялось через консулат. Однако относительное уважение, с которым относились друг к другу трибунат и консулат, можно легко определить по тому, как (когда Август еще ввел титул консула перед tribunicia potestas в своем поименовании) титул консула изменился уже при Тиберии, и высшая власть в Республике, каковой была tribunicia potestas, должна была с этим смириться. И это изменение очень хорошо выражает ценностные соотношения обоих полномочий для принципата.¹⁵³

Трибунская власть теперь есть власть не деятельная, но препятствующая. Трибун является, говоря современным языком, официальным шефом оппозиции, которой предоставили это легальное выражение, чтобы таким образом предотвратить революционные процессы. В этом смысле эта должность стала бесполезной, поскольку о преобладающей власти должностных лиц уже не было речи. Большое значение должности для принцепса заключалось не собственно в этой должности, а в тех полномочиях, которыми она была облечена. Трибун мог призвать общину и сенат заниматься законотворчеством, спровоцировать сенатское постановление (senatus consultum), и принцепс не мог и не хотел лишиться этих прав; также полномочие, дающее право в случае необходимости вмешиваться, было очень важной компетенцией. Право вмешательства (ius intercessionis) — преобладающее положение императора над другими государственными служащими — получило в этом свое выражение.

Правда, мы исключительно редко узнаем о том, насколько законна (quo iure) была деятельность императора. Она должна была бы быть не политической. Как раз для посторонних принципат должен был быть крепко сплоченной массой, а не конгломератом [MH. I₄₁], состоящим из отдельных полномочий. Толпа не должна была строить догадок о том, каким законом руководствуется принцепс в своих отдельных действиях. Так, с трибунатом стали связываться также те полномочия, которые никогда не входили в его компетенцию. Трибунат есть чисто городской орган власти, но в lex regia было четко объяснено, что война и мир должны находиться в ведении императора;¹⁵⁴ и этому четко следовали на практике. Внешняя политика трибунов не касается. Самое большее, иногда сенату докладывали о делах внешней политики; в остальном она в соответствии со специальным законом целиком находится в руках императора.

Что касается его функции в сфере юрисдикции,¹⁵⁵ вполне возможно, что опорой ей служил трибунат; в любом случае за его рамки это не выходило; но в действительности судебная реформа должна восприниматься как существенно новый шаг. Старая система знает только отмену вынесенного приговора (Kassation) при помощи народного трибуна. Апелляция,¹⁵⁶ благодаря которой вышестоящая инстанция может заменить прежний приговор на другой, имеющий законную силу, прежней системе абсолютно не знакома. Апелляция в вышестоящую инстанцию, к консулам, сенату и, наконец, к императору является учреждением Августа, и ее можно обнаружить во всех видах судебных процессов, за исключением суда присяжных. Это было особенно важно для уголовных процессов, которые с возвращением смертной казни значительно ужесточились. Право казнить и миловать было в руках консулов, сената и императора. В титулярных полномочиях принцепса этому теперь нет никакого подтверждения. И то же самое относится ко многим практически осуществившимся полномочиям, на которых тут не стоит детально останавливаться.

[MH. I₄₂] Передачу власти императору в lex regia теперь завершают тем, что он может делать то, что ему кажется необходимым для блага государства. Эта дискретная власть по рассмотрении является потенциально неограниченной,¹⁵⁷ какой была власть и Суллы, и триумвиров, и мы можем привести тому отдельные примеры. Так, например, когда в 27 г. до н. э. при избрании должностных лиц слишком проявилось взяточничество, Август просто объявил выборы недействительными и собственной неограниченной властью назначил новых должностных лиц.¹⁵⁸ Однако это было все же лишь крайней мерой, которой пользовались неохотно и редко. Этого старались избегать и прибегали к ней лишь тогда, когда голос большинства в народе был за исключительные меры.

Правда, следует добавить, что легальные полномочия, объединенные в титуле принцепса, граничат с тоталитарностью. Главным образом к этой категории относится распространяющаяся на всю империю проконсульская власть, которая была бы абсолютно неслыханной в республиканскую эпоху в период мира и не была достигнута даже Помпеем, который располагал обширными полномочиями в борьбе с морскими разбойниками.¹⁵⁹

Для императорской власти характерно то, что у нее нет названия.¹⁶⁰Прежде всего еще титул проконсула мог стать таким, который соответствовал бы этой власти. Однако именно этого титула избегают императоры; только Траян воспользовался им, но тоже лишь тогда, когда находился в лагере, а не в городе.¹⁶¹ Соответственно им пользовался Луций Вер, находившийся при войске, но не император Марк, который оставался в городе. Когда в третьем столетии императорская власть все больше и больше начинает [MH. I₄₃] опираться на армию, самым верным знаком этого является более частое употребление титула проконсула. Титул народный трибун (tribunus plebis) император тоже не мог носить, поскольку таковым не являлся. Он облечен более высокой властью, а именно tribunicia potestas.¹⁶²Исполнение его обязанностей (Interassion) коллегой в народном собрании было невозможным, ибо он представлял всю власть.

Формально императорская власть была объединена в принципат, однако реально это было не так. Август называл себя просто princeps, но это не было титулом.¹⁶³ Очень показательно то, что это понятие не встречается в официальных фастах (за исключением Тиберия) и со временем оказывается абсолютно забытым. Тому тоже были свои причины. Поскольку если это понятие что и обозначало, то только глава римской общины (princeps civium Romanorum), и должно было как исключительно гражданская должность (в то время, когда основное влияние оказывала армия) все больше и больше выходить из употребления. И таким образом, в этом названии абсолютно невозможно усмотреть тот внушительный объем власти, которым в действительности обладал princeps. Это понятие содержит в себе слишком мало. Для власти Августа не существовало титулярного обозначения.

Место титула занимает видоизмененное имя собственное,¹⁶⁴ место единицы власти — власть одной личности. Родовое имя отпадает. Август звался собственно Гай Юлий Цезарь, однако встречается только под именем Г. Цезарь. То же самое относится к Марку Випсанию Агриппе, который, став соправителем, никогда не называется полным именем, а все еще зовется Марком Агриппой. Он был именно коллега (collega), пусть даже и младший (minor). У властителя отсутствовала отличительная черта гражданина — родовое имя. Новым является прозвище Augustus, которое Октавиан [MH. I₄₄] получил 3 дня спустя после возврата ему полномочий триумвирата.¹⁶⁵ Это — сакральное обозначение, оно содержит признание божественности названной так личности. Так это воспринимал Август. Вообще его положение в отношении сакральной системы было особенным. Само по себе положение принцепса не было культовым, но твердым представлениям римского образа мыслей было то, что государственный пост и жреческий сан (honores и sacerdotia) должны идти рука об руку, что, следовательно, высшие гражданская и сакральная власти должны объединяться и находиться в одних руках. И здесь Август следовал примеру Цезаря, который уже понтификат использовал как первую ступень власти. Этой должности Август все-таки не мог лишить Лепида, поскольку высший жреческий сан слагался только в случае смерти. Только после смерти Лепида (12 г. до н.э.) Август велел сделать себя верховным понтификом (summus pontifex),¹⁶⁶ хотя еще раньше стал членом почти всех жреческих корпораций. Таким образом, все, что касалось культовых почестей, объединилось в нем, и ошибочно было бы полагать, что титул Divi filius был навязан ему против его воли или что почитание его как божества во всей Империи происходило без его воли и ведома. Очень даже возможно, что он действительно совершенно серьезно полагал, что является богом, — мысль, кажущаяся нам безумной. Видимо, этим дополнительно объясняется его фаталистическая вера в свою звезду.¹⁶⁷

Имя Augustus является именем собственным, но начиная с Тиберия встречается только у правящих [MH. I₄₅] властителей.¹⁶⁸ Это — второе возвеличенное приложение к imperator и означает оно, что это священное положение связано и останется связанным с положением императора. Это имя никогда не носил императорский соправитель. В дальнейшем его носили императорские жены, все без исключения;¹⁶⁹ имя Augustus просто выражает «милостью божией».

То, что для счета времени правления служила tribunicia potestas, уже было упомянуто. Избрали своеобразный путь, чтобы посредством этой должности карать за преступления против величества.¹⁷⁰ Вероятно, правитель испытывал необходимость в специфическом разграничении преступлений против его персоны и преступлений против других граждан. Однако такое положение не может возникнуть в два счета. Тут оказало помощь культовое положение народного трибуна. В течение уже 500 лет считалось самым тяжким преступлением оскорбление трибуна, и очень возможно, что именно эта должность, которая как раз являет аналогию привилегированному положению государственной персоны, навела Августа на мысль принять трибунициат.¹⁷¹

Что касается внешних знаков отличий¹⁷² звания, то в этом случае хорошую службу могла сослужить воинская должность. Август имел право носить одеяние должностного лица, но в нем не было ничего отличительного. Так что он как единственный полководец потребовал плащ полководца, paludamentum. Другие командующие хотя и были наделены воинскими полномочиями, но не были полководцами. Правда, военный плащ (paludamentum) одевался только в случае посещения провинций, а не при нахождении в черте города. По-другому обстояли дела с лавровым венком. Ношение его было правом триумфаторов, но на празднествах его носили также и другие мужи, уже праздновавшие триумф. Цезарь наделил себя правом [MH. I₄₆] постоянного его ношения, и в этом Август последовал его примеру. Он стал отличительным знаком в одеянии императора, и позднее частным лицам было запрещено его ношение.

Август как полководец носил также меч, он стал знаком отличия принцепса, правда, не в Риме. Изображение императора на монетах также идет от должности полководца. Это было многозначительным новшеством. Уже в поздний период Республики такие военачальники, как Брут и Кассий, истребовали для себя право чеканить монеты и снабжать их своими изображениями. На монетах проконсула Африки (poconsul Africae) чеканены изображения голов принцепса и проконсула, который одновременно же был императором.¹⁷³ Они относятся к тому времени, когда император обращал внимание на равенство положения своего и сената. К праву чеканки монет как таковому это никак не общины (Kommunen), все коммуны, сенат и т. д. сначала спокойно могли продолжать чеканить монеты.¹⁷⁴

в) Институции

К сожалению, мы зачастую находимся во власти представления, что взаимодействие наших конституционных властей соответствует взаимоотношениям принцепса и сената.¹⁷⁵ Сенат является (иначе, чем наши ландтаги) не представительным органом, а органом управления. Его положение вследствие этого слабеет, так что управление разделяется.

Как составлялся сенат? В общем и целом так же, как во времена Республики. Август снова по большей части восстановил власть сената, вернувшись к прежнему правлению. Как хотел использовать сенат Цезарь, мы сказать не можем; возможно, он предполагал его совсем задавить, когда притязал на право самолично назначать сенаторов. Тем самым он стремительно уменьшил власть сената [MH. I₄₇]. Август очистил сенат от грязных элементов.¹⁷⁶Сначала нужно было избавиться от неподобающих, экономически несостоятельных лиц. Он сделал это абсолютно решительно, будучи обличен переданной ему цензорской властью. Это происходило не без личного риска.

Август не притязал на право назначать сенаторов. Сенат не назначает императора, император не назначает сенатора. Право вступления в сенат предоставлялось через квестуру, т. е. было в ведении народного собрания. Вступление было пожизненным и стало таковым по всем правилам после упразднения цензуры.¹⁷⁷ Так что и в этом отношении можно говорить о народном избрании, однако кандидатами на должность квестора всегда были знатные юноши. De jure должность сенатора была выборной, a de facto — передавалась по наследству. Было абсолютно неестественно, если мужчина, происходивший из сенаторского сословия, не вступал в сенат. Эту тенденцию наследственности усилил Август, перенеся сенаторское звание «светлейший муж» (clarissimus vir) на свою жену (clarissima femina) и на своего ребенка (clarissimus puer).

Народное собрание не имело абсолютно никакого значения и вскоре его функции были перенесены Тиберием в сенат (см. выше). Так сенат выбирал сам себя. И в этом случае Тиберий был последователен в своих поступках. Сместить сенатора император не мог, не считая названных исключений. Обычно он не притязал на цензорские права. Влияние на назначения он имел благодаря рекомендации (commendatio), правда, на практике это влияние было смягчено. Например, было абсолютно неестественно, если должность квестора занимал старый человек. [MH. I₄₈] Император не мог ввести в сенат старого человека, не лишив его прежних степеней; это право освобождения от степени опять же было у сената. Поэтому Меценат не был в сенате (Тас. ann., III, 30]).

Сенат составляла благополучная аристократия, которая в то время была еще в полном блеске и наслаждалась своими колоссальными возможностями. Только при Клавдии и Нероне эти старые республиканские семьи прекращают свое существование. При Августе сенат насчитывал 600 человек в противоположность 1000 человек при Цезаре.¹⁷⁸

Компетенцией сената является участие в управлении. Очень неумело организованное делопроизводство¹⁷⁹ и большое число сенаторов делали невозможными слушания дел. Император советовался с некоторыми доверенными лицами из сената. Дебаты в полном составе (in pleno) были невозможны, была только перекличка по списку. В основном сенату предлагались уже готовые дела.

Республиканское центральное управление было организовано так, что на родине, в Италии, оно никак не ощущалось.¹⁸⁰ Каждая община обладала собственной юрисдикцией, собственной полицией и собственным военным управлением. Собственно, все маленькие города были теми же государствами, лишенными лишь некоторых прав. В императорскую эпоху принцепс заботился о дорогах. Однако оставалось в силе правило, что, если была необходимость во вмешательстве свыше, высшей инстанцией является сенат, например, в случае раздоров между городами, при распределении привилегий и т. д. Если где-нибудь должна была организоваться корпорация, то она получала разрешение от сената.

Основным делом было управление провинциями. Оттуда поступали налоги. Италия платила крайне мало, а также поставляла мало рекрутов. Войска стояли в провинции. В 27 г. до н. э. [MH. I₄₉] провинции были поделены между императором и сенатом.¹⁸¹ Одними пожизненно управлял император, другими — сенат. Наместники сенаторских провинций не назначались ни императором, ни сенатом. Скорее, эта должность каждый год разыгрывалась между претендентами, бывшими преторами и консулами, путем жеребьевки.

Было сказано, что император взял на себя военную imperium. Это только наполовину правда. Это утверждение изначально является неправильным, поскольку тогда Август хотел поделить и военную власть. Солдаты должны были быть императорскими, командование — нет. Изначально сенаторские провинции тоже были военными. Армии стояли у Рейна, Дуная и Евфрата, в Африке, Египте и Сирии. Придунайскими областями, а также и Африкой (Карфагеном) пока управлял сенат. Там стояли императорские легионы под командованием проконсулов. В Испании армия на севере (Tarraconensis) была под командованием императора, Baetica (Бетика) и позднее Лузитания управляются сенатом (последнее спорно). Перевес на стороне военной власти императора, но и сенат ни в коем случае не остался ни с чем. Правда, положение дел изменилось. Illyricum отошел к императору, то же касается Испании. При Тиберии у сената солдаты были только в Африке.

Диархия проявляется также и в других областях. Мы имеем две главные имперские казны: aerarium populi Romani (государственная казна римских граждан) и fiscus (денежный ящик) цезарей.¹⁸² Aerarium — древней, сюда стекались старые налоги, доходы сенаторских провинций. Теперь наряду с ней существует fiscus, являющийся личной собственностью императора; однако между частной собственностью и собственностью короны практически не делалось различия. [MH. I₅₀] Следует принимать во внимание то положение, что, несмотря на то что принцепс забирал себе часть дохода, его часть в расходах (войско и т. д.) была больше, и высказывание о том, что Август израсходовал многие миллионы своего состояния, является абсолютно верным.

Сократились доходы и расходы эрария (aerarium populi Romani), поскольку дороги, войско и зерно (annona) оплачивались императором. В конце правления Августа государственная казна оплачивала только увеселения и жалования чиновников (salarium). Это была очень малая сумма, и после ее выплаты оставался значительный остаток, который затем решением сената передавался императору. Император не мог сам пользоваться кассой. Вопиющие беспорядки в управлении государственной казной были устранены. Из рук квесторов контроль над ней был передан сенаторской комиссии. Поскольку это повлекло за собой еще более злостные злоупотребления, контроль был передан преторам — более зрелым мужам.

Помимо этого была основана касса ветеранов. После своего долгого срока службы, от 20 до 25 лет, ветеран мог востребовать praemia veteranorum. Это было недешево. Для этого и была создана aerarium militare (государственная казна военных). Уже само ее название говорило о том, что она была частью государственной казны. Однако Август не передал ее сенату (главным казначеям (praetores aerarii)¹⁸³), а взял управление ею в свои руки. Это и был тот принцип, которым оно должно было руководствоваться. Она все больше подпадала под власть императора.

Fiscus Caesaris не является государственной казной, а есть частная собственность императора, конечно, в самом широком смысле. Подати из императорских провинций и часть дохода не от императорских, а сенаторских провинций стекались в эту [MH. I₅₁] казну и первоначально не являлись государственной собственностью. Следует вспомнить о военачальниках времен Республики. Все, что называлось трофеем, было собственностью военачальника, однако он должен был распорядиться этим на благо государства. Делал он это по своему усмотрению. Император был верховным военачальником Республики. Возможно, передача провинций императору воспринималась как передача земли. Господствовало частноправовое представление, что populus Romanus действительно владел всеми этими провинциями, и это распространилось на императора. Однако, например, с ипотекой римское право, конечно же, не знакомо; оно знает только fiducia.^* И вследствие такой fiducia император получил земельную собственность в свое распоряжение сроком на 10 лет. Поэтому он стал собственником провинций. В отношении Египта все и так ясно; там император был ео ipso (естественным образом) преемником фараонов, которые, конечно, были владельцами всех земель.¹⁸⁴

Но не только доходы перешли к императору, а также и расходы, прежде всего расходы на содержание войск, позднее — на annona. Оба они повлекли за собой увеличившиеся расходы. Как распределялись доходы от налогов, непонятно. Определенно, что везде, в том числе и в сенаторских провинциях, налогообложением руководил император. Это было следствием злостных злоупотреблений проконсулов.¹⁸⁵ Их место заняли procurators Augusti (сборщики налогов). Однако как регулировалось дальнейшее распределение, нам неизвестно.

Исключительно важным пунктом при описании эпохи правления римских императоров является монетное дело.¹⁸⁶ Здесь тоже проявляется развитие основного ее закона. С 27 г. до н. э. император и сенат в абсолютно равной степени располагали правом чеканки, правда, лишь формально. Император чеканил монеты в массовом порядке; сенат был более экономен. [MH. I₅₂] В 15 г. до н. э. произошло изменение. Мелкая монета снова была введена в обращение, она была уничтожена олигархией. Денарий использовался очень широко, половина денария — уже намного реже; а мелкие деньги и вовсе были редкостью. И этот большой недостаток Август устранил. Теперь часто чеканились мелкие монеты достоинством до квадранта (по восходящей). Император чеканит золотые и серебряные монеты, медные монеты остались сенату.¹⁸⁷ Это стабилизировало фактические монетные соотношения. Это было очень важно в формальном отношении, в материальном смысле это едва ли было убытком. Сенат был обязан чеканить необходимое количество медных денег и с этого времени регулярно это выполнял. При чеканке золотых и серебряных монет не нужно было извлекать какую-то выгоду, она и не была извлечена; чеканка не была источником дохода. Мелкая монета, напротив, стала разменной монетой, и из этого была извлечена существенная выгода. Прибыль от этого стекалась в aerarium.

Чеканка медных монет таила в себе опасность. Можно было выплачивать любую сумму долга золотом, серебром или медью (разменной монетой), это было формальным римским законом. Если бы чеканка медных монет находилась в руках императора, это могло бы нанести вред. Новое положение было если и не усилением власти сената, то все-таки ограничением власти императора. И такое положение вещей способствовало стабильности текущего периода, которая была подорвана только в третьем столетии из-за биметаллизма. Этот момент является блистательным в правление Августа.

В отношении республиканских должностных лиц все осталось по-прежнему. Однако император не обходился без большого количества служащих. Правда, в собственных помощниках, в том смысле, в каком они существовали в эпоху Республики, принцепс и не нуждался. Пример тому — судьба квестуры. Она ограничивала полномочия республиканского военачальника. Квестор сам отдавал распоряжения, но [MH. I₅₃] потом был ответственен за них перед сенатом. Так что любое противозаконное распоряжение военачальника становилось явным. Так было в сенаторских провинциях, но это не уживалось с должностью imperator’a и тут же было упразднено. В распоряжении императора хоть и были квесторы, но они не имели никакого отношения к провинциям;¹⁸⁸ там имели силу только представители императора. В Риме квесторы были задействованы в гражданском управлении; император не был обязан заниматься расчетами и мог обойтись без подчиненных служащих, в обязанности которых входили бы составления подобных отчетов.

Служащими императора были в основном офицеры. Все легионы, конечно, находились под его командованием; каждый легион получил своего командующего в лице командира легиона (legatus legionis) вместо согласованных шести. Командующие легионами одновременно управляли провинциями, в которых стояли легионы. Вместе с тем взимание налогов требовало большого количества служащих. Самым чувствительным в ограничении императорской власти было распределение должностей. При выборе кандидатур император должен был обращать внимание на определенную сословную принадлежность. Он имел право использовать только людей благородного происхождения, только джентльменов. Этот основной закон действует до конца столетия, и когда он исчезает, с ним исчезает и монархия. Косвенное совместное правление сенаторского и всаднического сословий — очень важный момент. 600 сенаторов и 5000 всадников образовывали прочное единство, из которого Август должен был избирать своих высших должностных лиц, и этого всегда строго придерживались.¹⁸⁹

[MH. I₅₄] Нам сложно разобраться в этой системе; усилиями одного человека тут многого не добиться. Как организовывалась деятельность подчиненных служащих?¹⁹⁰ В общем и целом работа подчиненных лиц ускользает от нашего взгляда, руководитель, само собой, выходит на передний план. Однако работа мелких служащих была намного напряженнее, чем сегодня. Ими были вольноотпущенники и даже рабы. Таким образом, должность министра финансов отсутствовала, его обязанности исполнял безупречный полусвободный человек (a rationibus (счетовод)). При этом была строжайшая дисциплина. Абсолютно не исключено, что эти рабы были важными людьми. Зачастую мы сталкиваемся с тем, что они жили в большой роскоши и имели много подчиненных рабов,¹⁹¹ но сами они не были гражданами и не отвечали перед гражданами, а были подотчетны только своему господину.

Собственно, это должно было бы привести к абсолютнейшей монархии, даже к доминату. То, что этого не произошло, объясняется военными отношениями. Офицерские должности оставались за римскими гражданами (cives Romani), конечно, за всадниками и сенаторами, рабы и вольноотпущенные (servi и liberti) строго исключались. Тем самым войско в первую очередь сохраняло свой особый аристократических характер. При Цезаре и в этом смысле все обстояло иначе: его египетские легионы находились под командованием вольноотпущенников.

Было введено правило, по которому legatus legionis должен иметь звание сенатора командир несенаторского звания вместо легата (pro legato), и абсолютно справедливо то же самое для вышестоящих командующих, для наместников провинций, где стояли войска, — таких как Галлия. Это правило сохранялось и при разделении провинций. Верховное командование провинций было связано с высшим разрядом командного состава сената (консуляры), командование полком — с прежней должностью претора. Это было очень существенным ограничением, [MH. I₅₅] из-за этого выбирать можно было только из небольшого числа людей. Стоит отметить, что в дальнейшем срок консулата был сокращен на полгода и тем самым число кандидатов было удвоено: с 2 оно возросло до 4.¹⁹² В распоряжении Августа находилось от 50 до 60 лиц консулярного ранга. И напротив, вместо 40 преторов Цезаря он ежегодно велел избирать только 20. Это очень важно для возрастающего значения сената.

Однако к сенату тоже относились с недоверием. В некоторых должностях сенаторам было отказано. Главным образом это относится ко всем военным должностям в Италии и Египте. Египет был доменом императора. Ни один сенатор не мог вступить в него без разрешения императора. Об этом свидетельствует жалоба Германика.¹⁹³ То же самое — в отношении Италии и альпийских провинций; здесь ни один сенатор не носил офицерскую шпагу.

В то время как раньше набор рекрутов из неримлян не был принят, теперь другие народы очень интенсивно привлекались к службе в когортах. Но ими командовали не сенаторы. Должность военного трибуна (tribunum militum) в легионах чаще отдавалась всадникам и реже — сенаторам.

Оставшиеся управленческие позиции занимались не простыми гражданами, а людьми, принадлежавшими к всадническому сословию.¹⁹⁴ Римский всадник на государственном посту (eques Romanus equo publico) должен был иметь 400 тысяч¹⁹⁵ сестерциев, т. е. 100 тысяч денариев. В дополнение к этому требовалось хорошее происхождение. Вольноотпущенники не могли занимать всаднический пост, это касается и сенаторов, и теперь это очень строго проводилось в жизнь. Сенаторский сын выходил из всаднического союза и становился clarissimus prier, однако, нуждался в императорском назначении и для этого опять же в упомянутых аттестациях. Всадническое сословие являлось вторым аристократическим сословием, противопоставленным [MH. I₅₆] сенаторскому. Число всадников было от 5 до 6 тысяч, т. е. их было в 10 раз больше, чем сенаторов. Эти цифры не являются стабильными; ограничений не было, император мог производить в звание столько людей, сколько хотел. Эта категория представляет цвет высшего офицерского состава. Всадник не мог стать обыкновенным гражданином, иначе он должен был сложить свои полномочия, т. е. вернуть коня. Август строго этого придерживался. В руках всадников было также командование гвардией и флотом. Офицеры часто следили за сбором налогов всадническими прокураторами, в этом деле часто была необходима помощь военных. Если наместник был болен, его замещал прокуратор; это предполагает военные полномочия. Позднее префект снабжения (praefectus annona) тоже был всадником.

Служебная деятельность наместника, собственно, не должна была включать в себя никаких финансовых полномочий. Август снова это восстановил при помощи строгого контроля. Такое чудовищное разграбление провинций, как во времена Республики, больше не допускалось. Правосудие в этом отношении было очень строгим. Денежное обеспечение служило тому, чтобы никто не испытывал финансовых затруднений в связи с занимаемой должностью. Должностные лица сенаторского ранга оставались на посту только один год и не имели возможности откровенно обогатиться. Всадникам, правда, выплачивалось очень большое жалование, и они часто годами оставались на своих постах. Они могли стать богатыми, становились таковыми и являлись претендентами на места в сенате, в который вступали делавшие карьеру мужчины. Соправление отдельных сенаторов и всадников имеет, возможно, большее значение, чем формальное участие всего сената в управлении государством.

В войске¹⁹⁶ обращали внимание на национальную принадлежность. Служба в легионах иностранцам была строго запрещена. Первым условием для службы в легионах было римское гражданство. Военная служба была всеобщей обязанностью подданных.¹⁹⁷ Отряды из римских граждан — речь идет о легионах по 5—6 тысяч человек в составе каждого — имели существенные преимущества; подразделения, [MH. I₅₇] состоящие из неграждан, самое большее по одной тысячи человек в каждом, были ниже по рангу.

От собственного разоружения войска и возврата его в нормальное состояние целиком отказались уже во времена Республики. Одна война в Испании делала это невозможным. То, что ввел Август, было не регулярным войском, а регулярной службой. До него, возможно, не было собственно профессиональных солдат. Хотя и существовали крупные войсковые подразделения, постоянной службы не было. Не было такой должности. Во время гражданских войн происходила стремительная и быстрая мобилизация, армии вырастали как из-под земли. Это исчезло в императорскую эпоху. Наступали мучительные раздумья, когда были необходимы дополнительные отряды. В таких случаях охотнее легионы перебрасывали из одной страны в другую, конскрипцией делу уже было не помочь.

В военной администрации следует различать два периода: период после 27 г. до н. э. и период после 6 г.н. э. Первые учреждения находились под давлением гражданской войны и необходимости в спокойствии. Отсюда произошла непреходящая ошибка в военной организации. Из-за двадцатилетнего срока службы¹⁹⁸ от этой обязанности была, конечно, освобождена большая масса народа; однако тем самым был утрачен резерв из служивших, но еще годных для службы резервистов. Имелось хорошее войско из профессиональных солдат, но за ним уже ничего не стояло.

Потом отказались от того правила, по которому служить могли только граждане.¹⁹⁹ Что раньше позволялось италийцам, теперь могли использовать все жители Империи [MH. I₅₈]. Так были созданы те самые когорты и алы (cohortes и alae) (где-то по 500 человек) как вспомогательные отряды легионов (auxiliaria legionum). Они были приданы легионам, которые состояли из граждан. Служба тоже стала более напряженной. Это крылось уже в долгом сроке службы; тем более что вступление неопытных солдат было затруднено. Была также проведена реформа в целиком разрушенной коннице. Август снова воспринимал легион как смешанный корпус. Несмотря на малое количество конников (120 в легионе), это все-таки было прогрессом по сравнению с нумидийскими и германскими наемными всадниками последней Республики. Здесь в качестве помощи появляются alae и auxiliaria. Точное соотношение между гражданами и негражданами нам неизвестно.

В 27 г. до н. э. Август установил определенное количество легионов — 18. Поскольку отряды никогда не были в полном численном составе, то общая их численность составляла примерно 100 000 человек. Численность вспомогательных отрядов не определена, однако ее оценивают примерно в то же число, что и легионы, возможно, несколько ниже, чтобы негражданская часть не преобладала. Эта цифра в 200 000 человек абсолютно не была достаточной для обширной Империи с ее неспокойными соседями и подчиненными народами, главным образом в Испании. Это выяснилось в ходе Германской войны. В 6 г. н. э. было сформировано сразу 8 новых легионов, и эти 25 легионов²⁰⁰ с удивительным постоянством просуществовали до управления Диоклетиана.²⁰¹ Возможно, Август умело использовал на том взволнованном заседании сената ужасы далматского восстания, чтобы ускорить организацию армии. Остается удивляться, почему такое государство, как римское, не могло справиться с большим военным бюджетом. Частично это объясняется тем, что римский гражданин ни в коем случае не облагался налогом. [MH. I₅₉] Однако, так оно и есть, это были в основном финансовые мотивы, которые препятствовали организации войска.

В целом Август воспринял боевой порядок (ordre de bataille) Цезаря. Она основывается на защите границ и опасных пунктов внутри страны при помощи постоянных гарнизонов. Войско — это сумма гарнизонов крепостей; что было вопиющей ошибкой. Для защиты одной границы нужно было тут же оголить другую сторону. Этого требовали именно политические соображения. Цезарь избежал этой ошибки благодаря тому, что собрал полевую армию, изначально — для Парфянской войны. Возможно, что потом армия должна была быть распущена, но это абсолютно неправдоподобно. Август укрепил оборону на Евфрате, Дунае и Рейне или Эльбе.

Огромная дыра зияла между Сирией и Дунаем. Малая Азия была не укреплена. Очевидно, и тут свою роль сыграла чрезмерная экономия. Цезарь создал вифинско-понтийскую армию. Август ее расформировал и искал замену в государствах-клиентелах. Кроме того, в Сирии располагались необходимые военные формирования, от них абсолютно невозможно было отказаться. Существовали две большие квартиры: на севере и востоке Испании. В 27 г. до н. э. началась Астуро-Кантабрийская война.²⁰² И поэтому сенатская провинция была хорошо вооружена, возможно, даже чересчур.

Провинцию Africa нужно было защищать от диких народов. Также и Александрия постоянно держалась в узде при помощи одного крупного гарнизона.²⁰³ Для императора было также важно держать здесь что-то вроде домашней армии не под сенаторским командованием. Расстановка сил изменилась, но в целом рейнская армия располагала 8 легионами, дунайская — 6, евфратская — 4.²⁰⁴ Армии [MH. I₆₀] соперничали, например в год правления четырех императоров в 68—69 г. н. э. Это была борьба армий между собой за принципат.

В Италии встречаются два различия между Цезарем и Августом. Цезарь из политических соображений оставил военное командование в Цизальпийской области (Северная Италия), правда, всего один легион, который, однако, одновременно прикрывал северную границу. Префект легиона был хозяином Италии. Август устранил это полностью. Но как теперь можно было защитить границу? Сначала римляне осмелились войти в Альпы и усмирили народы на обоих склонах. Это была Рето-Винделикийская война (15 г. до н. э.).²⁰⁵ Бавария, Тироль и восточная Швейцария были основательно прибраны к рукам. Вплоть до отдельных альпийских долин, которыми не²⁰⁶ так легко было завладеть, везде воцарилось спокойствие: это большая заслуга Августа. Северная Италия была защищена.

Организация главного командования легиона в Баварии была политически неосуществима. Прокуратор Ретии получил в распоряжение только вспомогательные отряды (auxilia), которые не имели такого веса, как легионы. Норик (Noricum) предположительно сначала был устроен как государство-клиентела. У его царей не было даже вспомогательных отрядов, а лишь призванные в страну солдаты, так что они не представляли собой опасности. Валлис, который мог стать угрозой для Италии, был отдан в подчинение Тиролю (Ретии). В Коттийских Альпах с главным городом Сузы наравне с преторами правил местный князёк. Савойя отошла к Нарбонской Галлии. Здесь не было командования офицеров высокого ранга. Главное командование с одной стороны на Боденском озере, с другой — на Драу было направлено на усмирение германцев и иллирийцев.

Теперь собственно об Италии! Цезарь без поддержки отрядов играл здесь роль военного правителя и заплатил за эту глупость собственной жизнью. Еще раз [MH. I₆₁] такого не должно было произойти. Переброска легионов в Рим была невозможна. Но гвардия²⁰⁷ была сюда переведена, главной ее квартирой был praetorium (qui in praetorio militant (те, кто служит в преторианской гвардии)). Эта гвардия была создана после сражения при Филиппах (42 г. до н. э.). Раньше гвардии, состоявшие из 500 человек, не играли никакой роли; теперь они были силой.²⁰⁸ Август создал 9 когорт с удвоенным личным составом (9000 человек без вспомогательных отрядов; это было естественно), т. е. почти что легион.²⁰⁹

Гвардия воспринималась не как замкнутое единство, она находилась под командованием двух тесно сотрудничавших префектов претория (praefecti praetorio). Строгий корпоративный дух хотели подавить в зародыше. Это тоже противоположность политике Цезаря. Прежняя филиппийская гвардия состояла из старых заслуженных людей. Август от этого отказался. Он взял молодых, добровольно вступавших в гвардию людей из старинных латинских областей. Это способствовало благосклонности к ней латинского населения.

Это следует из того, что преторианцы были по сути дела римским гарнизоном. De jure Рим был главной квартирой императора и гарнизон должен был сопровождать его, когда тот покидал Рим. Фактически же этого не происходило. Во многих своих поездках Август не обременял себя полным обозом. Уже только Домициан и последующие императоры брали с собой в походы преторианцев. Август на внутригородскую римскую службу привлек только 1000 человек. Другие отряды располагались не в Риме, а вокруг него. Только при Тиберии они были введены в ранг преторианского лагеря (castra praetoria), закрепленный за столицей.²¹⁰ Август и тут положил лишь начало необходимым переменам. 10,11 и 12-я когорты были обозначены как cohortes urbanae, и тем самым число преторианцев de facto было доведено до 12 000 человек. Они и во время войны всегда оставались в городе.

[MH. I₆₂] Наряду с преторианцами в Риме существовал отряд пожарных (vigiles). Он был создан Августом в более позднее время. Система пожаротушения пришла в страшный упадок. Где-то в других городах существовали добровольные военизированные пожарные службы (collegia fabrum sive centonariorum. В столице, вероятно, такие муниципальные свободы существовать не могли. Август пытался поручить руководство этими службами магистратам, они оказались несостоятельными. Даже пожарная команда под энергичным руководством двух сменяющихся ежегодно командиров не могла ни с чем справиться. В 6 г. н. э. Август сформировал пожарный корпус из 8 000 человек (7 когорт).²¹¹ Они были поделены на 7 лагерей и распределены в 14 регионах, подчинялись они префекту ночной стражи (praefectus vigilum), который происходил, как и все важные люди, из всаднического сословия. Это не было просто административной мерой. Против этого свидетельствуют численность людей и год создания, поскольку одновременно произошла армейская реорганизация. Столичный гарнизон тем самым был увеличен вдвое. Служба в пожарном корпусе всегда была второстепенной в отличие от солдатской, и поэтому набирать vigiles можно было только из низших слоев общества. Ими были вольноотпущенники и граждане из низших слоев, но никогда — рабы.

Начальником cohortes urbanae является не городской комендант, а император; орган управления был утвержден Августом по образцу прежнего учреждения — городской префектуры (praefectura urbis). Она, вероятно, существовала уже при Ромуле.²¹² Когда император как верховный магистрат находился в отъезде, назначался городской префект. Постоянной эта должность стала только при Тиберии. Длительное отсутствие императора способствовало этому.

[MH. I₆₃] Одним из полезнейших деяний Августа было создание флота. Со времен Пирровой войны такового уже не существовало.²¹³ Это сильно контрастировало с существовавшей олигархией. Нападения врага на море можно было не бояться, но была необходимость в морской полиции. Для этого было достаточно небольших галер. Во всех провинциях, где это было необходимо, были созданы специальные флотилии, например на Ниле, Рейне и Дунае. Они, правда, не были очень сильными, но поддерживали сухопутное войско. Помимо этого существовали еще два главных флота для Италии — в Равенне и Мизене.²¹⁴ Они как раз и были созданы Августом, так как образовались во время войны против Секста Помпея. Здесь мы сталкиваемся с необычной организацией флота. Италийский флот состоял из рабов и вольноотпущенников, т.е. считалось, что он принадлежит к императорскому домовому хозяйству. Это — своеобразное отклонение от принципа городского военного сословия.

Другое исключение составляет конная стража из германцев, специализированная личная охрана, которой одновременно позволяли пользоваться и женщинам из семьи императора. Эти германцы, возможно, стояли еще выше, чем преторианцы, фактически они были солдатами, юридически — рабами. И в этом случае обращали внимание на то, чтобы выбирать германцев из племен, проживающих в пределах имперских границ. И это свидетельствует о том, что Август снова не оставил без внимания прецеденты Цезаря. У Цезаря была личная охрана, состоящая из испанцев. И тем не менее всегда царило недоверие по отношению к италикам. Позднее флот присоединился к армии и не был больше институцией императорского дома, так же как и германцы (воины отборной конницы (equites singularis)). Оба корпуса состояли уже не из рабов. Но это произошло только в правление Клавдия.²¹⁵

Флоты вскоре навели полный порядок на море. За исключением отдельных периодов третьего столетия,²¹⁶ море было целиком свободно от морских разбойников. [MH. I₆₄] В то же время флот как гарнизон служил защите Италии: один — на севере, другой — на юге. У обоих флотов были дополнительные места дислокации (Unterhauptquartiere) в Риме. Там были лагеря Мизенский и Равеннский (castra Misenatium и Ravennatium). Благодаря этому был усилен гарнизон. Его численность можно оценить в один легион. В общем и целом гарнизон Италии, вероятно, насчитывал 40 000 человек. Если мы теперь примем во внимание эти мероприятия, то станет очевидным, что принцип освобождения столицы от военных формирований был забыт. Также и в других крупных городах, таких как Лион и Карфаген, возникли cohortes urbanae. В Египте постоянно стоял один легион (в Александрии). Количество отрядов было крайне незначительным, однако нужно было также создать муниципальный орган охраны общественного порядка. Каждый бургомистр в случае необходимости располагал полномочиями tribunus militum, и можно допустить, что в таких неспокойных областях, как Испания, этими полномочиями пользовались.²¹⁷

Административные реформы Августа и в военной сфере по политическим соображениям тоже были смягчены. Если армия имеет в своем распоряжении гвардию, это может быть вредным или полезным. В данном случае это было крайне вредным, поскольку гвардии во всем отдавалось предпочтение, особенно касаемо продвижения по службе. Легионеру, отслужившему 20 лет, была положена ветеранская премия (praemia veteranorum), гвардеец должен был отслужить всего 16 лет и потом с 36-летнего возраста мог продолжать службу в качестве привилегированного (avantageux). Для этого был создан привилегированный корпус для солдат сверхсрочной службы (evocati), из которых выходили унтер-офицеры легионов. Это было очень значительной привилегией и возбуждало жгучую зависть.

В то время как пограничные легионы постоянно находились в сражениях, [MH. I₆₅] преторианцы почти никогда не сталкивались с врагом. Гвардеец был солдатом мира и парадов. Так, гвардия стала «инкубатором» для революций. Видимо, было бы лучше, если бы ввели очередность службы внутри легионов. Однако для этого народные и республиканские предубеждения были слишком сильны. И то, что Август их не сломал, было вопиющей ошибкой. Его реформы во многом свидетельствуют о том, что он был слабохарактерным человеком.

В остальном положение вещей в Италии являет многочисленные изменения к лучшему. Государство становится лучше функционирующей машиной. Собственно городское управление, и прежде всего строительство, находились в совершенно разрушенном состоянии. Виной тому было то, что цензура существовала только на бумаге. Август не мог ее воскресить; предположительно, такое положение вещей не было ему неприятно. Эдилы и цензоры не делали того, что было необходимо городу с мировым господством. При цензуре не использовался принцип ежегодных выплат. Строительство велось всегда только за счет сбережений, и смета всегда составлялась на 5 лет. Но цензура была уничтожена. Август действовал двумя путями. Во-первых, с помощью цензуры должны были увеличиваться податные обложения Империи, во-вторых — она способствовала строительству. Первое Август взял в свои руки. Политически это было неправильно. Строительству он оказывал поддержку из собственных средств. Результатом его заботы является не только форум Августа с храмом Марса (forum Augusti с templum Martis),²¹⁸ намного более важной была реставрация общественных построек. Сегодняшний внушительный облик Рима является делом рук императоров, в особенности Веспасиана, Траяна и Адриана. Август восстановил 82 храма.²¹⁹ Это делалось без всякого правооснования. Наряду с этой деятельностью он возобновил работу административных органов по надзору за строительством, [MH. I₆₆] и не только в отношении Рима, но и всей Италии, хотя это, собственно, находилось вне сферы его деятельности.

Большие дороги²²⁰ были необходимы для управления страной, это было важной идеей времен Республики. По большим дорогам происходило завоевание страны, и Республика никогда не пыталась переложить груз строительства дорог на муниципии. Страна больших дорог есть земля, находящаяся в общей собственности римского народа (solum publicum populi Romani). Консулы сами осуществляли надзор (до сегодняшнего дня сохранилась консульская дорога (via consularis)). Все это пребывало в страшном упадке, и Август должен был помочь. Фламиниевой дорогой занялся он сам, остальные большие дороги восстанавливали другие.²²¹ Наряду с этим возник орган управления, ответственный за содержание дорог в исправности. При этом Август отошел от принципа централизации; она была невозможна. Был назначен целый ряд специальных служащих. Строительство проселочных дорог носило политическую окраску, эта настоящая военная деятельность. Однако это не касалось собственно imperator’a; здесь он вмешался в сферу власти сената, и это объясняет форму организации. Служащие (curatores) назначались Августом. Всеми они были сенаторами, которых Август сначала хотел избирать через сенат. От шести до восьми больших военных трактов с 20 г. до н. э. получили своих особых curatores.

Несколько позднее в руки сенаторской комиссии, состоявшей из пяти человек, было передано ведение водопроводом.²²² Во главе ее стоял смотритель водопроводов (curator aquarum). Подобным же образом для общественных работ (opera publica) Август назначил нескольких служащих (curatores operum publicorum). В их обязанности не входила постройка новых каменных зданий, они должны были лишь отреставрировать уже существующие. [MH. I₆₇] Тиберий сразу после смерти Августа вменил им в обязанность также исправление русла Тибра, которым занимались смотрители берега и русла (curatores ripae et alvei).²²³

Сложной задачей было обеспечение Рима.²²⁴ И тут Август был вынужден взять выполнение этой задачи на себя, не располагая никаким арсеналом средств. Раздача зерна была проклятием, которого он не мог избежать. Это было роковой ошибкой уже Республики: приучить столичный plebs к дешевому зерну. Зерно продавалось правительством по италийской себестоимости или вовсе даже раздаривалось, и это означало систематическое разорение италийских земледельцев. Август очень хорошо осознавал вред от этого. Он хотел упразднить пожертвования (frumentationes publicae); однако за этим тут же последовало бы мгновенное вступление на трон претендента на власть. Зачастую нельзя так просто избавиться от большой несправедливости. Многие италики принялись за овощеводство и виноградарство, большая часть крестьянских хозяйств пришла в упадок. Для обеспечения зерном был необходим хороший орган управления. Республика упустила это из виду и совершила тем самым двойную ошибку. Для praefectus annonae открывался путь к трону, этому нас учит карьера Помпея.²²⁵ Так что таким делом должен был заведовать сам монарх; иначе это было бы политическим самоубийством.

В 22 г. н. э. Август сначала взял на себя управление ведомством по обеспечению продовольствием (cura annonae), несмотря на то что это была собственно городская служба.²²⁶ Тем, что Цезарь увеличил число эдилов с четырех до шести, он не добился ничего. Ежегодно сменявшиеся молодые люди даже не располагали прочными фондами и во всем зависели от сената. Это никуда не годилось. Август вступил в должность как владыка Египта [MH. I₆₈] и платил в известном смысле из собственного кармана. Своего представителя в качестве curator annonae Август, бросив клич, пытался найти в сенате, но из этого ничего не вышло. В конце правления мы сталкиваемся с удивительной вещью: место praefectus annonae занял curatores annonae.²²⁷ Он был из всаднического сословия (eques) и доверенным лицом императора. Сенат не должен был больше заниматься обеспечением продовольствием. Правда, когда точно это произошло, нам неизвестно.

Cura annonae несло ответственность за императорские кладовые и их заполнение. Тем самым в отношении его столичной деятельности была исключена всякая случайность. Пожертвования (frumentationes publicae) не обязательно были связаны с этим. Это ужасное наследство, видимо, досталось Риму из времен охлократии. Тем не менее все прошло не совсем гладко. Во времена Республики, вне зависимости от потребности, каждый гражданин что-то получал в качестве пожертвования. Раздача была неограничена, а сброд концентрировался в Риме. Этих sentina (отбросы общества) Цезарь по большей части отвел в Карфаген и Коринф для колонизации и фиксировал в списке число получателей зерна в количестве 150 000 человек.²²⁸ Так что теперь не каждый был в состоянии позволить себе кормиться за счет народа. Август первоначально предоставил делу возможность идти так, как оно шло. Однако во 2 г. н. э. он снова вернулся к предписанию Цезаря и внес в список 200 000 человек.²²⁹ Это было обеспечением бедных и все-таки выходило за рамки всех пропорций. Только из политических соображений Август позволил сохранить panes et circenses (хлеб и зрелища).²³⁰ К этому учреждению имели отношение денежные подарки при праздновании триумфа и получение денег через завещания, что тоже является наследием республиканской эпохи. Так что Август раздавал подарки в соответствии с завещанием Цезаря.²³¹

[MH. I₆₉] К категории денежных подарков относятся еще congiaria.^* Уже во времена Республики солдаты-победители иногда получали денежные подарки; однако то была выплата, ограничивавшаяся только военным сословием, поскольку производилась из добычи. На граждан в целом это распространил уже только Цезарь, который раздал столичной черни по 400 сестерциев (около 100 марок) каждому.²³² Это было губительным мероприятием. Сделав один раз такой шаг, отступать было уже нельзя. Август²³³ преобразовал это учреждение в систему и старался, чтобы она действовала в интересах новой монархии, раздавая между тем во время праздников, посвященных дому императора, денежные вознаграждения. Так что, когда Гай и Луций Цезарь получали toga virilis,^** чернь каждый раз получала денежные подарки (congiarium). Раздача [денег] была объединена с раздачей хлеба, и распределялось это на 200—300 000 персон. В то время как раньше в подобном случае uterque ordo²³⁴ исключались только фактически, то теперь это было закреплено юридически. Только на эти денежные пожертвования Август на протяжении своего правления истратил 120—150 миллионов марок. Принимая во внимание существовавшие денежные затруднения, в которых находилась aerarium при Августе, это можно считать огромной слабостью правительства, слабостью, которая осталась постоянным грузом на плечах Империи.

[MH. I₇₀] В отношении народных увеселений (circenses) столице тоже отдавалось предпочтение.²³⁵ Главным образом существовали три вида увеселений: театральные представления, гладиаторские бои и circenses в более узком смысле (состязания на боевых колесницах). Два первых вида развлечений, хотя и не официально, были распространены во всей Римской империи. Государство и общины соревновались в этом. В начальный период императорской эпохи театральные представления в значительной степени выдвинулись на передний план, в том числе и в столице. Только при Клавдии в служебный календарь праздников были занесены гладиаторские бои. Все-таки и раньше они были достаточно широко распространены, однако для их проведения требовалось императорское позволение.

Circenses ограничивались только столицей.²³⁶ Только в Риме были цирк и наездники. Место выборов заняли состязания, и император был заинтересован в том, чтобы добиться расположения народа на этом поприще. В конце концов, чем-то человек должен увлекаться. Известные из константиновской эпохи партии зеленых и синих существуют уже при Августе;²³⁷выражение «factio»^* выразительно обозначает это деление на партии в отношении ипподрома. Почему в муниципиях не было наездников? В Риме существовала сильная полиция, которой не было в муниципиях. Если мы вспомним, к каким актам насилия привели эти состязания в Помпеях,²³⁸ то причина станет ясна. Правительство [MH. I₇₁] не могло допустить существования такого аспекта жизни в муниципиях, не имевших такого извиняющего обстоятельства, как столица, в которой он служил заменой предвыборным волнениям и должен был поэтому терпеться. Это было узаконенное праздное времяпрепровождение (reservatum otiosum). Только при Диоклетиане положение вещей изменилось.

Заработок наездника был очень высок. Один получал 300 тысяч, другой — вообще 6 миллионов марок. Однако Август предполагал переложить это чрезмерное бремя с городской казны на плечи частных лиц, как и в республиканскую эпоху. Он взвалил на них магистратуру, начиная с претора и далее по восходящей. По всей видимости, за этим крылось намерение сделать не слишком затруднительным вступление в сенат, которое достигалось через эдилитет. Так что тем самым высшие слои аристократии платили эти налоги. Насколько мы можем видеть, расходы государственной казны на оплату увеселений были незначительны. Содержание отрядов гладиаторов частными лицами в Риме было запрещено.²³⁹

Население Рима в это время является самым большим злом Империи, какое только можно себе представить. В Риме полностью отсутствовала промышленность, процветали лишь отдельные отрасли торговли, сосредоточенные в руках нескольких человек. Всякая муниципальная свобода отсутствовала, Рим был самой несвободной общиной в Империи. Еще и этот злополучный мирный гарнизон, которому делать было нечего и который просто предавался лени и праздности, как и бóльшая масса, живших за счет государства, которые все еще ощущали себя суверенным народом. Всем лучшим устремлениям был положен конец. Черни оставались только цирковые страсти, а если их ее лишить — мятеж. Однако мятежа с этой стороны [MH. I₇₂] можно было не бояться, для этого чернь была слишком истощена.

Что прежде всего сделало принципат таким одиозным, так это полная безысходность, пустота, духовное обеднение.²⁴⁰ В этом и есть весь ужас. Однако не только монархия способствовала этому огрубению, как того желало республиканское пустословие, это во многом уже было достаточно подготовлено во времена Республики. Однако Гай (Калигула), Коммод и прочие, пожалуй, олицетворяли на троне всего лишь плебс. Уже во времена Республики все-таки не было собственно свободной духовной жизни, даже при Цицероне. Между тем в правление императоров вдруг наступает полный духовный маразм, даже у конгениального Цицерону Плиния. Из столицы искажение языка и упадок образования распространяются на провинции.

г) Провинции

Теперь об управлении провинциями. Август наследовал завоевательную политику от своего приемного отца. Цезарь намеревался расширить границы Империи. Такую политику он проводил в обязательном порядке. Гибель свободы должна была быть, видимо, озарена внешним блеском.

Из поэтических произведений времен Августа мы видим, что размышления об экспансии имели большое значение. Август не желал напрямую выступать против нее, однако пытался успокоить умы видимостью успехов. И его политика понятна. Поздние завоевания были отчасти вредны, например завоевание Британии,²⁴¹ отчасти — непрочны, например область по ту сторону Евфрата. Однако Август, пожалуй, хотел пожать лавры в Германии. [MH. I₇₃] Завоевательная политика была следствием политического положения императора. Республика еще прочно коренилась в сердцах самых ревностных муниципалов; это показали битвы при Филиппах и Фарсале; и единственная возможность обратить желания в другое русло состояла в том, чтобы дать славу внешнеполитических завоеваний взамен утерянной внутриполитической свободы.

Кроме того, римский монарх в значительной степени был военачальником, на этом по большей части основывалась его власть. Пребывание в Риме, socordia,^* губило принцепса. Август понимал это лучше, чем кто-либо иной, за исключением Траяна и Адриана. Ведущая роль в Империи принадлежала уже не Риму, а провинциям. Позднее об этом задумался Диоклетиан, учредив временные столицы. Август здесь шел по стопам отца. Вместе с Агриппой он разъезжал всюду. По местам его пребывания начиная с 27 г. до н. э. можно изучить большой отрывок истории. После введения нового порядка он тут же на короткий срок отправился в Галлию, затем на 2 года в Испанию. В 24 г. до н. э. он вернулся в Рим, где оставался в течение 2 лет, в 22 г. — отправился на Сицилию и затем в Сирию, в 19 г. — вернулся обратно. С 16 до 13 г. до н. э. он был в Галлии, с 10 до 8 г. — был там еще раз. Таким же образом путешествовал и Агриппа: в 20 г. до н. э. отправился в Испанию, затем долгое время находился в Малой Азии и у Черного моря. На Дунае правил Тиберий. Эти поездки во многом носят характер непосредственного военного вмешательства. Однако пребывание императора было важно для организации провинций, для рекрутского набора, для обложения налогами; это было его специальной обязанностью.

[MH. I₇₄] Сицилия по сути дела относится к Италии. Во времена Республики этого не осознавали. Только Цезарь предоставил острову латинское (гражданское) право и получил тем самым для Рима греческий остров. Латынь стала деловым языком. Август это продолжил. Весь остров получил римское гражданское право.²⁴² Правда, положение его как римской провинции не изменилось. Она должна была управляться из центра, хотя бы для защиты от нападения пиратов. Однако в этом не было никакого большого различия, практически Сицилия была объединена с Италией. В остальном острову помочь было нечем. Республика довела его до экономической смерти. Это проявляется в мелочах. На Сицилии не было построено большой дороги. Колонии строились только на побережье, и там города расцветали, в особенности Catania и Panhormus (совр. Палермо), однако земледелие в центре острова было уничтожено. Возможно, в этом были повинны восстания рабов под предводительством Секста Помпея.

Деятельность Августа затронула и Испанию. Он полностью подчинил полуостров. Поскольку в последний период Республики Север и Запад находились под очень слабым господством, римских поселений там не было. Астуры и кантабры в 26 и 23 гг. до н. э. оказали очень яростное сопротивление.²⁴³ В 20 г. до н. э. Агриппа добился мира; были основаны большие колонии, например Asturica Augusta (совр. Асторга). Военная колония Legio Septima (совр. Леон) превратилась из главной стоянки войск в город. Более важными были мероприятия гражданского характера. Везде существовали августовские колонии; они служили цели обеспечения ветеранов и в общем и целом не имели ничего общего с положением провинции. Однако удивительно, что города получали римское или латинское гражданство, не имея колонистов. Шестая или восьмая часть этих городов имела эти гражданские права. [MH. I₇₅] Это означает, что города при помощи этого гражданства были романизированы сверху, Август осуществлял таким способом романизацию. И этот план последовательно был проведен в жизнь вплоть до правления Веспасиана, который таким образом латинизировал весь полуостров. Сначала Испания целиком находилась в руках императора; позднее, к началу правления Тиберия, Юго-Восток (Baetica) был передан под управление сенату как мирная провинция и очень стремительно окультурен. Lusitania осталась императорской.

Под именем Africa нужно рассматривать северное побережье, за исключением Египта. Цезарь как колонию заново основал Карфаген, который стремительно расцвел и превратился в большой город. Царь Западной Африки, Юба из Нумидии (совр. Алжир), видимо, был замешан в низвержении Помпея. Только Мавретания (совр. Марокко) сохранила своего собственного правителя, поскольку она сражалась на стороне Цезаря. Август снова восстановил царство номинально под властью сына Юбы I — Юбы II, который был родственником Августа. Дочь Антония, Клеопатра, была его женой. Юба II был романизирован и будучи археологом-любителем²⁴⁴ был целиком поглощен кругом идей римлянина. Он как заместитель правил от лица римского народа. В его землях, в Мавретании и Нумидии были основаны римские колонии, поэтому можно не удивляться позднейшему передвижению границы. В 25 г. до н. э. возникла новая организация. Вся Западная Африка была присоединена к Риму. Марокко получил Юба II. На Востоке, напротив, Юба II уступил Цирту (Константин) наместнику. Причина кроется в организации Цирты, в которой возникла большая колония из римских граждан. Цирта уже со времен Цезаря, при правлении его единомышленника Публия Ситтия,²⁴⁵ была наполовину римской, и было, видимо, намерение присоединить этот город к провинциальному союзу. Юба I изначально был царем Нумидии, с 25 г. — царем Mauretania Tingitana. Ее территория простиралась до Атлантического океана. [MH. I₇₆] Впредь в этой области наблюдается высокая степень духовного и политического развития. Этот перелом произошел в основном из соображений пользы для Рима и annona. Хозяйственное использование было исключительно интенсивным. На совсем небольших расстояниях друг от друга еще сегодня существуют руины бывших городов. Их защите здесь тоже служила главная стоянка войск. Постепенно граница отодвигалась вперед от Тебессы (совр. Ламбеза) в той мере, в какой романизировался хинтерланд. Кирена оставалась в относительно подчиненном положении, отсутствовал способный к культурному развитию хинтерланд.

Египет не считался провинцией в сторогом смысле слова, он принадлежал лично императору. Каждый принцепс в глазах египтян был царем (basileus), его заместитель — вице-царем (basilikos). Его власть постепенно распространялась за границы Египта и стала важной для управления всеми императорскими земельными владениями. Во внешней политике Августа Египет представляет собой существенное исключение. Здесь велись наступательные войны в верховьях Нила по ту сторону от Сиены. Гай Петроний победил нубийцев и прошел до Мегое (совр. Карт).²⁴⁶ Эти завоевания не были прочными; однако был заключен мир, возможно, торгово-политический договор.

В Арабии Август тоже проводил подобную политику, но не был в ней удачлив. Больших областей римляне не завоевали, только какое-то время они господствовали в некоторых частях Petraea. Август хотел завоевать Arabia Felix; Гай Элий Галл прошел до Адена, чтобы укрепить господство на Красном море. На другой стороне тоже проводились операции. Экспедиция из-за естественных преград прошла безуспешно.²⁴⁷ [MH. I₇₇] Однако этот поход демонстрирует цели Августа, и, возможно, он не был бесплодным. Поскольку торговля с Индией развивалась бурно, то и римские монеты в массовом порядке шли туда. Торговля с Индией проходила уже не через Сирию, а через Египет. Александрия стремительно расцветала, императорские земли стали крупным опорным пунктом в торговле с Индией.

В Азии следовало сохранить status quo. Мирная политика Августа сыграла важную роль. У Евфрата стояла большая армия; но Малая Азия оставалась неприкрытой. Воинские части клиентелы были лишь суррогатом. Основным ядром римского господства была Галатия с ее искушенным в войне населением. Ее царь Аминта был на стороне Антония. В 25 г. до н. э. он умер, и его царство было объявлено римской провинцией, сюда относились восточная Фригия, Ликаония, Писидия и Исаврия. ²⁴⁸ Новый наместник получил в распоряжение легионы вовсе не из-за нужды в солдатах, но, вероятно, у него были лишь когорты и алы. Здесь во многом оказывал поддержку военно-организованный народ: галаты прошли римскую школу. Наряду с этим мы сталкиваемся с маленькими государствами-клиентелами: Каппадокией, Коммагеной (в верховье Евфрата) и Арменией. Над этой важной областью Август хотел добиться постоянного римского господства; это было целью римской политики в отношении парфян. На побережье Черного моря было основано царство-клиентела Полемонт²⁴⁹ (Крым и Восточный Понт), это было старое царство Митридата. Господствующее над Крымом Боспорское царство было прочным оплотом римского господства.

Парфянское царство было единственным соседним государством, с которым Рим общался на равных.²⁵⁰ Невозможно было сделать его зависимым. Государство Арсакидов никогда не было клиентелой Рима. Такое отношение Август сохранил, здесь он всегда придерживался мирной политики. [MH. I₇₈] Это было сложно, поскольку Рим потерпел два серьезных поражения. Потерянные орлы легионов были непреходящим позором римлян.

Сразу же после Actium (совр. Акция) Август пересек Сирию, но заключил пакт с парфянами и не пошел против них. В 20 г. до н. э. последовала следующая акция. Ему удалось истребовать у парфян возвращения полевых знаков.²⁵¹ Август рассматривал это как большой успех. Он приказал торжественно доставить орлов на Капитолий (отсюда монеты²⁵² с легендой signa restituta^*). Это рассматривалось удовлетворительным реваншем. Поскольку Парфянское государство постоянно было расшатано из-за династических раздоров, у него были достаточные основания для поддержания добрых отношений с Римом. Так, там отказались от верховного господства над Арменией. Тигран стал пленником Рима, все было решено мирным путем. Тиберий направился в Армению и назначил царя, что полностью удовлетворило Августа.

Незадолго до Рождества Христова это положение все-таки поколебалось. В 6 г. до н. э. Август посчитал необходимым предпринять экспедицию для восстановления свергнутого Тиграна. Тиберий отказался, и вследствие этих семейных размолвок экспедиция не состоялась.²⁵³ Выжидали еще несколько лет, пока не появился подходящий человек, который одновременно был наследником. Когда наконец Гай Цезарь достиг необходимого возраста (тогда ему было 20 лет), в 1 г. до н. э. он встал во главе войска.²⁵⁴ Сначала он выполнил свою задачу. Он поставил правителем Ариобарзана. На одном из островов Евфрата состоялась встреча между Гаем Цезарем и великим царем Парфии. Парфяне дали свое согласие. Однако потом все-таки пришлось сражаться, поскольку армяне восстали против навязанного им царя. Возможно, Август хотел, чтобы Гай на деле доказал свое воинское мастерство. Последний осадил Artagira, был смертельно ранен и скончался в 3 г. н. э. Все же экспедиция удалась. Status quo ante был восстановлен. Однако не успели римляне [MH. I₇₉] отвернуться, как Ариобарзан был изгнан. Парфяне вмешались, и с этого момента приверженцы обеих сторон постоянно сражались.²⁵⁵ Сохранить подобную власть только под влиянием далекого Рима было невозможно. Это была неправильная политика, потерпевшая крах из-за недостаточной военной силы.

Жизненно важное значение для Империи имел театр военных действий в Европе. Империя была все-таки европейским, и в частности италийским государством. Так что в Африке и Азии Август мог придерживаться оборонительной тактики, даже если он и допустил значительные промахи в отношении Армении. Иначе обстояли дела с линиями Дуная и Рейна, которые находились в постоянной зависимости друг от друга. Обе эти линии как раз должны были быть заменены линией Эльбы. Это первый раз, когда наша родина включается во всемирную историю. Важной задачей для Августа была защита и восстановление этой границы, очень верная политика с его стороны, опять же продолжение великого замысла Цезаря. Республика и в этом отношении многое упустила. Хотя побережье уже давно находилось во власти Рима, но между Македонией и Верхней Италией простиралась большая, почти непокоренная область. Август уже в 33—34 гг. до н. э. отправился туда покорять Далмацию.²⁵⁶ Из Истрии в верх по течению реки Кульпы, затем повернув назад в Далмацию, он постепенно подчинил страну, и несмотря на необходимое для его подчинения целое столетие аккупации Illyricum Superius остался у римлян.

Нам очень мало известно о событиях 38—37 гг. до н. э. в Галлии. Агриппа победил не только аквитанов (это относится к Испании), но [MH. I₈₀] опять перешел Рейн и дал повод для основания Кёльна.²⁵⁷ Он переселил убиев, уже давно подчинившихся римлянам, на левый берег Рейна и представил им в качестве центра oppidum^* в районе ara (Augusti) (алтарь Августа). Так возник Ага Ubiorum. Кёльн²⁵⁸ с этого времени стал главным опорным пунктом римлян, его позднейшее название звучит как Colonia Claudia Ага Agrippinensis, поскольку там родилась Агриппина Младшая. Данное мероприятие имело большое значение. Римляне прочно обосновались у Рейна, как это, вероятно, предусматривалось по плану Цезаря. Это, видимо, долгое время служило консолидации, возможно, сначала Август удовольствовался границами по Саве и Рейну.

В низовьях Дуная изменения были незначительные. Правда, и там мы сталкиваемся с движениями. Было организовано Гетское государство даков, которые из немногочисленного народа, благодаря теократическо-политической реформе, превратились в мощную силу. Это было небезопасно для римлян; возникла большая объединенная нация. Когда Август оттуда направился в поход против Антония, ожидалось нападение на Италию гетов; они состояли в союзе с Антонием. Марк Ауциний Красе, внук триумвира, отправил из Мезии экспедицию против гетов и в 29 г. до н. э. отпраздновал триумф.²⁵⁹ Граница на Саве была определена, граница по Рейну — упрочена. На протяжении 20 лет мы не слышим о Галлии ничего серьезного; война Мессалы против аквитанов в 27 г. до н. э. была прологом к Испанской войне.²⁶⁰

Поводом, приведшим к войне против германцев, было поражение Лоллия (clades Lolliana) в 16 г. до н. э.²⁶¹ Германцы перешли Рейн и захватили орла [MH. I₈₁] Пятого легиона. Это было болезненной неудачей (echec), но все же не более того. Как случилось, что этот случай определил всю политику Августа и привел к наступательной тактике? Истинная причина крылась в политике Цезаря. Меньшее влияние оказал Агриппа, он и тут подчинился чужой воле. Тем большим было влияние Друза. Полагали, что он был собственным сыном Августа;²⁶² правда, возможно, это просто кривотолки. Но он родился в доме Августа и был им нежно любим в противоположность Тиберию, который всегда был ему неприятен. Друз так или иначе был популярен, либерален, как любой кронпринц.²⁶³ Ожидалось, что он вновь восстановит Республику. Возможно, именно Друз подтолкнул отца к войне.

В 16—15 гг. до н. э. произошла Рето-Винделикийская война.²⁶⁴ Отчасти со стороны Верхней Италии, отчасти со стороны Дуная была завоевана Бавария. Большого военного значения эта война не имела. Руководство находилось в руках абсолютно неопытного Друза, так что это дело было не слишком опасным. Это была война не полководцев, а легатов; нам мало об этом известно. Тем значительней она была в политическом отношении. Северный склон Альп стал римским. Друз открыл из долины Эйзаха дорогу через Бреннер, вторгся из Италии, тем временем его брат Тиберий, старше его на 4 года, оказывая содействие, выступил от Боденского озера, это было сделано значительно менее блестяще. Ретия стала провинцией, однако, не получила собственного наместника. Была основана Augusta Vindelicorum (совр. Аугсбург) как конечный пункт дороги от Бреннера. Это было удачей для Италии, и очень значительной удачей, но только прологом еще большей.

С 16 до 13 г. до н. э. Август находился в Галлии.²⁶⁵ Это характерно для спланированного двойного предприятия. [MH. I₈₂] Здесь следует пробел в сведениях, касающихся устройства Норика (Штирия и Верхняя Австрия, включая Вену). Возможно, эта важная провинция попадает теперь в зависимость от Рима. Она всегда обозначалась как regnum Noricum, т. е. как царство-клиентела. Это означает мирную передачу верховной власти от царя Риму. Однако уже тогда можно было рассматривать его как римскую провинцию.

В 13 г. до н. э. началась крупная военная компания в Галлии и Норике. Август назначил полководцами Друза и Агриппу. Здесь тоже действовали комбинированно. Друз был главнокомандующим в Галлии, Агриппа — в Альпах.²⁶⁶ Тиберий был смещен. Ожидалось главное сражение у Дуная. В 12 г. до н. э. внезапно скончался Агриппа;²⁶⁷ теперь Тиберий встал во главе дунайского войска.²⁶⁸ Это было неблагодарной задачей. В 11 г. до н. э. Иллирик перешел от сената в ведение императора.²⁶⁹ Тем самым эта провинция была включена в план войны. Возможно, в то время в устье Дуная был оборудован собственный штаб главнокомандования; Мезия простиралась от Белграда до устья Дуная. Лентул вел серьезную войну против даков с той последовательностью, с какой ее начал Красе.

После организации провинции Паннония, Фракия и Македония стали мирными провинциями. Верхний Иллирик превратился в провинцию Далмация и вскоре развился в одну из значительнейших провинций (с главным городом Salona). Эти достижения не так были важны сами по себе, в большей степени они были важны для прикрытия [MH. I₈₃] и усмирения внутренних территорий.

В 12 и 11 гг. до н. э. Тиберий вел Паннонскую войну.²⁷⁰ Она не очень известна, но важна своими последствиями. Граница по Саве была перейдена, ее место заняла граница по Драве как граница римского господства. Petoevium (совр. Птуй) в Восточной Штирии стал главным легерем. Эта война не была блестящей, но была одной из тех, которые богаты значительными успехами. Благодаря ей Далмация стала усмиренным тылом и средоточием римской культуры. Вскоре отряды смогли покинуть эту область. До сир пор область к северу от Италии до Дуная называлась Верхним и Нижним Иллириком. Верхний Иллирик теперь стал Далмацией, Нижний Иллирик — Паннонией. Норик²⁷¹ стал военной провинцией, Вена и Карнунт (Carnuntum) — самыми передними постами. Линия пограничных укреплений между Птуем и Веной уже указывает на военные операции, направленные против Богемии.

Теперь о рейнских походах Друза. Еще до смерти Агриппы Друз, облеченный исключительной проконсульской властью, выступил к берегам Рейна. В 12 г. до н. э. он по собственной инициативе предпринял наступление с намерением пядь за пядью оккупировать Германскую область. Следует различать три похода. Первый был направлен к побережью Северного моря. Друз дошел до Зюйдерзее и заключил договоры с батавами и фризами.²⁷²Тем самым было обеспечено прикрытие северной границы римской Галлии, и это является единственным сохранившимся завоеванием Друза.

[MH. I₈₄] У этих народов, населявших побережье, отсутствовало чувство собственно германской национальной гордости, они стали самыми верными подданными Рима и с самого начала составляли личную охрану императора. За полученное освобождение от налогов они должны были в большом числе поставлять рекрутов, что, правда, вовсе не было непопулярным.²⁷³ Был построен военный флот, и Друз как первый римлянин пересек с ним Северное море. По обоим неполным сообщениям,²⁷⁴ он, побеждая все и вся, достиг Ядерской бухты, так что с этой стороны римская граница якобы уже дошла до Эльбы.²⁷⁵

Затем следует война у Липпе.²⁷⁶ По обоим ее берегам были построены военные дороги, в истоке — заложена крепость Ализон (Aliso).²⁷⁷ Это доказывает, что существовало намерение навсегда оккупировать эту территорию. Земли херусков и хаттов были захвачены, около Ксантена (Castra Vetera) возник большой рейнский лагерь.

На следующий за этим год Друз дальше к югу, в Майнце (Moguntiacum) и Бонне, основал постоянные квартиры. Он оккупировал границу по Майну и построил крепость Тауна. В 9 г. до н. э. была продолжена война против маркоманов в верховьях Майна, маркоманы отступили в Богемию.²⁷⁸ Друз продвинулся до Эльбы, здесь ему было странное видение: будто он умер, упав с лошади.²⁷⁹ Тиберий, которому суждено было играть неблагодарную роль продолжателя чужих предприятий, последовательно продолжил проведение в жизнь плана Друза.²⁸⁰ Было необходимо передвинуть военные границы и тем самым сделать Галлию, равно как и Далмацию,²⁸¹ [MH. I₈₅] усмиренным тылом, и этой новой границей должна была стать линия Везера или Эльбы. Над этим планомерно трудились. Г од за годом на протяжении 6 лет осуществлялись экспедиции, которые, однако, нельзя рассматривать просто как налеты. Не принимая участия в больших полевых сражениях, Тиберий все больше приближался к успеху. В ходе своих походов 8—7 гг. до н. э. он действительно превратил Германию в подчиненную провинцию.

Тут вмешалась политика императорского дома. Произошла размолвка между Августом и Тиберием. Последний оставил войско,²⁸² и Август справедливо жаловался, что Тиберий его предал (se destitutum esse ab Tiberio dixit²⁸³). С этого времени военные операции здесь были полностью прекращены. Целиком в соответствии с августовской политикой принципата такая важная операция могла и должна была быть выполнена именно только императорским наследником. Тот единственный, кто был в состоянии это сделать, отказался от задания, поэтому за него вообще не принялись.

Правда, в следующие 10 лет мы все-таки сталкиваемся с некоторыми более мелкими операциями. Домиций Агенобарб перешел из Паннонии через Эльбу. Гермундуры были вынуждены переселиться в Баварию.²⁸⁴Однако серьезные операции все-таки были проведены только после смерти Гая и Луция, когда после своего усыновления в 4 г. н. э.²⁸⁵ Тиберий снова появился на поле сражения. В 4 г. н. э. он перешел Везер, год спустя провел операции на Липпе и на поле сражения оставался до декабря. В этих походах он был очень энергичен. [MH. I₈₆] Следующий 6 г. н. э. должен был принести победу над маркоманами. Те основали в Богемии мощное государство под властью Маробода.²⁸⁶ Но, возможно, в глазах народа их сила была преувеличена, чтобы мотивировать войну против них. Впрочем, силу их войска нельзя было недооценивать, часть его (пехота) была организована по римскому образцу. Решающее сражение должны были провести дунайские войска. Этой армией руководил сам Тиберий; рейнской армии под началом Гая Сентия Сатурнина было отведено лишь второстепенное значение.²⁸⁷

Остается признать, что этот расчет опирался на политически верную основу. Исходя из настоящего положения границ, Рейн и Дунай образовывали два катета прямоугольного треугольника. Для их охраны требовались многочисленные отряды, и отчасти (так, например, линию Дуная) их было просто сложно прикрыть. Куда большую уверенность дала бы оккупация гипотенузы, которая могла бы быть представлена непосредственно линией Эльбы. И в случае решительного сконцентрированного наступления эта задача вовсе не была неосуществима. Тиберий находился уже на расстоянии пяти дневных переходов по ту сторону Дуная, когда все его планы были перечеркнуты восстанием в Паннонии и Далмации, вспыхнувшим в областях, откуда были выведены войска и где царило исключительно поверхностное умиротворение.²⁸⁸ С этими событиями, вынудившими Тиберия повернуть назад, Август затем связал уже упомянутую реорганизацию армии.

[MH. I₈₇] Сама по себе война не была событием всемирно-исторической важности, она, скорее, была абсолютно обычной реакцией, которая до сих пор возникала у каждой еще не целиком подчиненной нации. Тем не менее восстание воспринималось как страшная опасность для Италии. Вожди далматов и бревков носили одно и то же имя — Батон, поэтому говорят о Батоновой войне (bellum Batonicum).²⁸⁹ Римляне еще не ввязались в ссору с Марободом и поэтому могли повернуть к Дунаю. Вся южная и северная придунайская область, конечно, находилась во власти мятежников, но большие города дунайскими кельтами взяты не были. Это было национальное движение в горах Далмации, в пространстве между Дравой и Савой, которое населяли бревки. Там все и разрешилось. Четыре года, с 6 по 9 г. н. э., продолжалась борьба, о которой нам ничего неизвестно, но которая была достаточно упорной. Приемный сын Тиберия, двадцатилетний Германик, завоевал там свои первые лавры. Впоследствии это стало событием политического значения.

Когда здесь все было завершено, можно было, вероятно, вторгнуться в Богемию с вооруженной мощью, увеличенной на 8 легионов. Однако через 5 дней, после того как Рим получил сообщение из Паннонии о победе, пришло известие о поражении Вара, который вместе с 3 легионами был уничтожен.²⁹⁰ Большой удар, но сам по себе он мог действовать только как замедляющий элемент.

Вопрос топографии не является принципиально очень значимым, но и не является сложным. Тевтобургский лес (Saltus Teutoburgiensis) назван только в одном единственном источнике — у Тацита.²⁹¹ Он находился между истоками Липпе и Эмса, а это указывает на Ознинг, параллельный Везеру, который можно обозначить как saltus. [MH. I₈₈] Маловероятно, что эта катастрофа произошла в области херусков. Вождя противника перепутали с местом события. Верно то сообщение,²⁹² что Вар расположился лагерем у Везера. Неясно где, но римляне прочно обосновались именно у Липпе. Aliso находился вблизи от Падерборна. Оттуда к Везеру пролегала дорога через Ознинг, и это наводит на мысль, что лагерь находился у Миндена на Везере. Однако речь идет о засаде, приманке. Вару сообщили, что отдаленный народ восстал, и, видимо, он собирался его усмирить. Он выступил с большой частью войска, с 3 легионами, 2 легиона остались в лагере у Везера, около Миндена.²⁹³ Совершенно определенно его сманили с главной дороги. Куда, решительно неизвестно. Это место не могло, однако, находиться слишком далеко от Ознинга, поскольку марш-отход продолжался недолго, а катастрофа произошла в Ознинге, в районе Оснабрюка.²⁹⁴

Об этой катастрофе нам известно хорошо. Это как раз те самые события, которые имеют место в каждой войне с германцами. У Друза и Германика были подобные сложности, но только они лучше с ними справились. Вар тоже мог бы уберечь свои хорошо дисциплинированные отряды от разгромного поражения. Сначала они полностью разрушили лагерь, затем их действия становились все более беспорядочными, и в итоге произошло сражение. Причину катастрофы следует искать в индивидуальных факторах. Вар руководил 3 легионами, 3 алами и 6 когортами, т. е. при обычной численности отрядов — 20 000 человек; но их численность определенно была меньше, так как нам известно о больших войсках особого назначения,²⁹⁵которые предположительно состояли из алов, а не из легионов. Так что отправить в поход можно было самое большее 15 000 человек.²⁹⁶ Очень существенным было отдаление от военной дороги. К этому примешивается еще время года — поздняя осень. Было сложно [MH. I₈₉] передвигаться по бездорожью. Прежде всего отряд был деморализован. Это были, вероятно, рекрутские легионы с номерами 17, 18 и 19; в дальнейшем эти номера отсутствуют, они больше не давались никому. Эти 3 легиона принадлежали к тем, которые были недавно сформированы. Это можно понять. Старые легионы находились у Дуная; новые были посланы в новую Германию. Конечно, среди них было большое число старых солдат и центурионов. Кроме того, офицеры не исполнили свой долг. Вар был женат на женщине из императорского дома,²⁹⁷ и это, вероятно, повлияло на производство Вара в чин. Он был придворным генералом и не был настоящим военачальником. Август также это чувствовал, когда требовал от него возврата легионов.²⁹⁸Но неслыханным было то, что легат Вара собрал свою конницу и покинул поле боя.²⁹⁹ Естественно, погибли обе части — пехота и конница.

В первую очередь мы удивляемся тому, что эту катастрофу считали трагической в такой степени. Определенно, это было болезненным ударом по военным, и нельзя отрицать того, что он был справедливым. Однако ведь это не стало непоправимой потерей. То, что три орла и 15 000 человек смогли изменить всю политику правительства, вот что удивительно. Однако подобный поворот произошел.

Последствия победы были значительными. Партия, выступавшая за свободу германцев в Германии, получила перевес всюду. Голову Вара Арминий послал Марободу,³⁰⁰ он хотел объединиться со свевами для совместных действий. Это могло бы значительно осложнить положение римлян. Германцы тоже не удовлетворились грабежом убитых, они направились к Ализону, который [MH. I₉₀] не был обеспечен провиантом и гарнизон которого вынужден был пробиваться через окружение.³⁰¹ Два последних легиона под предводительством Нония Аспрената успешно добрались до Castra Vetera на Рейне.³⁰² Здесь они были необходимы, поскольку германцы в Галлии тоже стали проявлять нетерпение. Правый берег Рейна и вся линия Липпе были потеряны, ситуация внушала опасения.

Тем скорее нужно было исправлять ошибку. Паннонская война была завершена, и войска были свободны. Фактически Тиберий вернулся к рейнской армии и перешел через Рейн. Он предпринял стремительное наступление и в 10 и И гг. оставался в Германии.³⁰³ Несмотря на это отмечается полный поворот в политике. Ализон не был восстановлен.³⁰⁴Наблюдается оборонительная тактика в форме наступления. Германия была сдана. Оставалась только мнимая Германия на левом берегу Рейна, Германия Верхняя и Нижняя (Germania Superior и Imperior). Причина перемены кроется во внутренней политике.

Ранке³⁰⁵ ссылается на сообщение Флора,³⁰⁶ который рассказывает, что Вар сидел на трибуне и выносил приговоры германцам, когда из всех ворот в лагерь ворвались херуски. Ранке отвергает сообщения о выступлении в поход войска, однако это не так. Хотя и верно то, что Флор жил раньше Диона, но нельзя не понимать, почему такой фразерствующий компилятор, как испанский всадник Флор, должен цениться меньше, чем такой государственный деятель, как Дион.³⁰⁷ Кроме того, данные Флора не соответствуют сообщениям современников, особенно Веллея,³⁰⁸ а также более поздних — все-таки внушающего доверие Тацита,³⁰⁹ который изображает события ретроспективно. Тацит сообщает о трех различных походных лагерях, отдаленных от военной дороги, римлян; было бы невозможным, если бы на Вара напали [MH. I₉₁] в главном лагере и там бы его убили. Сообщение Флора — это компиляция общих идей, так действует драматург. Флор также пишет, что конница спаслась; однако мы читаем у Веллея, что впоследствии она была уничтожена сама по себе. Катастрофа произошла в 9 г. н. э.

Год спустя Тиберий совершил марш к рейнской границе, укрепил ее и предпринял стремительные наступления (см. выше). В 12 г. н. э. он вернулся в Рим и отпраздновал триумф над Паннонией и Далмацией, но не над Германией (de Parmoniis Dalmatisque, но не de Germania), что, несомненно, произошло бы в более поздние времена.³¹⁰ Но все-таки считалось, что дело завершено. Политика в отношении Германии совершенно изменилась, Август удовлетворился старыми границами. Об этом свидетельствует мирный договор Тиберия и Маробода. Тиберий ведь намеревался развязать войну с Марободом; когда произошла катастрофа, обе стороны уже вплотную приблизились к Богемии.

Мирный договор означал отказ от плана не только в отношении Богемии, но и отказ от линии Эльбы. Правда, невозможно понять, как это военное государство, которое так нуждалось в славе, могло забыть о трех орлах и не взять реванш за поражение, как Тиберий, который вложил всю душу в эту операцию против германцев, видевший в ней свою задачу, смог пересилить себя и позволить себе отступить. О давлении извне речи не может быть. Разумеется, были военные сложности. После Акциума у Августа было 18 легионов, затем было сформировано еще 8, и теперь 3 из них были уничтожены. Перед его смертью было только 25 легионов,³¹¹ т.е. 2 легиона были восстановлены, 1 остался незамененным.

[MH. I₉₂] Два новых легиона получили номера XXI и XXII. Первый состоял из sentina³¹² города Рима, которые обычно никогда не привлекались на службу, и этот легион был направлен в Германию. Последний, легион Дейотара (legio Deiotariana), состоял из галатских отрядов, во всяком случае, это очень вероятно. Это были новые, наделенные гражданским правом чужеземные солдаты, что в свою очередь демонстрирует, в какой степени Августу не хватало солдат. И опять это непонятно. Ведь римским гражданским правом располагали Италия, Сицилия, Нарбонская Галлия и многие отдельные города. Как такое государство не могло заменить корпус в 20 000 человек?! Истина в том, что после битвы при Акциуме легионеры и преторианцы все еще вербовались, а не призывались. Это было роковой ошибкой, она объясняет эту колоссальную нехватку людей. Показательно обращение главным образом к sentina. С другой стороны, из-за все еще неспокойной Галлии нельзя было оголить рейнскую границу, а пространство между Рейном и Эльбой требовало, вероятно, очень большого количества отрядов. Просто-напросто не хватало людей.

Наверняка отказ Августа определялся и другими причинами. Ведь к большой войне против германцев его склонили Тиберий и Друз. Решительное наступление вообще не входило в его намерения; после поражения Вара он вернулся к прежнему плану и запретил продолжать войну.³¹³ Тогда Август еще не был слабым стариком, действиями которого руководил Тиберий, скорее второй находился в исключительно зависимом положении и почти не располагал правом волеизъявления.

В[MH. I₉₃] армейских кругах, вероятно, стало проявляться неодобрение. Позднее оно сконцентрировалось на Германике. Удивительно, что вместо Тиберия к Рейну был послан Германии, чтобы принять это исключительно высокое командование двумя самыми большими армиями.³¹⁴ Военных оснований к этому быть не могло. Это выглядит почти так, словно Август хотел все-таки позволить Германику завоевать Германию. Это можно было бы объяснить натянутыми отношениями между Августом и Тиберием, однако мир с Марободом говорит против этого. В любом случае, не было проведено ни одной рассчитанной на длительный срок операции. Август³¹⁵ удовлетворился рейнской границей диктатора Цезаря, а сражение Вара сохранило свою большую всемирно-историческую ценность. Оно защитило Германию от римского влияния и продемонстрировало в первую очередь то, что при принципате не может проводиться собственно завоевательная политика, для этого он слишком слабо стоит на ногах. После такой большой неудачи серьезные попытки в этом отношении уже не предпринимались. Завоевание Британии и так далее были всего лишь частностями.

д) Семейная и внутренняя политика

Теперь обратимся к внутренним отношениям императорской семьи. Выдвижение на передний план истории рода было важным моментом принципата, пока он был нов. Без сомнения, он был одной из форм монархии.

Создание порядка наследования напрашивалось само собой, его требовала прочность принципата. В этом отношении Август пошел дальше отца. Цезарь это упустил из виду, возможно, из-за своей идеальной натуры, которая целиком растворилась сама в себе. Нам, правда, неизвестно, что он сделал бы, проживи дольше, однако его правление всегда проявлялось как сугубо личное.

К Августу это не относится. Он взвешивает все спокойно и осмысленно и для всего необходимого старается найти правильную форму воплощения. В первую очередь он начал с соправления с Агриппой. В 28 и 27 гг. до н. э. они вместе были облечены консулатом и цензорской властью.³¹⁶

[MH. I₉₄] Принцепс не мог назначаться ни сенатом, ни народом. Назначение через сенат упразднило бы принципат, который основывался на равноправном противопоставлении принцепса и сената. Плебисцит тем более не мог выступать в роли исполнительного органа, он мог быть только удостоверяющим органом. Дело могло обстоять только таким образом, что принцепс сам назначал себе преемника, избранного наследника, и таковым был Агриппа.³¹⁷ Тем самым одновременно была устранена незначительность обычного положения наследника. Агриппа занял пост, который поставил его над всеми служащими и под непосредственное подчинение принцепсу. Это был пост второстепенного значения, но только по отношению к принцепсу. Соправитель тоже обладал проконсульской и трибунской властью, он был collega impar.^* Это — единственный в своем роде факт, придумано это Августом, и на это принципат опирается в дальнейшем. Соправление наследника проходит через все второе столетие. Усыновление, напротив, остается незначительным моментом.

Однако, что очень удивительно, этот политический замысел в отношении династического принципа был перечеркнут, и этот разлад постоянно проявлялся в нравах императоров. Чтобы это отметить, нужно обратиться к дамам императорского двора: сестре Октавии, супруге Ливии, сестре Юлии. Когда триумвират готов был консолидироваться, Антоний женился на Октавии.³¹⁸В это страшное время она была благороднейшей личностью. Тогда она обладала таким же признанием, что и Ливия, и сохранила это качество [MH. I₉₅] после низвержения Антония. Она оказывала покровительство наукам и завещала свою библиотеку римскому народу.³¹⁹ У нее были дети от обоих браков, от первого брака с Гаем Клавдием Марцеллом — Марк Клавдий Марцелл, ближайший наследник Августа по мужской линии, замечательный молодой человек. С ним связывалась идея наследования.³²⁰Вместе с тем у нее было множество дочерей, и от Антония тоже, и ко всему прочему она вырастила дочерей Клеопатры, словно они были принцессами.³²¹ Так что круг императорского двора сформировался рано, и внутри него заключались политические браки.

Если когда-нибудь женщина сильно и страдала от клеветы, то это была Ливия.³²² О ней рассказывались чудовищные вещи.³²³ Конечно, все это было не случайно. Сплетни заменяли участие в политике, которого римские граждане лишились. Только несколько доверенных лиц были осведомлены о происходящем. Политика есть arcanum imperii. Незаинтересованность политикой привела к злостным сплетням. И они сосредоточились главным образом на Ливии, ее сделали ответственной за все несчастья и смерти императорского дома. Они нарастали от столетия к столетию, в итоге она превратилась в профессиональную отравительницу. Ее считали виновной в смерти Марка Марцелла, Гая и Луция, и даже самого Августа.³²⁴ Марцелл поздним летом находился в Риме и стал жертвой perniciosa.³²⁵ Гай умер от раны в Малой Азии, Луций погиб вдали от Рима, в Массалии. Причиной этих деяний Ливии всегда считали правопреемство Тиберия; более детально эти покушения не мотивировались. Однако, как это возможно, чтобы все это ускользнуло от Августа? Август умер семидесяти семи лет от роду,³²⁶почему же нужно предполагать какое-то преступление? Какой для Ливии мог быть в этом смысл?

По-видимому, на протяжении брака, длившегося 51 год, Ливия никогда не имела политического влияния и никогда к нему не стремилась.³²⁷[MH. I₉₆] Политика не имела ничего общего с ее замужеством, это был брак по любви, но имел несколько неподобающий вид.³²⁸ Двадцатишестилетний Август был страстно влюблен в Ливию и увел ее у ее мужа. И эта любовь была ответной. После смерти Августа старая женщина сказала, что ее брак был счастливым потому, что она всегда придерживалась своего женского круга. Правда, она развила внешнюю активность, которая и после ее смерти просматривалась в решениях сената. Ее вмешательство проявлялось в высоком праве женщины оказывать помощь, в основном финансовую, и быть миротворицей. Семьи аристократов почти всегда находились в финансовых затруднениях. Тогда в роли помощника выступал принцепс, а Ливия помогала с приданым. За это сенат хотел назвать ее после смерти матерью отечества (mater patriae), но в последние годы жизни у нее были натянутые отношения с Тиберием.³²⁹ Это — то положение, которое отводит ей история. Большинство вопросов и те, что касались семьи, решались против воли Ливии, так что пренебрежение ею было повторением прежней участи Тиберия. Но именно благодаря этой уступчивости она сохранила свое положение в доме.

Юлия была единственным ребенком Августа, она родилась в 39 г. до н. э. от Скрибонии.³³⁰ О ней мало что можно сказать. Красивая, умная, грациозная, она была центром литературного общества в кругу овидиевых «Amores». Однако оно было пучиной глубокой безнравственности, а Юлия олицетворяла скверную сторону придворной жизни.³³¹ За это ее достаточно покарала судьба. Отец не мог вырвать ее из своего сердца, несмотря на то что знал о ее пороках. Август должен был управлять двумя сложными вещами: res publica и своей дочерью. Конечно, эта любовь не препятствовала его династическим идеям. Не из любви к дочери он хотел сделать ее императрицей, но, скорее, из веры в [MH. I₉₇] Julium sidus,³³² а последней представительницей этого рода, внучкой³³³бога, была Юлия. Эта та самая мысль о предначертанности судьбою, с которой мы встречаемся у Августа всюду.

Август выдал Юлию замуж за Марцелла в 25 г до н. э., то есть как можно скорее. Ей было 14, ему — 20 лет. Очевидно, что этот брак Августу был по сердцу. Это было первостепенным политическим событием. Зятю тут же было отдано явное предпочтение. Не будучи квестором, он вступил в сенат; планировалось в 23 г. сделать его эдилом, а за 5 лет до этого он должен был стать консулом. Пост эдила был уколом особенно для Агриппы. Зятю было передано управление всей императорской казной. Август явно ввел Марцелла (в курс дела) как наследника и предпочел молодого человека опытному товарищу. Агриппа, почувствовав это, покинул Рим и объявил ультиматум.³³⁴ Он отправился в добровольную ссылку на Лесбос. Это глубоко ранило Августа, однако то было естественным следствием его действий. Но тут вмешался рок. Марцелл умер от страшной лихорадки³³⁵еще в 23 г. до н. э. в должности эдила. Конфликт был устранен. Агриппа вернулся назад и снова взял в свои руки текущие дела. Здесь факты откровенно говорят сами за себя. Август признал свою ошибку; он предоставил Агриппе место Марцелла и выдал за него Юлию, правда, это был странный брак. Август и Агриппа родились в один год и были старше восемнадцатилетней Юлии больше чем в 2 раза. И в другом отношении они не совсем подходили друг другу. Агриппа был грубым военным, Юлия была нежной и изысканной. Однако сначала брачный союз казался счастливым. В 20 г. до н. э. родился Гай, в 17 — Луций. Отношения с Августом были такими хорошими, какие только можно себе представить. Это годы большой реорганизации. Август усыновил Гая и Луция. Сыновья перешли в семью деда.³³⁶ Это удивительное событие [MH. I₉₈] сложно поддается объяснению. То, что император признал мальчиков своими преемниками, можно понять. Однако с любой точки зрения на первом месте должен был стоять зять. Даже усыновленные, внуки все равно не приблизились к своему деду. Эту ситуацию можно объяснить только верой в счастливую звезду Юлиев (Julium sidus) (см. выше); это должна была быть династия Юлиев, а не Випсаниев. Агриппа был более низкого происхождения.³³⁷ Это осложнение, губительное для правопреемства трона, устранилось после смерти Агриппы. Агриппа умер в 12 г. до н. э. в возрасте пятидесяти одного года.³³⁸

Какое теперь положение должна была занимать вдова? Нужно вникнуть во все эти домашние детали; они имели большое политическое значение. Еще при жизни супруга поведение Юлии не было безупречным [см. ниже: MH. I₁₀₀]. О том, чтобы она оставалась вдовой, нечего было и думать, она нуждалась в надзоре мужа, который должен был держать ее в ежовых рукавицах. Поначалу думали о том, чтобы выдать ее замуж за всадника, который не мог бы предъявить права на наследование. Этого не произошло. Был избран Тиберий Клавдий Нерон, сын Ливии от первого брака. В этом пытались усмотреть влияние матери, которая пробивала сыну дорогу к трону. На самом деле все было наоборот. Это была самая неблагодарная роль, какую только можно представить. Сюда примешивалось его непонятное положение по отношению к приемным сыновьям, предназначенным для наследования трона. Самое большое, что мог Тиберий требовать для себя, так это что-то вроде опеки, если бы Август умер преждевременно, но и это время не длилось бы долго: Гаю, старшему, было восемь лет.

[MH. I₉₉] Этим объясняется антипатия Тиберия. То, что это не было приятной обязанностью, явствует из того, что Август не выбрал для этой роли своего любимого сына Друза. Кроме того, Друз и Тиберий уже были женаты, оба счастливы и благословлены детьми. От дочери Агриппы у Тиберия был Друз Младший. Один брак должен был разрушиться, и им стал брак Тиберия. Воля императора свершилась, в 11 г. до н. э. последовала женитьба на Юлии.³³⁹ Компенсацией за это была трибунская власть и более высокое политическое положение, которое впредь занимал Тиберий; однако было условие, что он будет отстранен, когда дети подрастут.

В 6 г. до н. э. произошел загадочный случай. После окончания Германской войны Тиберий вдруг отправился на Родос против воли Августа и Ливии [см. выше: MH. I₈₅]. Он оставил Августа в одиночестве в крайне критическом положении. Только он мог руководить германской армией; он был единственным большим полководцем. Август умолял его не делать этого. Но Тиберий не внял. Два момента принимаются к рассмотрению. Во-первых, Гаю исполнилось 14 лет, и ему было отдано предпочтение а lа Марцелл: он стал princeps iuventutis, то есть наследником. Тут должен был вскоре наступить решающий момент, поскольку через пять лет Гай был бы в состоянии занять место Тиберия. Во-вторых, существовал, вероятно, супружеский разлад. Юлия решительно не могла выносить Тиберия, он отвечал ей тем же. Она жаловалась Августу на его угрюмую, грубую натуру и очерняла его. Брак остался бездетным.³⁴⁰ Суть скандала и повод к нему неизвестны, но это и неважно. Происходили вещи, которые Тиберий не только не мог предотвратить, но и не мог сообщить о них Августу из-за любви того к дочери. Так что это решение он принял из отчаяния, поскольку на самом деле был в отчаянии. Август никогда ему этого не простил. Но Тиберий не мог больше выносить такое невозможное положение: он даже в течение 4 дней отказывался от пищи, и только тогда ему было позволено уехать.³⁴¹

[MH. I₁₀₀] Во 2 г. до н. э. сенат известили, что император сослал свою дочь из-за распутного поведения на остров Pandateria (совр. Вентотена).³⁴²Большего общественность не узнала, но в высшей степени вероятно, что обвинение было верным. Поведение Юлии дальше невозможно было выносить.³⁴³ Характерно, что Ливия в этой связи не упоминается. Август узнал о скандале из полицейского рапорта: на Форуме состоялась ночная вакханалия.³⁴⁴ Большое число участников поплатилось за это жизнью, другие были сосланы, например Овидий.³⁴⁵ Видимо, в этом принимали участие и политические деятели (consilia parricidae),³⁴⁶ поскольку одним из участников оргии был, например Юлий Антоний, сын триумвира.³⁴⁷ Такое могло быть возможным. Это было самым тяжелым ударом судьбы для Августа. Когда он услышал, что одна участвовавшая в этом рабыня³⁴⁸ лишила себя жизни, он высказал сожаление, что это была не его дочь. Это свидетельствует о широкой огласке, которую он придал этому делу. Как же далеко должно было все зайти, чтобы Август оставил без внимания приличия (decorum).

Политического положения эти события никак не изменили. Одной из лучших сторон политики Августа было то, что императорский дом он сделал образцом старых добрых нравов.³⁴⁹ Правда, его намерения были жестоко обмануты поведением дочери. Из-за этого подвергся нападкам целый ряд самых уважаемых семей. Немилость в отношении Тиберия продолжалась. Его трибунская власть не была возобновлена, теперь его ссылка уже не была добровольной,³⁵⁰ несмотря на ссылку Юлии, он не был отозван обратно.

На императорских сыновей, Гая и Луция, тоже падает мрачная тень. Теперь осмеливались сомневаться, действительно ли они являлись сыновьями Агриппы.³⁵¹ Однако в отношении их почестей ничего [MH. I₁₀₁] не изменилось, ведь сыновья принимали теперь практическое участие в делах. В 1 г. до н. э. Гай был послан на Восток для урегулирования обстановки.³⁵²На 1 г. н. э. для него был определен консулат. Правда, теперь это была скорее видимость повышения. На Востоке речь шла о вопросах второстепенного, а не актуального характера. К нему были приставлены мудрые наставники, например Лоллий.³⁵³ Август следил за его собственной карьерой, однако это происходило под давлением внешних обстоятельств, которые развили в Августе такой характер.

Так что, казалось, Август находится на вершине осуществления своих замыслов, он был готов сделать старшего из юношей соправителем. Во 2 г. н. э. Тиберий был возвращен, но с оскорбительными условиями.³⁵⁴Поскольку сначала Август узнал мнение принца Гая, с разрешения которого приемный отец мог вернуться только с условием категорического отказа от любой общественной должности.

Но тут вмешался ангел мира в облике смерти. В течение 18 месяцев оба юноши умерли. Луций, младший, умер первым в Массилии по пути из Испании, Гай скончался в Киликии, тоже на пути в Италию.³⁵⁵ С Гаем Рим, пожалуй, потерял немного. Он был угрюм, подозрителен и жесток.³⁵⁶ Таким образом изменилось положение в целом. Август снова должен был решить вопрос с правопреемством. Он долго колебался между тремя кандидатами. У него был еще один внук, Агриппа Постум, родившийся после смерти Агриппы, тогда ему было пятнадцать лет. Был еще Германик, немного старше его, сын Друза, и Антоний, тоже близкий родственник. И наконец — Тиберий. Династические интересы говорили в пользу Агриппы, симпатии Августа — в пользу Германика, тому было 17 лет, государственные интересы говорили за Тиберия. Август принял решение в пользу всех одновременно: самое удивительное решение. [MH. I₁₀₂] Август усыновил Тиберия, который звался теперь Тиберий Юлий Цезарь, кроме того, он усыновил Агриппу, получившего имя Агриппа Юлий. Тиберий должен был усыновить Германика, несмотря на то что у него уже был сын Друз, который из-за этого стал вторым ребенком в семье.³⁵⁷ Август сказал, что усыновил Тиберия для пользы государства (rei publicae causa).³⁵⁸ На самом деле он это сделал не из симпатии. Августу было 67 лет, и он должен был позаботиться об умелом руководителе, который мог бы командовать на Рейне. К усыновлению Агриппы интересы государства, напротив, не имели никакого отношения; так что следовало полагать, что в его случае определяющим был династический интерес.

То, что Тиберий пошел на это, было просто естественным. В его зависимом положении у него не было выбора. Тут произошла новая катастрофа. Нам известно лишь то, что в 6 г. н. э. Агриппа Постум был отторгнут и изгнан, он перестал быть сыном, был сослан и считался государственным заключенным.³⁵⁹ Определенно, Ливия приложила к этому руку. Правда, доказательств к тому у нас нет. Абсолютно естественно, что Ливия без удовольствия воспринимала присутствие Агриппы. С другой стороны, Августу трудно было его изгнать. Агриппа был физически сильным, вульгарным, жестоким и безнравственным человеком и обвинял Августа в низких поступках. Понятно, что Ливия не предпринимала ничего, чтобы удержать Агриппу, в котором она справедливо видела опасность для себя и государства, но виновницей катастрофы она не была. Так что теперь остался только Тиберий. Даже если и были тяжелы эти удары судьбы для Августа, то для Рима они опять означали действительно чудесный зигзаг удачи. Для развития принципата, для счастья государства было благословением, что после смерти Августа во главе государства стал человек, [MH. I₁₀₃] способный управлять.

Нам осталось еще дать общий обзор. Империя Августа всегда была идеалом для более поздних правлений. Идея консервации эллинизма на Востоке, возможность различных народностей на Западе влиться в латинскую национальность — все это были идеи Цезаря, Августа, принципата. Urbs Roma, собственно, взял на себя роль скорее пассивную. Империя могла себе позволить иметь один шикарный город, и им был Рим. Здесь не было политической жизни, не было муниципального органа управления. Plebs Romana был большой, жаждущей развлечений массой, Рим был мертвой головой (caput mortuum).

В других городах все было существенно иначе. Размеры муниципальных свобод и развития в целом были велики. Пример тому — Помпеи. Народное собрание развило здесь очень бурную деятельность: здесь существовали живая агитация и независимые выборы.³⁶⁰ Должностные лица имели в распоряжении полицию; помощи армии просили только на время, для борьбы с разбойниками. Латинская культура все больше распространялась на провинции, например на Сицилию, где был введен латинский язык, на Южную Галлию, на часть Испании. Шаг за шагом, но уверенно, жители посредством права и обучения вовлекались в круг латинских интересов. Деловым языком римских колоний и городов с римским или латинским гражданским правом была латынь. В грекоязычных областях это никак не ощущалось. Правда, там существовали отдельные латинские анклавы,³⁶¹ но они были в абсолютном меньшинстве. Восток остался греческим.

Положение аристократии, древних фамилий упрочилось. Демократизации государства не произошло. Юлии были и остались патрициями. [MH. I₁₀₄] Правда, место рядом со старой сенаторской родовой аристократией заняло новое сословие equites Romani, которое своим положением было обязано только императору. Это не торговцы времен Республики, а чиновничья знать, которая из-за своего положения при императоре составляла конкуренцию старому обществу. Наряду с тем развивались зачатки влиятельного сословия вольноотпущенников.

Это счастье, что из римской литературы того времени сохранилось так несоразмерно много, и все же было бы рискованно на основании этого пытаться изобразить картину государства, которое, определенно, было целым миром. Первостепенной задачей была защита Средиземного моря от пиратов, и эту задачу Август разрешил полностью. В отношении проселочных дорог в Италии, которые в течение долгого периода войны стали небезопасными, тоже было сделано многое. На основных участках стояли военные посты, в иных случаях защиту брали на себя муниципальные органы власти. Как только опасность устранялась, посты отводились. В Южной Италии Август все-таки не строил больших дорог. Так же как и в Сицилии, здесь он потярял надежду возродить глубинку страны (Апулия, Калабрия) к культурной жизни; слишком тяжелым было опустошение. Только Траян позаботился об этих областях.

В провинциях тоже происходили значительные изменения. Имперская почта³⁶² — дело рук Августа. Между тем она не была новым учреждением.³⁶³ В больших государствах Востока [MH. I₁₀₅] она была известна,³⁶⁴ и это одна из непостижимых сторон Республики, то, что она позволила придти в упадок такому важному институту. Правда, ее нельзя воспринимать как нашу сегодняшнюю почту. Древняя почта служила только для доставки депеш и перевозки должностных лиц. Вначале Август учредил курьерскую почту, затем снабдил ее еще повозками. Этот cursus publicus занял место нерасторопной республиканской системы запросов. Правда, позднее эта vehiculatio стала тяжелой муниципальной повинностью и привела к непостоянству в службе и доставке. В необжитых областях были созданы пристанища (mansiones) для ночевки проезжающих.

В области упадка нравов правительство мало что могло изменить. Август пытался оказать воздействие примером собственного дома, но абсолютно безрезультатно. Однако наряду с тем он предпринимал шаги в области законотворчества. Его законы о браке служили интересам аристократии.³⁶⁵Поскольку аристократия начала отвыкать от брака, он воспринимался как тяжелая повинность. Август решительно выступил как против безбрачия и бездетности, так и против разводов. Эти ограничения были в основном финансового характера, которые касались главным образом возможности завещательных отказов, что в намного большей степени, чем это могло бы происходить сегодня, отражалось в привычках древних включать в свои завещания всех друзей. Coelibes и orbi (неженатые и бездетные) не могли принимать завещательные отказы. Важность этого распоряжения явствует из того, что в этом Август натолкнулся на упорное сопротивление. Оно было беспримерным. Уже само название этого закона — de maritandis ordinibus (об обязательности брака для [высших] сословий) — характерно для всей идеи.³⁶⁶ Позднее последовал lex Papia Рорреа.³⁶⁷

[MH. I₁₀₆] Отпущенничество — это самый страшный недостаток рабства. Изначально неимущее, созданное по прихоти, зачастую промышляющее нечестным заработком сословие, уже само существование которого было страшным бедствием для страны, главным образом для Рима, где вольноотпущенники, вопреки всем юридическим ограничениям, de facto располагали полным гражданским правом. Было невозможно докопаться до корня зла, id est: полностью запретить отпуск на волю, по меньшей мере в той степени, чтобы с ним не были связаны гражданские права. Несмотря на сильнейшие бесчинства, массовые завещательные отпуска, Август намеревался принять меры.³⁶⁸ Была введена шкала максимума в соответствии с состоянием; морально сомнительные личности, заклейменные в период своего рабства или осужденные за тяжелые преступления, и дети вообще исключались из числа отпускаемых лиц. Требовалась обоснованная причина (доказательство) (iusta causa (probatio)). Невозможно было лишить либертинов их политических прав. Но они лишались tribus, т. е. права голоса. Только в качестве исключения Август позволил им принимать участие в голосовании. К сожалению, за ум взялись уже после беды, поскольку и tribus больше не имели политического значения.

Соответственно своей целиком аристократической идеи Август прежде всего старался возвысить культ государственный. Он был pontifex maximus³⁶⁹ и принимал очень живое участие во всех религиозных мероприятиях. Он установил привилегию принцепса принадлежать ко всем высоким религиозным [MH. I₁₀₇] корпорациям. Только монарх мог иметь сразу несколько жреческих должностей. В религиозных коллегиях он тоже ввел разделение. С этого времени мы можем наблюдать разделение карпораций на карпорации для сенаторов и всадников, что соответствует разделению наших орденов на ордены первого и второго класса. Это противодействие, в основе своей восходящее к правлению Августа. То, что религия больше не являлась чем-то обособленным, понятно, но так оно было уже во времена Республики. Август в любом случае сделал все возможное. Он восстановил старые обычаи, например секулярные игры.³⁷⁰ Проникновению новых культов Август разумно не ставил запретов, этому, скорее, препятствовало национально-римское презрение. Он относился к ним как к вульгарным и чуждым римлянам: и такое отношение было очень успешным. Конечно, государство, каким оно было, тоже должно было противиться чужеземным культам. Считалось вульгарным и неаристократичным принимать участие в чужих церемониях. Наряду с тем Август поддерживал, так сказать, культ прошлого. Forum Augusti содержит целую галерею выдающихся людей республиканской эпохи.³⁷¹

Эпоха Августа рассматривается как эпоха высочайшего расцвета литературы, возможно, также и искусства. Причина этого в том, что авторы являются последними звеньями цепочки творцов, которая на них прерывается. После Августа царит глубочайшая скука. Никто уже больше не интересуется литературой. Поскольку позднее уже не писали,³⁷² то вынуждены были обходиться августовской повседневной литературой, которая не совсем справедливо господствовала и над последующими поколениями. Язык и орфография латыни были зафиксированы для последующего времени. Эти устремления происходят от школы Варрона, демонстрировавшей архаические тенденции.

[MH. I₁₀₈] В устной и письменной речи Август избегал всех архаизмов.³⁷³Возможно, в этом направлении он действовал как раз государственными указами. На древние изыскания также потрачено много труда, правда, многое утрачено.

Веррий Флакк известен нам еще по календарю, составленному, что характерно, в форме энциклопедического справочника для круга римских исследователей.³⁷⁴ Мы видим, какой активной была деятельность. И это тоже характерно. После кончины Республики ее «труп» был старательно исследован при помощи филологического ножа. Отсюда можно сделать вывод, что старые времена действительно прошли и уже мертвы. Исследования в основном производят впечатление компиляции. Римская легенда становится популярной.

Изначально римской литературе было отказано в наивысших достижениях, поскольку связь с политической жизнью прервалась. В императорскую эпоху политика утратила свое влияние на общество, поэтому и литература этой эпохи по сравнению с республиканской была бесцветной. Поэзия сошла со сцены, на которой она существовала, и с этого момента начала чахнуть.

В сословии поэтов в целом ничто не изменилось. Знатным в Риме оно никогда не было, в collegium poetarum собирались люди различного происхождения. Характерно, что лучшие поэты происходили не из сенаторского сословия и не из Рима, а из здорового среднего сословия муниципий. Этому не противоречит то, что все таланты стягивались в Рим. Знатные люди встречаются в основном только среди риторов: Азиний Поллион, Валерий Мессала. И это тоже понятно. Политика в любом случае толкала знатных людей на трибуны. В поэзии, напротив, знатные люди выступали лишь дилетантами.

Кроме того, очень неблагоприятное влияние оказывало [MH. I₁₀₉] положение поэзии по отношению к обществу. Большое политическое достижение вообще немыслимо без постоянной и сильной общественной критики. Раньше подобное в Риме существовало, достаточно вспомнить о Катулле, но все изменилось. Клика и неотделимая от нее клака заняли место публики. То, что эту эпоху можно справедливо назвать меценатской, связано с плохой критикой. Меценат, Азиний Поллион, Валерий Мессала и прочие делают литературу, точнее, позволяют делать.³⁷⁵ Везде старательно сочиняют и декламируют по приказу свыше. Эти декламации, эти покровители, эти личные отношения отчасти представляют собой наш институт критики, но в них отсутствует коррелят нашего сегодняшнего общественного мнения. А самое большое зло — это то, что, если кто в Риме был поэтом для этого очень маленького круга, тот был им и для всей Римской империи (orbis terrarum).

Риторика уже во времена Республики превратилась в паразита. Произнесенное слово тут же записывалось, это были памфлеты, которые просто сыпались на публику. Это развитие внезапно заканчивается при принципате, и вместе с ним прекращает свое существование целая наука риторики. Правда, еще при Августе были великие ораторы, например Марк Валерий Мессала Корвин³⁷⁶ и Азиний Поллион,³⁷⁷ но они все-таки принадлежат еще республиканской эпохе. Поллион был на 15 лет старше Августа.

С историографией дело обстояло лучше. К этому времени относится классический труд Поллиона о гражданских войнах, который в выдержке (к счастью, в точной) сохранился у Аппиана. А также и другие труды. Собственно говоря, Поллиона нельзя причислять к августовским историографам, хоть его труд и был написан в правление Августа, но и здесь справедливо то, что эти сочинения являются отголосками республиканской эпохи. [MH. I₁₁₀] Об этом уже свидетельствует непредвзятая оценка похвалой и упреком. Настоящий историк этой эпохи — это Ливий. Его значение благодаря новому исследованию сводится к соответствующему объему. У него много ошибок, прагматизм ему полностью чужд. Теперь нам известно, что Ливий не занимался широким исследованием источников, что количественный аспект его труда намного превосходит качественный. Он лишь грубо воспроизводит, не имея собственного взгляда на историю, которым отличается великий трактат Полибия. Это — достижение в области риторики, и причина успеха кроется в языке. Более ранние труды не пользовались известностью, как скажем, в наше время это относится к «Симплицию Симплициссиму». Старыми хрониками уже невозможно было пользоваться, да и написаны они были неумело. Однако потребность в истории страны существовала. Так что Ливий натолкнулся на полную пустоту. Кроме того, в отношении Ливия мы встречаемся с явным успехом его труда у клики. Никакой другой труд не составил ему конкуренции, и произведение Ливия было принято как изображение государственной истории. Лучшее, правда, не было им вытеснено. Потребность в написании мировой истории удовлетворил Помпей Трог, она представлена во фрагменте у Юстина. Ему нельзя отказать в умении сплетать воедино несовместимые моменты. Здесь тоже отсутствовало более глубокое исследование.

Драма отсутствует полностью. Однако тем не менее делались усердные попытки создания трагедий. Древние пьесы, как, скажем, пьесы Пакувия, исчезли со сцены и из круга чтения, писались новые пьесы. «Фиест» Вария, «Медея» Овидия были широко прославлены. Но они оставались пьесами для чтения, а не сценических постановок. С комедией все обстояло немного иначе. Поскольку для нее была абсолютно необходима сцена, то она тут же прекращает свое существование, несмотря на попытки Мецената Мелисса (что показательно, он был вольноотпущенником, ученым библиотекарем) создать новый жанр, trabeata.^*378 Добившиеся успеха держались благодаря зрелищным постановкам. Весь интерес [MH. I₁₁₁] сконцентрировался на пантомиме, балете, и это может служить уничтожающей критикой нового времени.

И тем интенсивнее проходили процессы в области малых поэтических жанров. Правда, появился еще латинский эпос, который определяет вершину римской поэзии. Как объясняется это влиянием Вергилия? Он не был незначительным талантом, это определенно доказывают его «Георгики», которые, правда, являются собственно дидактической поэмой, т. е. не поэзией. Но этот жанр поэтического искусства тогда был всюду в моде, и в общем и целом это произведение является очень замечательным, главным образом в тех местах, где восхищение Августом приобретает полное и яркое звучание. Оно было написано в период Сицилийской войны, вздох облегчения после страшного времени проходит через все произведение.

[MH. I₁₁₂] Господствующее положение Вергилия в поэзии, которое соответствует подобному же положению Цицерона в прозе, — это совсем особенная проблема, представляющая интерес и для историка. Это очень грустное занятие — сравнивать современного эпического поэта Вергилия с Гомером, но тот все-таки сознательно подражал, так что на этом и нужно остановиться. Вергилий пытался объединить «Илиаду» и «Одиссею» и добавил к этому достаточно пошлый эротический мотив: любовь между Энеем и Дидоной в подражание древней легенде о Медее. Во второй части все обстоит подобным же образом. Здесь место обладающего собственным домом Гектора занимает ревнивый любовник Турн. В современной обработке отсутствуют другие грандиозные мотивы республиканской легенды, все сведено к усредненной мере этой эпохи. Только когда Вергилий прославляет новую императорскую власть,³⁷⁹ прорывается более теплый тон. Его самокритика, выраженная в желании сжечь поэму,³⁸⁰ была целиком оправданной. То, что произведение тем не менее имело успех, основывается на многих причинах. Первая причина в политике. Созданное по просьбе Августа произведение выражает синкретическую направленность этой эпохи, коалицию римлян и греков. Ведь карфагеняне³⁸¹ всегда считались греками, как и в гомеровских эпических поэмах. Так же приятно было прославление монархии. Духовно Август следовал образцу семи римских царей.³⁸² Третья причина — это прославление дома Юлиев в лице его родоначальника Энея, эта причина была, вероятно, самой важной [MH. I₁₁₃]. Сюда присовокупляется филологический момент. Вергилия справедливо называют doctus poeta. Он занимался обширными исследованиями, главным образом в области понтификального права (Amata из культа богини Весты³⁸³). Филологическое направление требовало, чтобы к поэме можно было сделать комментарий. «Энеида» стала замечательным школьным учебником, который был тогда так необходим и остается таковым по сегодняшний день.

Гораций, немногим моложе Вергилия, Тибулл и Проперций стоят в литературном отношении нескончаемо выше Вергилия. В произведениях Горация пульсирует полная, живая жизнь. Это главным образом «Ars poetica» со свободными, остроумными разговорами, а также его сатиры. Несколько менее яркими были собственно оды, которые тоже, конечно, содержат прекрасные стихи, например «Carmen Saeculare».³⁸⁴ Греческая грация соединяется с полным осознанием величия римского государства. О настоящем чувстве любви у Горация практически нет речи, рабство его разрушило.³⁸⁵

В этом отношении его превосходят Проперций и в еще большей мере Тибулл. У них присутствуют нежные чувства: самое лучшее, что было создано римлянами в поэзии.

Примечательна быстрая кончина этих талантливых людей. В то же самое время, когда умер Агриппа и прочие, скончались и поэты. Появился новый род поэзии; поэзия стареющего Августа. На сцену выходит Овидий, которого древние называли³⁸⁶ талантливейшим (ingeniosissimus). Он самый легковесный из поэтов, его стихи льются свободнее всех других. Является ли он в связи с этим лучшим поэтом, вопрос спорный. Борьба с языком и размером была позади. Содержание — не очень глубокое. Только поэзия, посвященная гетерам, любви и искусству (наука) любви (amores и ars amandi), читается действительно легко. И все-таки этот жанр является очень подчиненным.³⁸⁷ Характерна катастрофа, произошедшая с Овидием в связи с гибелью Юлии (см. выше). [MH. I₁₁₄] И все же поэзия Овидия — это не больше чем рифмоплетство.³⁸⁸ Он был в состоянии свободно сочинять стихи на любые темы, но в них отсутствовало всякое поэтическое содержание. Его самое прославленное произведение, «Медея», нам неизвестно.

Нельзя игнорировать ту мысль, что эта ода³⁸⁹ возникла потому, что Овидий существовал уже вне республиканских традиций. Мир опустошался.

В искусстве следует отметить распространение коллекций. Возникли большие библиотеки, основанные Октавией и Августом, в каждой из них были греческий и латинский отделы.³⁹⁰ Подобным же образом большие храмы Августа развивались в своего рода музеи. В этом древние превосходили нас: любое произведение искусства, выставленное отдельно, само по себе оказывает совсем другое влияние, чем если оно выставлено в музее. Август неутомимо трудился над созданием коллекции таких сокровищ искусства. Агриппа изложил это в своей речи de tabulis signisque³⁹¹ publicandis. Любое произведение искусства должно было стать собственностью государства: грандиозная идея. Естественно, полностью все не было осуществлено, но новые сооружения служили приближению к идеалу. Август сам действовал в этом направлении, он выставлял свои приобретения на общественное обозрение. В сфере архитектуры проявляется профессиональность. Однако выдающиеся великие художники не называются, и это молчание говорит уже о многом. Лозунгом было коллекционирование и представление на обозрение, не создание. Но монеты все же демонстрируют большой прогресс, в основном в сфере портретного изображения. Для целей графического изображения был построен и украшен портретными статуями³⁹² Forum Augustum.³⁹³

Архитектура выходит на передний план, что справедливо. Поддержка и необходимость этого искусства зависят в основном от государства. Было построено баснословное количество зданий, позднее подобное было, вероятно, лишь при Траяне. Сначала возникли бытовые постройки, главным образом благодаря Агриппе.³⁹⁴ Старые водопроводы, до этого страшно запущенные, он восстановил и построил новые, не как раньше — в частном порядке за плату, а безвозмездно. Это — тоже дополнение к panes et eircenses. Сюда же относились театры Бальбы и Марцелла, каменный амфитеатр и постройки для народных собраний, а также форумы, базилики и публичные площади. Из храмов стоит отметить в основном Пантеон, сооруженный благодаря Агриппе, — грандиозное произведение искусства.³⁹⁵

2. ТИБЕРИЙ (14—37)