История римских императоров — страница 49 из 147

Теперь мы переходим к рассмотрению большой Придунайской области, которую можно обозначить одним общим названием Illyricum.⁵⁵⁷ Формально она является самой важной областью не только потому, что здесь, видимо, находился главный духовный культурный центр, а потому, что здесь назрело и отсюда [MH. II₂₁₉] происходило начало конца — падение Римской империи.

а) Гарнизон

Центр военного командования, ранее находившийся на Рейне, теперь был передвинут на Дунай. До Веспасиана рейнский берег был оккупирован вдвое большим количеством войск, чем дунайский берег. С подчинением рейнского войска при вступлении на престол Веспасиана и связанными с этим численным сокращением и моральным упадком войска увеличилось число и престиж дунайских армий. Август расположил в Придунайской области 6 легионов: 2 — в Мезии, 2 — в Паннонии и 2 — в Далмации, которые, собственно, не имели никакого отношения к защите границы и были лишь реминисценцией Далматских войн. Ретия и Норик, средняя и верхняя дунайские границы, были свободны от войск, примерно от области выше Вены. Основание было не военным, а политическим: близость к Италии. Большие военные подразделения предпочитали располагать вдали от Италии; Аугсбург или Инсбрук как крупные военные лагеря давили бы на Италию совсем иначе, нежели Майнц или Бонн.

Вероятно, количество дунайских легионов уже при Веспасиане увеличилось с 4 до 10. И кроме того, к этой границе были оттянуты два далматских легиона, что, видимо, не возымело никаких нежелательных последствий для спокойствия тамошних горных долин. [MH. II₂₂₀] Траян, завоевав Дакию, сформировал еще 1 легион, Марк — еще 2, так что начиная с 70-го года, примерно, до правления Марка численность дунайского войска возросла с 4 до 12 легионов.

При этом оказали влияние два момента: во-первых, соображения внутренней политики. Восхождение на престол Флавиев было по своей сути подчинением рейнского войска объединенным легионам Востока, Иллирии и Италии. После этого подчинения и подавления сопряженного с ним восстания Цивилиса рейнское войско было сокращено и переведено в военном мире на вторые роли. Во-вторых, правда, добавилась необходимость защиты дунайской границы.

С самого начала судьбу мира как во внутренней, так и во внешней политике вершили дунайские легионы. После подчинения Италии африканцем Септимием Севером дунайская армия осуществила то, что прежде не удалось рейнской армии: дунайское войско стало провозглашать императоров. Дунайские легионы состояли из рекрутов, набиравшихся из Иллирика, т. е. иллирййцы правили миром. Рейнская и евфратская армии занимали фланговые позиции, собственная власть находилась у Иллирика. Здесь и в дальнейшем решались судьбы [MH. II₂₂₁] мира: как восточного, так и западного Рима. Готы продвигались вперед от Нижнего Дуная. Нападение на Галлию было фланговой атакой; после решительного боя между Аларихом и Стилихоном со стороны Дуная совершили нападение свевы и аланы.

Для этих общин вопрос национальностей сложен и более запутан, чем в Галлии и Африке. Иногда мы имеем дело с исчезнувшими народностями, с сильно раздробленным коренным населением, которое смешалось с наводнившими область толпами германцев. Западная граница, Vallis Poenina (название еще сегодня остается неизмененным), примыкала, собственно, почти вплотную к Галлии. Это целиком кельтская область, и лишь Август, который, предпочитая иметь вблизи от Италии незначительные регенства, своей политикой отделил ее от Галлии, которой она в соответствии со здравым смыслом должна была бы принадлежать, и присоединил ее к Ретии. Такие города, как Седун и Эбуродун,⁵⁵⁸ были явно кельтскими, такова была и их организация как племенных округов. Таким же неестественным было отделение Ретии и Винделиции от Галлии. Эти земли тоже были галльскими; Кемптен и Аугсбург были кельтскими, и эта связь была разорвана только по внешнеполитическим мотивам.

Ретия и Винделиция образовывали сдвоенную провинцию. Винделиция (Бавария) была тогда Галльской областью. Загадкой являются реты, которые населяли Тироль, Восточную Швейцарию [MH. II₂₂₂] и северо-италийские горные области. Они не были кельтами, но не были и германцами. Возможно, они были иллирийцами, вполне вероятно, что и этрусками.⁵⁵⁹ Не исключено также, что речь шла о различных коренных жителях.⁵⁶⁰ Между тем сходство их с этрусками все же достаточно велико: мы находим многочисленные следы культуры этрусков и их надписей.⁵⁶¹ Однако были ли это сами этруски или же другое племя, которое всего лишь заимствовало свою культуру у этрусков, определить невозможно, впрочем, это не так уж и важно. Интересно, что еще в императорскую эпоху в области около Вероны существовали sacra Raetica.⁵⁶² Народ был жестко изолирован и мало доступен для римской культуры: это, должно быть, было своеобразное племя, которое практически невозможно было ассимилировать. То, что сегодня здесь говорят на латыни⁵⁶³, можно объяснить тем, что эти отдаленные, труднодоступные долины были последним оплотом и прибежищем римской культуры, когда германцы наводнили равнины; отсюда начиная с VI в. происходит видимость существования римской культуры в областях, где как раз менее всего она могла быть распространена. Во всеобщей истории ретийский элемент играет лишь незначительную роль.

[MH. II₂₂₃] Чрезвычайно отличается от всего этого Noricum, сегодняшняя Штирия и Каринтия. Здесь была проведена ранняя и решительная романизация. По свидетельству Веллея,⁵⁶⁴ во времена Клавдия существовали значительные, исключительно римские города. Claudia Celeia (Цилли) или Virunum (у Клагенфурта) — ранние города. Собственно, нам неизвестно определенно, каким именно образом Норик присоединился к Риму. Что странно, область называлась Regnum Noricum в то время, когда королей здесь уже не было. Возможно, что вообще не существовало упорядочения в управлении провинцией (redactio in formam provinciae): какое-то время страна, видимо, управлялась местными королями, те в дальнейшем были заменены прокураторами. Учреждения Клавдия лишь формализировали то, что уже давно de facto имело место. Норик, вероятно, был завоеван не оружием, а при помощи торговых сношений. Aquileia, уже давно бывшая римским городом, и рудники Штирии были важными моментами. В гвардии, о которой нам известно, что она была монополией италиков, так же рано, как и италики, встречаются норийцы и тавры. Вероятно, изначально они были кельтами, но очень рано романизировались.

У истинных иллирийцев, а правильнее, должно быть, паннонцев [MH. II₂₂₄] по Тациту⁵⁶⁵, язык отличался от кельтского.⁵⁶⁶ Этот народ существовал сам по себе, они не относились ни к германцам, ни к кельтам, они были аборигенами. Истрия, Далмация и Паннония были иллирийскими, и восстание в эпоху Августа было решительно национальным движением. Паннонцы заселяли Далмацию, Верхнюю и Нижнюю Паннонию, к ним же относились перемешавшиеся с ними племена — бойи и другие, которые, должно быть, переселились из области, называвшейся «Бойской пустыней»,⁵⁶⁷ т. е. здесь было в общем и целом разнородное, смешанное население. Сегодняшние албанцы, вероятно, являются последним напоминанием об этом малораспространенном народе.

Фракийские племена населяли области по правую и левую сторону Нижнего Дуная в обеих Мезиях, Дакию, позднее завоеванную Траяном, и области вплоть до Черного моря в направлении Константинополя. Между ними существовали кельтские и германские вкрапления, например бастарны.⁵⁶⁸Здесь не было таких однородных масс, определяющихся по национальному признаку, как на Западе.

Сюда же относились германцы, имевшие особое положение. Первоначально их здесь не было. Они были переселенцами, и нам известен тот удобный случай, при котором они оказались здесь. Маробод, вождь маркоманов, около 9 г. до н. э. вернулся из своих расположенных на Западе резиденций [MH. II₂₂₅] обратно на Восток, чтобы избежать римского влияния. Он поселился в области сегодняшней Богемии, которая изначально принадлежала кельтским бойям: отсюда название «Böheim»⁵⁶⁹. Насколько известно, поражения германцев на Рейне не произошло, хотя его и ожидали в период правления Августа. Не удалось разорвать союз германцев или помешать Марободу. Определенно, после поражения Вара в 9 г. н. э. римляне не решались принимать какие-либо решительные меры. Мы уже отметили ранее, что оно послужило поводом к радикальному изменению римской политики на все времена. Маробод консолидировался. То, что не смогло сделать оружие Августа, сделала политика Тиберия. Он разжигал ссоры между германцами или просто использовал их: гот Катуальда (Кадвальд) выступил против Маробода, это первое упоминание о готах.⁵⁷⁰ Изгнанные князья подчинились, Маробод был интернирован в Равенну, Кадвальд тоже был схвачен. Эти вопросы, связанные с личностями, несколько туманны, однако не столь уж и важны; главное, что германские племена стали щитом от пограничных соседей, как убии на Рейне. О том, что стало с государством Маробода, определенно ничего на говорится. В любом случае, его люди вплоть до правления Домициана оставались преданными Риму и миролюбивыми.

Другое государство, государство квадов, [MH. II₂₂₆] было основано именно римлянами в сегодняшней Моравии, им управлял Ванний из германских беженцев.⁵⁷¹ Оба эти государства по ту сторону Дуная образовывали прикрытие для Норика. Это было выдающимся достижением Тиберия.

В дальнейшем вплоть до конца I в. здесь царил глубокий покой. Однако при Домициане пришли в движение народы, населявшие земли вдоль дунайской границы: маркоманы, квады и даки.⁵⁷² Здесь уже зарождалось то, что случилось в период правления Траяна и Марка, однако хотелось бы бросить еще один взгляд на общее развитие этих стран до этого момента.

Обстановка на Рейне в общем и целом была стабильной, лагеря на протяжении столетий оставались теми же самыми. Граница романизации тоже была достаточно неизменной. В Придунайской области все было иначе: Август⁵⁷³ говорил о себе, что он превратил Дунай в границу. — Ну и что это за граница? Конечно, верно то, что уже Август не допускал существования независимых народностей между Дунаем и собственно римскими областями, но границей в том смысле, в каком ею был Рейн, Дунай во времена Августа вовсе не был. Все, что происходило до периода правления Пия, было продвижением пограничной линии и цивилизации.

[MH. II₂₂₇] История этого движения и развития сложна, наши источники слишком слабы. Во многом нам помогает эпиграфика. История легиона на многое проливает свет. Действительно приемлемым источником, по меньшей мере для самых общих очерков, является справочник названий городов. Колонии Юлиев, Клавдиев и Флавиев являют изрядную часть провинциальной истории. Первый результат отрицательный: юлианских колоний не было, за исключением Emona (Любляна)⁵⁷⁴; так что эта часть Паннонии уже в то время была романизирована.

Потом образуются колонии Клавдиев на совершенно определенных территориях. Они охватывают всю Норийскую область.⁵⁷⁵ Iuvavum (Зальцбург), Celeia Claudia (Цилли), Virunum, Teurnia и Aguntum были старыми клавдианскими муниципиями и колониями. Единственная колония на самой дальней границе, Секау⁵⁷⁶, — это учреждение Веспасиана. Основанная в Бойской пустыне Savaria (Штейн на Ангере) — это учреждение Клавдия.

Из времен Веспасиана нам мало что известно о военных действиях, и даже если наши источники, относящиеся к этому времени, неудовлетворительны, то из этого молчания мы все-таки можем сделать выводы, что ситуация была мирной и не происходило никаких [MH. II₂₂₈] более крупных военных событий. И напротив, тем богаче была эта эпоха изменениями культурного, административного и военного характера. К периоду от правления Веспасиана до правления Домициана (т. е. при императорах дома Флавиев; просто из названий городов невозможно больше сделать никаких выводов, но вполне вероятно, что уже при Веспасиане) относится основание городов на Саве: Siscia, Sirmium и Scarbantia (Эдинбург). В дальнейшем мы встречаем только элианские и аврелианские города.

Этим городским сооружением соответствовали военные: Рейн на всем своем протяжении и по своим характеристикам в целом является хорошей оборонительной базой. Дунай, напротив, главным образом из-за большого изгиба, внезапно направляющего русло на юг, для этих целей не подходит. Поэтому стратеги Августа в качестве военной границы избрали нижнее течение Дуная, Саву и Драву. Крупный центр «Майнц» дунайской линии при Августе находился в Poetovio (Птуй) в южной Штирии. Carnuntum (Петронелль у Свиттова, близ Вены) был базой наступательного движения против севера.⁵⁷⁷ Здесь собирал свое войско Тиберий, когда готовился в Богемии к экспедиции против Маробода. В то время Carnuntum еще не был лагерем. Веллей⁵⁷⁸ говорит, что Carnuntum принадлежал к Норику, в то время как позднее он как военный лагерь [MH. II₂₂₉] относился к Паннонии. До сих пор я считал, и об этом a priori свидетельствует очень многое, что Carnuntum как войсковой гарнизон был, видимо, преемником Птуя. Но это неверно, Хиршфельд⁵⁷⁹ это опроверг. Уже в 73 г. на том же самом месте был лагерь легиона, а мы располагаем еще намного более древними надписями на могилах солдат в этой области. Против этого свидетельствует также строительство города Savaria: он должен был быть там до лагеря. Оба лагеря, собственно, исключают друг друга. Вена и Птуй совместно как лагеря могли существовать только в переходный период, который длился недолго.

При Траяне граница на Востоке продвинулась вперед. Птуй был ликвидирован, дунайский берег оккупирован, Brigctium (Коморн) сооружен, и с этого момента граница проходила от Brigetium до Camuntum, т. е. от Коморна до Вены, линия обороны проходила от Норика в Паннонии. Веспасиан вел две войны: Дакийскую и Свево-Сарматскую. Свевы — это дунайские свевы, состоявшие из маркоманов и квадов. Сарматы еще не были соседями римлян по границе, нам представляется, что они располагались в области Вислы или, возможно, в еще более отдаленных землях; они заключили союз со свевами.

б) Война с даками

При Домициане сарматы уничтожили один легион.⁵⁸⁰ Между тем эта Свево-Сарматская война была лишь следствием войны с даками. Даки⁵⁸¹ селились по ту сторону Дуная, [MH. II₂₃₀] и в это время в их области, вероятно, происходили переселения народов, которые привели к консолидации области, подобно истории с Ариовистом в эпоху Цезаря. У даков возникла теократическая монархия, которая, правда, равно как и монархия Ариовиста, вскоре развалилась сама по себе и которая своим возникновением обязана лишь одной значительной личности. У даков такой личностью был Децебал, рядом с которым стоял еще верховный жрец.⁵⁸² Добившись большой власти, Децебал предпринял активное наступление против римлян, он перешел Нижний Дунай и оккупировал Мезию. Сам наместник Мезии Оппий Сабин пал на поле битвы.⁵⁸³ Толпы даков исчезли так же быстро, как и появились.

Домициан посчитал необходимым отомстить за этот позор и во главе гвардии отправился в Мезию. Лейбгвардия под предводительством Корнелия Фуска перешла Дунай и вторглась в Дакию, но она лишь снова потерпела решительное поражение и потеряла в битве военачальника. Наконец Антоний Юлиан добился большой победы при Tapae (Тапы), которую Тацит [MH. II₂₃₁] упоминает в «Истории».⁵⁸⁴ Дакия выступила с миссией мира, и Домициан отпраздновал триумф.⁵⁸⁵ Столице это было представлено так, словно бы даки были побеждены. На самом деле (de vera) тем самым было замаскировано лишь позорное поражение римлян, обстоятельства которого стали ясны, когда к власти пришел Траян. Домициан, по-видимому, дал свое согласие на предоставление Децебалу рабочих всевозможных профессий и на выплату дани.⁵⁸⁶ И в самом деле в начале своих походов римляне часто терпели поражения, но чтобы поход был завершен на подобных позорных условиях, такого еще никогда не было. — За этой войной с даками последовала Свево-Сарматская война, поскольку у этих народов, видимо, были общие дела с даками [см. выше]. Так что это было значительное национальное движение. Но эта война проходила безрезультатно.

Римский престиж должен был быть восстановлен, и для государства действительно было удачей то, что во главе его именно сейчас встал такой человек, как Траян, абсолютно подходивший для этой роли. Он застал войну со свевами, еще продолжавшуюся при Нерве, незавершенной. Наряду с обстановкой на Востоке Траян интенсивнее всего занимался урегулированием иллирийских отношений. Он тут же ликвидировал [MH. II₂₃₂] линию укреплений по Драве и передвинул ее вперед вплоть до верховий Дуная. Разделение на две части провинции Мезия, видимо, следует относить еще к Домициану. Траян с самого начала разделил Паннонию на Верхнюю и Нижнюю: первая — западная и большая часть, вторая — восточная и меньшая. Легион Нижней Паннонии не сразу был дислоцирован в Aquincum (Будапешт), предварительно он располагался в Acumincum, в месте впадения Тиссы в Дунай, где легион поддерживал связь с Viminacium в Мезии. Позднее он был переведен в Будапешт, а линия связи проходила через Коморн и Вену. Однако это произошло, вероятно, лишь при императоре Пие. При Траяне, во время войны с даками, местоположение южного лагеря Acumincum было удачнее, чем северного.

Траян с самого начала принялся за урегулирование обстановки в Иллирии. Мы располагаем надписью в Орсове, согласно которой там же в 100 г.⁵⁸⁷ он приводил в порядок дороги. Вслед за этим в 101 г. началась война с даками⁵⁸⁸, целью которой было аннулирование позорной дани Децебалу. Это была военная агрессия из Мезии. После нескольких крепких ударов Децебал в 102 г. был вынужден просить мира. Вероятно, эта война велась до того, как созрел план завоевания Дакии: [MH. II₂₃₃] иначе она, видимо, не закончилась бы так быстро.

В 105 г.⁵⁸⁹ началась вторая война с даками, якобы из-за того, что Децебал не соблюдал условий мира и напал на языгов, но на самом деле она была начата потому, что Децебал и даки казались Траяну еще слишком сильными, для того чтобы могли смириться с положением клиентелы Рима, так что он решил не только усмирить их, но и подчинить, и уничтожить. Такое решение Траян принял абсолютно самостоятельно и добровольно. Возможно, его привлекло богатство страны, с которым он познакомился в первую войну, и золотые рудники⁵⁹⁰, до которых Рим всегда был охоч. В любом случае, то была война не на жизнь, а на смерть, даки это знали и всеми силами защищали свою жизнь, но были уничтожены, Децебал погиб⁵⁹¹, победа римлян была полной.

Подробности войны с даками нам неизвестны. Но мы располагаем ее историей, запечатленной в камне, на колонне Траяна в Риме.⁵⁹² Здесь изображено нападение на хижины даков, а также сцены из битв. Серьезной эта война не была, сомнений в ее успехе не было. Она велась умело, но ее исход был предрешен уже с самого начала: это была отчаянная борьба варварской нации против крупной цивилизованной державы. Последствия были катастрофическими. С одной стороны, из-за гибели многократно упомянутой нации; геты, даки и фракийцы потеряли [MH. II₂₃₄] здесь последний оплот своего племени. Окруженные кольцом врагов — скифами, сарматами, языгами и германцами, — они нигде не имели поддержки. Даже из самых крохотных источников, дошедших до нас, явствует, что это была полная отчаяния борьба на уничтожение и что земля была опустошена. С другой стороны, мы также узнаем, что тут же состоялось новое колоссальное переселение в те земли, и памятники это подтверждают. Новое заселение не везде было одинаково плотным; просторы Валахии вообще не имеют никаких следов пребывания римлян.

В то время как в других местах сохранились следы коренного населения: в Иллирии и Далмации остались местные названия, то же самое наблюдается и в Истрии, в Дакии невозможно найти ничего подобного, ни одного имени собственного, ни одного следа — это было полным истреблением нации. Во Фракии такой же процесс длился несколько дольше, но затем коренное население исчезло и здесь, а его место занял новый народ.⁵⁹³ Завоевание подобного рода было единственным в истории Рима. В общем и целом Рим, вероятно, занимался просто романизацией, но никогда изменения не были столь кардинальными. Переселенцы в эту опустошенную область, в этот вакуум, прибывали по большей части из Галатии и Коммагены, вообще из Малой Азии, о чем еще напоминают многие надписи и следы малоазиатских культов богов, среди [MH. II₂₃₅] прочего также название главного города — Metropolis, название, не встречающееся больше нигде в Империи, и характерная малоазийская реминисценция.⁵⁹⁴ Это была в основном гражданская миграция, в опустошенную область внезапно хлынули большие массы народов, привлеченных плодородностью земли и рудниками. Именно к рудникам направлялись пирусты от далматоэпирской границы, где рудники уже были разграблены, подобно тому как Хемниц и Кремниц еще сегодня своим населением обязаны подобным же причинам. Они тогда основали Alburnum. Вблизи рудников располагались дакийские лагеря и главный город.

Римское влияние оставалось незначительным. Однако переселенцы говорили на латыни, не на греческом, и являлись восточным форпостом латинского языка. Область языкового распространения совпадала с территорией Румынии: Валахии и Трансильвании. Такой признак, объединяющий эти государства, является доказательством того, что солнце великой римской культуры светило ярко даже и на закате. Это — последний побег огромного дерева, который всего каких-то 100 лет был действительно римским, и тем не менее, как четки и как неискоренимы его следы! Вплоть до сегодняшних дней румыны сохранили свой язык.⁵⁹⁵

[MH. II₂₃₆] Граница этой области имеет определенную специфику. Область полностью располагалась по ту сторону Дуная, поэтому у нее по большей части отсутствуют естественные границы, так что вынуждены были обходиться стратегическими границами или вовсе без таковых. Трансильвания же была укреплена благодаря природным условиям. На севере границу образовывало русло Самоша, а там, где река слишком сильно изгибалась на север, был возведен пограничный вал, следы которого, хотя и незначительные, но могут быть обнаружены, а существование его рядом с древним Porolissum абсолютно несомненно. Южной границей, само собой, был Дунай. Развитие цивилизации на севере было, однако, более интенсивным, чем на юге, несмотря на естественное примыкание области к более древним римским владениям. На севере находились лагеря, рудники, пригодные для возделывания почвы. Восточная граница была неопределенной: насколько установлено, долина Прута к этой области не относилась; в устье Дуная левый берег принадлежал варварам.

Римляне овладели лишь некоторыми прибрежными пунктами на Черном море, южным побережьем которого они, разумеется, владели. На северное побережье свое непосредственное влияние они никогда не распространяли, пусть даже Черное море как часть Средиземного и относилось, собственно, к области римского господства. Однако как уже было сказано, они удерживали важнейшие порты, например в [MH. II₂₃₇] устье Днестра сегодняшний Аккерман, греческую Тиру: так оно было уже со времен Нерона. Все-таки они всегда осознавали свою культурно-историческую миссию: охранять то, что было основано греческими торговцами. Надписи в Olbia⁵⁹⁶ свидетельствуют, что жившим там грекам, которых теснили скифы, галаты и бастарны, Рим предоставлял защиту, хотя этой защиты не всегда была достаточно. Ольвия, которая не рассматривалась как часть Римской империи, располагалась между устьями Днестра и Днепра.⁵⁹⁷

Крым, древний Bosporus Taurica, находился, как уже было сказано ранее, под властью фракийской династии; он был чем-то вроде клиентелы под защитой Рима. Особенности монетной системы этого государства рассматривались ранее. Оно имело право чеканить золотые монеты, так что формально оно было суверенным.⁵⁹⁸ Это свидетельствует о нежелании Рима быть его полновластным господином; государство, видимо, рассматривалось как оборонительный рубеж. Гарнизоны на морском побережье состояли из отрядов мезийских легионов, и вся местность всегда причислялась к Нижней Мезии. Она не имела ничего общего с Дакией, которая была целиком континентальной областью. Между ними лежала долина Прута. Павсаний⁵⁹⁹ говорит о некоем [MH. II₂₃₈] пиратском набеге костобоков, сармато-скифского племени у Pontus Euxinus (на Черном море), которые проникли вглубь вплоть до самой Греции. Так что северное побережье было в такой малой степени римским, что даже безопасность Черного моря не была полной. Тут впервые появилась facies Hippocratica⁶⁰⁰ Империи. Серет (Hierasus) считался границей Дакии; так ли оно было на самом деле, только богу известно. По всей видимости, эта граница вообще никогда не защищалась, о ней просто никак не заботились.

На севере область простиралась вплоть до германской границы: придорожные камни времен Траяна, служившие для указания расстояний, мы находим на дорогах от Napoca (в Дакии) до Potaissa (Клаузенбург).⁶⁰¹ На западе ситуация еще более странная. Можно было бы предположить, что долина Тиссы от большой излучины Дуная до Клаузенбурга вполне естественно должна была бы относиться к Римской области. Такое объединение должно было бы быть еще более естественным, чем через десятинные поля (Agri Decumates) на Рейне. Объединение Дакии и Паннонии могло бы сократить военные границы, но этого не произошло. Возможно, от этого шага удерживали суровый климат местности и постоянная опасность наводнений. Однако, возможно, основными были политические мотивы: здесь располагалось [MH. II₂₃₉] скифо-сарматское племя, языги. Они давно были переведены со своей постоянной стоянки, располагавшейся севернее, сюда; отсюда прозвище Metanastai. Уже Плиний⁶⁰² говорит о них в связи с этим местом. Возможно, римляне поддерживали их в конфликтах с дакийскими народностями, которым ранее принадлежали эти земли; в любом случае, те воспринимали их как опору. Конечно же римляне не вернули местности, востребованные ими назад после второй войны с даками и якобы захваченные Децебалом. Так что если считать, что государство языгов было своего рода римским военным государством-клиентелой, то тогда эта странная граница объяснима. И здесь тоже нигде не встречаются следы римской колонизации. Так что Дакия, собственно, была областью, незанятой во всех направлениях за исключением юга, где Дунай образовывал границу с Империей. Последующие императоры здесь тоже больше ничего не меняли.

Главный город был тем же, что и раньше, во времена независимости. Он носил гордое имя Colonia Ulpia Traiana Augusta Sarmizegetusa.⁶⁰³ Траян называл его Metropolis, город был очень богатым, процветающим, и в нем находилось множество памятников: он изначально [MH. II₂₄₀] организовывался как настоящий город для простых граждан. Затем шли военные лагеря; первый раньше находился в окрестностях Ольта⁶⁰⁴, затем был перемещен в Apulum (Карлсбург), где его местоположение было более удобным для прикрытия главного города и защиты рудников. Войск не было ни на одной из границ. Траян сформировал гарнизон из одного легиона, Север поместил второй легион на севере в Potaissa на берегу Мариза (река в Дакии). Край быстро обустраивался, он был привлекателен и земли его годились для возделывания.

Времена при Адриане и Пие были спокойными. В Паннонии легионный лагерь, как отмечено выше, был переведен из низовий Дуная в Офен и Пест (Aquincum и Contraaquincum). Даже если Дакию с этим не связывали, то все-таки завоевание ее явно этому способствовало. Лагерь в Aquincum все-таки являлся некоей сдерживающей силой для этих областей, каковой не могли бы стать мезийские лагеря в устье Тиссы. Оснек (Mursa) — тоже учреждение Адриана. Линия Вена—Коморн—Офен была тогда создана с очевидным расчетом на Дакию.

в) Маркоманская война

[MH. II₂₄₁] В 161 г. к власти пришел Марк Аврелий. 24 года мирного существования, предшествовавшие его вступлению на престол, пришлось искупать ему и вместе с ним всей Империи. Пий пустил все дела на самотек. Те годы не должны бы были быть мирными: уже давно началось брожение, начало войны подавляли с большим трудом, прятали голову в песок и подлаживались к обстоятельствам. Тут вспыхнула так называемая Маркоманская война.⁶⁰⁵ Приводится это название, но оно неточно: эта война а posteriori названа так потому, что маркоманы принимали в ней участие (естественно, значительное); однако правильнее будет сказать, что это была война Римской империи — на всей протяженности линии Дуная от истока до устья — против живших по ту сторону Дуная варварских племен; это был грандиозный театр войны. Эта война была настолько значительной и имела такие большие последствия, как, возможно, ни одна другая. Здесь, собственно, и был брошен жребий: отсюда начинается упадок Римской империи. После Траяна Империя была хотя и старой, но не дряхлой. Но теперь она начала выдыхаться.

Внутриполитическая ситуация во многом определяла внешнеполитическую обстановку. Что касается личностей, то Пий умер 7 марта 161 г.⁶⁰⁶, а своим наследником он определил своего старшего приемного сына Марка Аврелия. Свойственные ему черты характера — отчасти отсутствие эгоизма, отчасти недостаток [MH. II₂₄₂] энергии и тщеславия — послужили причиной того, что он взял себе в соправители своего брата Луция.⁶⁰⁷ Это было ужасной ошибкой: принципат в высшей и строжайшей мере был основан на единстве верховной власти, еще намного более определенно, чем сегодняшняя монархия, при которой могут управлять министры, в руки которых, несомненно, может быть отдана добрая часть власти: примерно в духе фридерицианской монархии.⁶⁰⁸

Марк был человеком из высших слоев аристократии, человеком в высшей степени одаренным: нам известны его «Спекуляции».⁶⁰⁹ Его отношение к своему учителю Фронтону и своему брату было хорошим; говорят, что именно это и повлекло за собой плачевные последствия. Марк был храбрым, талантливым, отнюдь не посредственным человеком, но он не был тем, кем прежде всего должен был быть император в это время, — он не был солдатом, и он это знал. В основном по этой причине, а также из-за своей братской любви и из-за отсутствия чувства здорового эгоизма он взял к себе в соправители несравненного прожигателя жизни Луция, которого считал блестящим полководцем.

Непосредственно со вступлением на престол [MH. II₂₄₃] обоих братьев началась Парфянская война, уже давно маячившая на горизонте.⁶¹⁰ Марк послал Луция в Азию, однако полнейшая военная некомпетентность последнего очень скоро выплыла наружу. Он проявил себя плохим военачальником, и лишь до некоторой степени благоприятный исход войны стоит приписывать любому другому, но только не верховному военачальнику. Не этот очевидно неспособный человек, а способные подчиненные командующие спасли дело Рима (см. ниже). Марк был вынужден отправиться на Дунай. Он взял с собой Луция, но поскольку ему он больше не мог доверять, то верховное главнокомандование взял на себя.⁶¹¹ Присутствие гвардии и прежде всего единоличное командование были необходимы в этой войне, в которую были втянуты области от Ретии до Дакии. Нельзя забывать, какой была организация в обычные времена: в каждой провинции был собственный командующий, действия которого полностью согласовывались с действиями командующего близлежащей провинции и который не должен был ни отдавать другому приказы, ни подчиняться приказам последнего. Каждый брал инициативу в свои руки или не делал этого, тоже по собственному усмотрению, и лишь император был в состоянии здесь что-то исправить.

Марк оказался военачальником лучшим [MH. II₂₄₄], чем можно было бы от него ожидать. Требовавшееся главнокомандование было скорее моральным, нежели военным. Все дело было в том, чтобы предотвратить трения, а не отдавать конкретные приказы. Когда в 169 г. умер Луций, исчезло двойное правление.⁶¹² Задачи, стоявшие теперь перед Марком, требовали умения, верной оценки личностей, авторитета и примерно того, чего сегодня добивается генеральный штаб: единого плана действия. С этими задачами Марк справился, и в неудовлетворительном исходе дела его вины нет.

Однако сюда добавлялось еще то, что эта война последовала непосредственно за тяжелой Армяно-Парфянской войной, последствия которой истощили казну. Финансовые затруднения⁶¹³ непонятны: все-таки Марк в течение двух месяцев должен был устраивать публичные торги и распродавать фамильные драгоценности, чтобы хоть как-то пополнить пустую казну.⁶¹⁴ О сложностях с монетами говорилось уже в другой связи (см. выше MH. II_{32 ff.})- И словно бы этого было недостаточно, ко всем прочим бедам добавилась чума⁶¹⁵ и как ее следствие массовый голод и истребление населения. Чума началась во время войны с Востоком и была следствием последней. Затем эпидемия распространилась по большей части из-за армии и свирепствовала [MH. II₂₄₅] в течение всего правления Марка. Италия и дунайские лагеря на протяжении 15—20 лет понесли страшные потери — и это одновременно с одной из самых тяжелых войн. Достаточно точные сведения об этой эпидемии мы черпаем из сообщений Галена. Столица и лагеря пострадали больше всего.

Сообщения об этой войне крайне скудны. Между тем было бы вполне возможным составить достаточно точную картину, основываясь на существующем материале, главным образом на различных восходящих к Диону фрагментах и сообщениях, — выборки Ксифилина плохи, лучше они у Петра Патриция, — связанных с важными для хронологии монетами и надписями, которые дают хоть и сухие, но полезные сведения. По меньшей мере, стоит попробовать это сделать.

О том, что война оттягивалась, свидетельствуют все сообщения.⁶¹⁶ Возможно, уже во времена Пия и определенно уже во время восточной войны то тут, то там происходили битвы — не запланированные, не имевшие общей инициативы. Каждый наместник своими силами вел собственную войну, поэтому куда важнее было присутствие именно императора, чем гвардии.

Толпы племен с севера наступали, начали войну они, а не просто соседи по границе: последние были оттеснены. Это было репетицией [MH. II₂₄₆] великого переселения народов. Это давление сзади подтверждается нашими источниками:^616a о первом этапе войны мы располагаем ценными сообщениями у византийца Петра Патриция, который, правда, снова приводит нас к Диону.⁶¹⁷ Он утверждает, что лангобарды перешли Дунай. Собственные места поселений лангобардов нам следует искать в областях у Эльбы, и поэтому это внезапное их появление далеко от родины бросается в глаза. По сообщениям, их было 6000 человек и разбиты они были префектом всадников Макринием Виндексом. Среди посланников, пришедших просить мира, называется также царь маркоманов. Таким образом, мы имеем дело с комбинированным наступлением пограничных соседей и живших в глубоком тылу народностей, которых первые увлекли за собой. По этому поводу (168 г.) мы получаем известие о пятой императорской аккламации всеобщего одобрения Марку.⁶¹⁸

Следующее нападение было еще более мощным. Заодно пострадали и все дунайские провинции. Враги перешли через Юлийские Альпы и спустились на равнины Италии, по свидетельствам, 100 000 пленников из Верхней Италии попали в руки маркоманов, квадов и языгов. Opitergium (Одерцо) в Венеции [MH. II₂₄₇] был превращен в руины, Aquileia, самый большой и богатый город этих областей, был оккупирован.⁶¹⁹ Лишь эти события открыли глаза италийскому народу (но сделали это раз и навсегда) на то, кем они на самом деле были: преемниками мирового господства.

Года 169 и 170, видимо, принесли целый ряд катастроф: отсутствует любая императорская аккламация, т. е. побед не было. Несколько офицеров высших рангов ушли из жизни, что по сути дела позволяет сделать выводы о тяжелых военных потерях. Два гвардейских командующих пали на поле боя: Фурий Викторин и Макриний Виндекс.⁶²⁰ С момента появления на поле боя императора гвардейский префект является, естественно, alter ego^* первого на театре военных действий. Наместник Дакии, Марк Клавдий Фронтон, погиб после ряда удачных сражений против языгов; у нас еще есть его надгробный памятник.⁶²¹ Марк как человек благодарный велел установить в Риме памятники павшим офицерам, и Форум Ульпия вскоре был заполнен ими полностью. Смерть Фурия Викторина приходится на 168-й год, поскольку нам известно, что Вер тогда еще был жив, а последний умер [MH. II₂₄₈] в январе 169 г. в Aliinum, в лагере.⁶²² Другие поражения гвардии тоже, вероятно, относятся к этому времени.

Сначала Марк успокоил квадов, чтобы избавиться от меньшей опасности. Те находились в большей зависимости от Рима, чем маркоманы и языги. Еще Пий послал им царя, на монетах он называется Rex Quadis datus.⁶²³Кажется, что у принцепса было своего рода конфирмационное право⁶²⁴, которое на другие названные народы не распространялось. Теперь с квадами был «заключен мир». Это был самый тяжелый период Маркоманской войны, когда высокомерие римлян было вынуждено преклониться перед одним из полузависимых народов. Условием мира был возврат перебежчиков и пленных, 13 000 которых квады, говорят, должны были отпустить.⁶²⁵ Правда, после этого утверждалось, что они отпустили лишь ни на что негодных людей — стариков и больных, — а сохранили отряд людей, способных держать в руках оружие, что позволяет сделать выводы об огромном количестве этих перебежчиков. Однако главное условие мира состояло в запрещении прохода через земли квадов для маркоманов и языгов, а взгляд, брошенный на карту, позволяет определить важность этого условия [MH. II₂₄₉]. Страна квадов находилась между областями, ведшими войну, поскольку и в Дакии было неспокойно. Хотя даки и были уничтожены, и с их стороны больше не могло исходить никакой опасности, но асдинги⁶²⁶ и сарматы с низовий Дуная пытались проникнуть в эту область: здесь тоже вплоть до самого Черного моря шли тяжелые бои. События рисуются нам исключительно в мрачных тонах; между тем нападение с этой стороны, казалось, было отражено: определенно немаловажную роль сыграло разделение страной квадов театров военных действий на Тиссе и в Богемии.

Еще менее известны события на Среднем и Верхнем Дунае. Центром войны, конечно же, была Паннония, поскольку штаб-квартира войска находилась в Carnuntum у Вены, однако бои шли и в Норике, и в Ретии. Отдельные факты объясняют это: как нам стало известно, Пертинакс⁶²⁷получил эти провинции обратно, следовательно для начала их нужно было лишиться. Затем, исключительно примечательно изменение в расположении крепостей и дислокации войск. Выше Вены вплоть до правления Марка [MH. II₂₅₀] не существовало никаких крупных лагерей. Гарнизон был сформирован не из легионов, а из больших когорт. Ситуация тоже была мирной. Теперь были сформированы два новых легиона, чьи названия тоже были характерными: Secunda и Tertia Italica. Они занимали постоянные лагеря: Lauriacum (Энс) и Castra Regina (Регенсбург).

Примерно такой, вероятно, была ситуация в первые полные страданий и несчастья годы этой большой войны. Теперь мы должны считать величайшей заслугой Марка то, что он, неутомимо исполняя свои обязанности, проявил мужество и упорство при выполнении этой задачи, которая абсолютно не соответствовала его образу мыслей. Его личное присутствие на театре военных действий было решительно важным, и именно этому в немалой степени стоит приписывать то, что дело приняло лучший оборот.⁶²⁸

В 171 г. был достигнут первый успех, о котором мы, правда, можем судить исключительно по императорской аккламации этого года.⁶²⁹ Между тем к миру эта победа еще не привела, однако она по меньшей мере сделала возможным разрыв отношений с мнимыми друзьями, квадами, и позволила воспринимать их в открытую как врагов. О непрочном мире, который должен был быть заключен с ними [MH. II₂₅₁], речь уже велась. Они изгнали данного им Марком царя и без подтверждения со стороны Рима избрали нового царя — Ариогеза.⁶³⁰ Это стало поводом к разрыву отношений с ними. Борьба была тяжелой, и в сущности она не заканчивалась. В 174 г. над квадами была одержана большая победа: это стало поводом к седьмой императорской аккламации.⁶³¹ Войско было практически отрезано, из-за нехватки воды оно находилось в большой опасности.⁶³² Только настоящая победа избавила от нее воинов. Однако война не прекращалась: мы узнаем о многочисленных попытках заключить мир, о договорах, которые тотчас снова нарушались; в целом ход вещей достаточно неясен. Однако насколько можно судить, после некоторых колебаний у Марка созрело решение освободить территорию по ту сторону Дуная. Его конечной целью, по утверждению его биографа,⁶³³ была организация из областей языгов и маркоманов, т. е. Богемии и Моравии, двух новых провинций — Sarmatia и Markomannia. В повествовании присутствует множество несоответствий, мы располагаем лишь disiecta membra (разбросанные части), но, вероятно, именно это и было сутью дела. Языги были готовы подчиниться. Однако среди них сторонников войны было большинство, они свергли [MH. II₂₅₂] царя, дезавуировали его, заключили под стражу, и борьба возобновилась с такой силой, что некоторое время они оставались главными противниками Рима.

Главным пунктом в многочисленных переговорах всегда оставался возврат пленных. Кроме того, Рим требовал удаления германцев от Дуная, поселения их на расстоянии 16 римских миль⁶³⁴ от реки, по ту сторону реки за широкой полосой земли, представляющей собой пустыню, непригодную для возделывания. Император требовал предоставления в его распоряжение 8000 человек конников, 5500 из которых были посланы в Британию:⁶³⁵языги были великолепными наездниками, которые как настоящий кочевой народ воевали верхом на своих маленьких, выносливых лошадях.

Затем наступил поворот в сторону более благосклонного отношения к языгам. Настоящим основным противником все-таки были германцы, и, кажется, Марку удалось основательно рассорить с ними языгов. Сейчас в условиях мира языги выговорили себе право на продолжение истребительной войны с германцами, и между ними и римлянами возникло относительное союзничество. От них требовалось лишь освободить дунайские острова и не иметь на Дунае судов. Поскольку они были отделены от своих соплеменников, [MH. II₂₅₃] скажем от роксоланов, Дакией, то им было разрешено, с определенными мерами предосторожности — уведомление наместника и предоставленное им сопровождение, — проходить через эту провинцию. Мы видим, что у Марка было намерение опереться на сарматов в борьбе против маркоманов и квадов, война с которыми разгоралась все сильнее и сильнее. В этом случае переговоры велись главным образом так же, как и с языгами, и на тех же условиях (пограничная полоса земли, поселение вдали от реки), особенно интересно то условие, по которому торговые операции разрешалось совершать по определенным дням и под военным надзором.⁶³⁶ Торговля с северными варварскими народами велась, в условиях двухсторонних культурных отношений иначе быть не могло, и приносила римлянам значительный доход, так что они определенно не хотели полностью ее прекращать.

Однако все-таки война должна была разразиться, и римляне ее собирались вести решительно вплоть до уничтожения противника. Марк построил по ту сторону Дуная целый ряд крепостей, и против каждого из обоих противников было выставлено по 20-тысячному постоянному гарнизону римлян. Земледелие было полностью разрушено, это была война отчаяния, какой в свое время была война даков, и успех решительно был на стороне римлян, так что [MH. II₂₅₄] квады даже собирались переселиться к семнонам на Эльбу. При этом стоит вспомнить лангобардов, которые по той же самой причине пошли в наступление и развязали войну, близившуюся сейчас к своему завершению. Переселение разрешено не было. Марк преградил все дороги, им была уготована участь даков; они оказались припертыми к стенке. Казалось, Марк был уже у цели, но тут в 175 г. вспыхнул мятеж в сирийских легионах. Авидий Кассий, тамошний, очень талантливый наместник, был провозглашен императором.⁶³⁷ Опасность была рядом, Марк прекратил войну на Дунае, отказался от своих планов, уже близких к реализации, поспешил восстановить сносные отношения с противниками, и ход всемирной истории изменился.

Судя по результату, поход императора на Восток, видимо, не был необходимостью. Восстание очень быстро было подавлено, еще даже прежде, чем император лично появился на месте событий. Однако страх за правопреемство все-таки заставил его провозгласить наследником своего еще несовершеннолетнего сына Коммода: это был крайне неудачный выбор. Это событие и предотвращение близкого конца маркоманов и квадов явилось следствием сирийского восстания. [MH. II₂₅₅] Марк отпраздновал триумф в Риме 23 декабря⁶³⁸ 176 г. Триумф был заслуженным. Но Марк понимал его не как окончательную победу, а свою задачу — не как выполненную. В 178 г. война возобновилась. Оснований для этого было достаточно, особенно если их хотели иметь, а иметь их хотели. Маркоманы, конечно, соблюдали не все соглашения мира; однако наступательных действий они не предпринимали.⁶³⁹ Марк хотел продолжить войну, потому что в принципе безразлично, называется ли эта война второй Маркоманской войной или продолжением первой. Полное подчинение было делом решенным.

События второй войны с маркоманами известны нам еще меньше, чем события первой: по крайней мере о первой нам известны детали, хоть и запутанные. В 180 г. Таррутений Патерн одержал крупную победу, результатом чего явилась десятая императорская аккламация.⁶⁴⁰ Но тут император Марк в возрасте 58 лет внезапно скончался в Виндобоне (Вена) 17 марта 180 г.⁶⁴¹ Марк — одна из самых трагических фигур истории. Он с беспримерной самоотдачей положил свою жизнь на простое [MH. II₂₅₆] исполнение обязанностей. Он достиг немного из того, чего хотел, и многого из того, чего не желал. На примере его и его преемника можно почувствовать, насколько важна личность правителя.

Коммоду было 19 лет, когда он вступил на престол, т. е. он практически уже достиг возраста правителя. По натуре он был исключительно скверным человеком: безвольный, малодушный, ограниченный, неспособный ни к какой политической деятельности — прямая противоположность своему отцу, которому исполнение любых обязанностей было в радость. Сыну любая обязанность была неприятна; он только хотел по возможности скорее завершить войну. Собственно, цель практически уже была достигнута. Оставалось лишь собрать урожай победы, но у глупого юнца не хватало терпения, а было только одно желание — попасть в столицу. Правда, были люди, которым это не было безразлично. Был созван военный совет: Коммод хотел любой ценой положить конец войне, Клавдий Помпеян, самый выдающийся полководец при Марке и тесть Коммода, выступал против такого неслыханного отказа, против преднамеренного отказа от хорошо продуманного и упорно воплощавшегося в жизнь плана.⁶⁴² На этом примере хорошо прослеживается тот момент, каким губительным [MH. II₂₅₇] может быть наследственное правопреемство в принципате. Родительская любовь и чувство семейственности сыграли отрицательную роль: всемирная история пошла бы по иному пути, если бы Марк сделал своим наследником не ни на что непригодного Коммода, а умелого Клавдия Помпеяна.

Возражения военного совета имели лишь временный успех: война продолжилась, но лишь на несколько месяцев. Затем Коммод все-таки заключил мир. Достигнутые условия являются непосредственным подтверждением того, как далеко зашло дело, сколь мало было нужно для окончательного достижения цели и что завоевание было практически завершено. От маркоманов потребовали возврата пленных, выплаты дани и предоставления отрядов солдат в распоряжение Рима, тем самым главные требования были удовлетворены. Собственно, кроме отрядов для военной службы и выплаты налогов, с подчиненных провинций больше нечего было взять. Но к сожалению, все эти условия существовали лишь на бумаге и выполнялись плохо: от выплаты дани провинции были освобождены, рекруты не поставлялись.

Но самым скверным было то, что в жертву были принесены все крепости, сооруженные Марком на той стороне Дуная, а весь [MH. II₂₅₈] гарнизон численностью 40 000 человек был возвращен назад, тем самым вся область фактически была сдана. Маркоманы и квады должны были пообещать не досаждать языгам и вандалам (большое германское племя в Шлезии), а также бурам (на северной границе Дакии).

В целом война не была безрезультатной: с этих пор маркоманы и квады больше не представляли никакой опасности, они были вычеркнуты из истории, и в этом смысле дело Марка оказалось успешным. Набеги германских племен прекратились, и с этого времени войн на среднем течении Дуная больше не было. Наряду с тяжелыми последствиями после нападения со стороны римлян они все это время испытывали давление со стороны варваров. Это выступление немцев, населявших области у Одера и Вислы, позднее шло скорее в юго-восточном направлении, и нам становится известно о большом движении готов в сторону Крыма. Они больше не выступали на Дунае, генеральная репетиция великого переселения народов здесь была завершена, так что в течение 50—70 лет тут пока царило спокойствие. Однако это стоит понимать cum grano salis.^* Сведения о более мелких передвижениях до нас не дошли, но они, вероятно, имели место. В правление Коммода, например, вскользь⁶⁴³ упоминается о том, что велись бои с [MH. II₂₅₉] жителями северной Дакии; а Альбин и Нигер, два претендента на трон 193-го года, снискали свои первые лавры в Дакии.

Итак, были достигнуты определенные успехи, однако дурным последствием Маркоманских войн, которое перечеркивало многие удачи, явились варваризация и провинциализация отрядов.⁶⁴⁴ Вплоть до правления Марка из жителей Иллирика рекрутов набиралось мало. В общем и целом там формировались только алы и когорты, которые именовались по названиям провинций: так восемь из них относились к Ретии (очень большое количество), наряду с ними были отряды Паннонии и Дакии, лишь малое количество относилось к Норику. Здесь уже давно действовало гражданское право, так что отряды могли войти в состав легионов. Немного было когорт и алов племен; одно исключение составляли бревки в Паннонии.⁶⁴⁵ Но здесь рекрутский набор был намного менее масштабным, чем, скажем, среди прирейнских германцев или в провинции Бельгика. Однако если в третьем столетии войско было иллирийским и справедливо так именовалось, то в этом виноваты сложности Маркоманской войны. Вспомогательные отряды всегда играли второстепенную роль, тон задавали легионы, а те с данного времени подвергались варваризации и провинциализации. Раньше тоже (об этом уже [MH. II₂₆₀] упоминалось) много рекрутов набиралось из провинций. Однако если в составе войска мы встречаем римских граждан из Нарбонской провинции и Бетики, то это находится в соответствии с тем фактом, что мы признаем исключительную роль Квинтилиана и Сенеки в литературе. Все-таки это уже нечто совсем иное, когда системой становится тот факт, что в войско уже набираются не романизированные провинциалы, а мобилизуются любые варвары и им со специальной целью (ad hoc) предоставляется гражданское право. Те потом, вероятно, становились гражданами юридически, но не фактически. Этим, принужденный обстоятельствами,⁶⁴⁶ интенсивно занимался Марк Аврелий.

Это глубинное изменение так четко не отражается в анналах той эпохи: мы можем сложить представление о нем лишь по отдельным, разрозненным свидетельствам. Однако это уже a priori является следствием существующей ситуации: спустя сотню лет снова наступили времена кровопролитных войн, больших эпидемий и массового голода, люди были нужны. Стоит лишь вспомнить о том, что за последние 70 лет Марк был первым императором, снова увеличившим число легионов на 2. Насильственный увоз людей врагами, сокращение численности населения из-за перебежчиков и беглецов, — все это тоже внесло свою лепту. Но даже в подобной [MH. II₂₆₁] ситуации все же стоит лишь удивляться тому, что большое Римское государство было не в состоянии из собственных граждан сформировать войско всего лишь из 32 легионов. Между тем это удивление становится все меньше, когда мы знакомимся с существующим положением вещей в социальной сфере. Кто, собственно, были эти граждане? Высшие слои общества отпадают сами по себе, поскольку они вообще не привлекались к службе в легионах. В этом отношении стоит отметить, что если раньше унтер-офицеры выбирались из рядовых солдат, то начиная с этого времени тот, кто состоял на службе и хоть мало-мальски был образован, сразу же становился центурионом, а ряды солдат таким образом все больше и больше пополнялись исключительно людьми из низших, необразованных слоев общества.

Ко всему прочему в сильный упадок пришел институт брака, рождаемость резко упала, главным образом в столице: vernacula multitudo⁶⁴⁷ было непригодным. Юридически фиктивное потомство, существовавшее благодаря усыновлению вольноотпущенников, еще до некоторой степени и лишь внешне заполняет пробелы в рядах римских граждан: однако вольноотпущенники не могли нести службу в легионах, на это имели право лишь их дети. Таким образом, легко могло бы случиться так, что многим из тех, из кого можно было выбирать, завербованный офицер должен был отказывать как людям, окончательно опустившимся и ни на что негодным. Так что и тут Марк [MH. II₂₆₂] лишь исполнял свой долг, он думал о том, что было необходимо: он брал солдат отовсюду, где только мог их найти, и если они не были гражданами, — что ж, он делал их таковыми.

Следы подобных примеров мы находим почти у всех авторов: Дион говорит, что Марк очень многих наделил гражданским правом.⁶⁴⁸ Виктор⁶⁴⁹ в жизнеописании Марка точно так же свидетельствует, что тот без церемоний наделял гражданством большие массы людей. Это могло быть связано только с необходимостью рекрутского набора. В «Жизнеописании»⁶⁵⁰ отмечено: «latrones Dalmatiae atque Dardaniae milites fecit». Это утверждение соотносится с теми двумя новыми легионами, сформированными Марком. Мы располагаем некоторыми свидетельствами, что эти легионы были сформированы в основном из рекрутов тех областей, которые находились севернее Греции. Остальные области были слишком истощены войной, здесь царило относительное спокойствие. Тут же вслед за этим в «Жизнеописании» говорится, что он «emit et Germanorum auxilia contra Germanos».⁶⁵¹Это относится, по всей видимости, к вспомогательным отрядам. Дион⁶⁵² это подтверждает. Так что пополнением из рядов побежденных противников тоже не пренебрегали. Вместе с тем не стоит забывать, что старые названия войсковых подразделений по именам составлявших их народностей тоже были всего лишь названиями, что, скажем, [MH. II₂₆₃] Фракийская когорта уже давно состояла не только из фракийцев, так что иностранцы вполне свободно могли вступать в алы и когорты. Итак если в войско набирались даже военнопленные и перебежчики, то можно представить, насколько меньше сомнений вызывали те самые, хоть как-то пригодные для службы, жители этой страны.

Надписи говорят нам о том же самом. Спустя 20 лет после правления Марка все люди носят имя Марк Аврелий.⁶⁵³ Это — определенно те люди, которые при нем ad hoc получили гражданское право, или их непосредственные потомки. Старый римский гражданин был в войске все еще пустым звуком, и можно понять то, что в третьем столетии легион был назван barbarica, в противоположность преторианской когорте, которая еще хоть как-то придерживалась национального принципа.

Поразительно лишь то, что именно Марк должен был стать тем, кто провел в жизнь это нововведение: есть горькая ирония судьбы и глубокий трагизм в том, что этот император, который, как и лучшие умы этой эпохи, ценил всеобщее образование, который был проникнут идеями гуманизма, философ на троне, прозванный так не без оснований, написавший свои «Размышления», находясь в самом центре военных лагерей в Карнунтуме и Виндобоне⁶⁵⁴, — что именно он должен был стать тем, кто [MH. II₂₆₄] варваризировал войско и лишил его национального характера. Это было трагично, но это было его первоочередной, неизбежной обязанностью; что же касается обязанностей, то Марк никогда не медлил с их выполнением.

Войско получило не просто провинциальный, но специфически иллирийский характер. Естественно, мы встречаем также жителей Востока и прирейнских земель, но все-таки большая масса людей своим происхождением была обязана дунайским областям, расположенным к северу от греческого полуострова; особенно много было фракийцев. Как было отмечено выше, их меньше всего коснулась война. Затем и в гвардии, благодаря Септимию Северу, появилось много фракийцев. Теперь иллирийское войско было сильнейшим: рейнские германцы в это время были сломлены и обессилены; поэтому война не распространилась на эти области, она закончилась в Ретии; таким образом, можно было сократить численность войска на берегу Рейна, о чем уже говорилось, а иллирийское войско увеличить до 12 легионов. Конечно, и в этом сильнейшем войске ведущее значение приобрел дух товарищества. Однако конскрипция все больше и больше приобретала местный характер. Идея Августа была противоположной: область рекрутского набора и место стоянки войска не совпадали. Легионы [MH. II₂₆₅] предпочтительно отсылались в те земли, которые в племенном отношении были чужды кадровому составу первых. Бесспорно, это было неудобно, и в более позднюю эпоху ситуация изменилась на противоположную. Процесс протекал по-разному, в первую очередь перемены коснулись провинции Africa, где они были наиболее желательны в связи с полнейшей изоляцией провинции, но они постепенно распространились всюду. Поэтому иллирийские отряды пополнялись из рядов самих иллирийцев. Они также были превосходными солдатами; их потомки, албанцы, не раз доказали в ходе истории Турции и доказывают еще сегодня, что в военном отношении их нельзя недооценивать. Так что войско вдвойне можно было обозначить как иллирийское, и с течением времени численность иллирийцев в нем все увеличивалась. В этой связи интересно также одно сообщение, что в процессе рекрутского набора провинциалов в гвардию Север распорядился соорудить особое святилище для фракийских местных божеств.⁶⁵⁵ Его определенно устраивало то, что изолированный провинциальный характер войск и в этом отношении тоже сохранялся.

Сюда также относится и одно замечание о колонате⁶⁵⁶, который в более позднем понимании в принципе идентичен рабству и, возможно, происходит из германского рабства, что, впрочем, [MH. II₂₆₆] очень и очень спорно. По меньшей мере, нам известно, что Марк поселил на другом берегу Дуная 3000 наристов.⁶⁵⁷ Без сомнений, это происходило неоднократно, и очень вероятно, что эти поселенцы все свои местные обычаи и институции по большей части принесли с собой. Позднее рекрутский набор базировался на колонате, т. е. на крестьянском пролетариате. Более древние источники с этим не знакомы. Колон не является лично несвободным — в качестве раба он вообще не мог бы нести военную службу, — но он был привязан к своему клочку земли, он был зависим и покорен, принадлежал (pertinens) земле. Правда, это есть внутреннее противоречие (contradictio in adiecto), полностью чуждое римским точным правовым понятиям, и, вероятно, потому этот институт был импортирован из заграницы и, возможно, с самого начала был связан с войском.

Наконец, стоило бы еще упомянуть принцип наследственности при несении службы в крепостях, где солдаты занимались земледелием, были женаты⁶⁵⁸ и имели земельный надел, за что их дети были военнообязанными. Возможно, этих солдат укреплений (milites costellani), как и колонат, тоже следует относить [MH. II₂₆₇] к периоду маркоманских войн. Эти меры очень сильно содействовали все большей провинциализации войска. Когда легионы перестали быть представителями всеобщей нации, господствующей становилась та область, которая располагала сильнейшим войском.

Описание господства иллирийских легионов относится ко всеобщей государственной и городской истории. Здесь лишь некоторые указания: в период после смерти Пертинакса до начала бесспорного одновластия Севера вновь разыгрались события года правления четырех императоров,⁶⁵⁹ и происходили они практически по той же схеме. Как и тогда, после вымирания династии Юлиев, вспыхнула война между полками, так и сейчас, но уже после смерти всех правителей дома Антонинов.⁶⁶⁰ Войска боролись за трон. Италия, в своих притязаниях не опирающаяся ни на какую силу, кроме гвардии, поднимает на щит Юлиана, Восток — Песценния Нигера, Рейн — Клодия Альбина, Иллирик — Септимия Севера. В этот раз Дунай и Рейн объединились в борьбе против Востока, результатом, т. е. победой Севера, была победа дунайской армии. Это было использовано таким же [MH. II₂₆₈] образом, что и в прошлый раз: гвардия была распущена, из фракийцев была сформирована личная охрана, у Рима, в Альбане, был сформирован legio secunda Parthica, который там и был оставлен. Это был первый случай, когда в Италии разместился легион. Однако тогда Вителлий, первый победитель в той борьбе, еще не был побежден Веспасианом, в этот раз дело было решено в первом же решающем сражении. Господство сабли⁶⁶¹ в Италии было тем самым стабилизировано. Так что произошло лишь то, что было необходимо. Если страна, как тогда Италия, становится безоружной и предоставляет право защищать себя другой стране, то тогда-то она и попадает в подчинение.

Династия Севера находилась у власти на протяжении одного человеческого века, и все большее и большее значение в то время приобретал Иллирик. Не говорится напрямую, что императоры должны были быть иллирийского происхождения, — сам Север был африканцем,⁶⁶² — первым настоящим варваром на императорском троне был Максимин, фракиец,⁶⁶³правивший с 235-го года.

Очень показательны события после смерти Гордиана в 245 г.⁶⁶⁴ Гвардейский префект Филипп велел его предательски убить и провозгласить себя [MH. II₂₆₉] императором.⁶⁶⁵ Это возбудило недовольство в иллирийском войске, которое и провозгласило императором Марина Пакатиана. Между тем он скоро потерпел поражение, и Филипп послал в Иллирию Траяна Деция, дабы снова подчинить отряды своей власти. Деций отправился туда с большой неохотой, прося избавить его от этого поручения, но был принужден его выполнять. Тогда иллирийские отряды провозгласили его императором, так что он мог выбирать только между императорским троном, который занял вовсе не по доброй воле, и немедленной смертью.⁶⁶⁶ Так что он наследовал престол. В этом случае вполне четко видно, что иллирийские отряды мало или вовсе не интересовала личность, которая должна была стать императором. Во второй половине третьего столетия правили только иллирийские императоры: Клавдий Готик, Аврелиан, Проб, Диоклетиан, Константин — все они были истинными иллирийцами. Эта национальность играла ведущую роль.⁶⁶⁷

Если присмотреться повнимательнее, то нельзя не признать, что общий уровень образованности упал. От солдат варваризация и огрубение дошли и до офицерского корпуса, и наконец — до высшей инстанции. Если сравнить императоров III в. с императорами второго или даже [MH. II₂₇₀] первого столетия, то получается, что обязательно на место высокообразованных людей из высших слоев общества заступали люди низкого происхождения, которые в лучшем случае были хорошими унтер-офицерами.⁶⁶⁸Север, правда, не относится к этой категории⁶⁶⁹, поскольку время его становления и образования относится еще к более ранней эпохе. Он был высокообразованным человеком, писателем и превосходным юристом. Его преемники тоже еще не входят в эту категорию: Каракалла был необразован, но отбросы аристократии как раз очень близко соприкасаются с отбросами черни. Каракалла был рожден властителем, он был вульгарной натурой. Но Максимин является первым из этих унтер-офицеров: в нем достойно похвалы лишь то, что он был огромного роста, превосходным бегуном и фехтовальщиком.

У писателя по имени Виктор⁶⁷⁰, который сам был умен и образован, мы находим достойное внимания замечание о Диоклетиане и его соправителях: «Все иллирийцы, — пишет он, — малообразованы, однако они знали настроения крестьян и солдат, и потому были полезны государству». Это — достойное внимания высказывание: недостаток признается, однако он упоминается лишь затем, чтобы найти в нем хорошую сторону, и именно ту, о которой в прежние столетия не имели никакого представления [MH. II₂₇₁].

В государственном календаре⁶⁷¹ второй половины третьего столетия мы отмечаем, что сенаторы вытеснены с важных постов, которые — со времен Галлиена⁶⁷² — занимают военные интенданты. Острое, непреодолимое противоречие, которое до этих пор существовало между рядовыми солдатами и офицерами, этот палладиум воспитания, а именно италийского, исчезло с тех пор, как тот, кто носил clavus⁶⁷³, перестал быть достаточно квалифицированным для занимания тех должностей, монополией на которые он раньше обладал, власть перешла в руки рядового солдата. Однако воинская реорганизация привнесла в вялость прошлых лет некоторый элемент силы.

В эпоху правления Диоклетиана и Константина имели место дальнейшие последствия этого события. Шаг от местных варваров до иноземных был очень мал, и его легко было сделать; и таким образом, в итоге все свелось к такой же ситуации, как при Стилихоне, когда власть оказалась в руках у иноземного наемника. Куда ни посмотри, в III в. все — каждая книга, каждая надпись, каждая постройка — свидетельствует о большой разнице между эпохой Пия и эпохой после правления Гордиана. Латынь тоже, сама ее орфография, искажается.⁶⁷⁴ Критерием для нас служат законы об увольнении солдат.⁶⁷⁵ До Севера в этих документах канцелярии [MH. II₂₇₂] не было ни одной ошибки, начиная с этого времени они составляются на все более и более испорченной латыни. Монеты, произведения искусства — все несет на себе ту же самую печать; а последняя причина⁶⁷⁶ этого глубокого распада — это Маркоманская война с ее последствиями сначала для войска, затем для нации. И еще раз следует сказать о том, как глубоко трагично, что Марк должен был стать тем, кто приговорил мир к подобному концу.

г) Готские войны

Во время правления Севера на Дунае царил покой, в период правления Каракаллы тоже не было никаких выдающихся событий. Однако следует отметить, что в это время впервые упоминаются готы⁶⁷⁷, одновременно с алеманами. Сначала мы с их названием сталкиваемся в очень злой шутке одного сенатора: когда благодаря чрезмерному раболепию сената Каракалла был удостоен чести триумфатора, в процессе проходивших по этому поводу дебатов один сенатор поинтересовался, не хотят ли Каракалле дать титул Geticus maximus.⁶⁷⁸ Это был намек на вменявшуюся ему в вину смерть его брата Геты. Но поводом к тому, по всей видимости, были сражения с готами, которых по недоразумению называли гетами. Готы, конечно, уже до этого вели закулисную игру. [MH. II₂₇₃] Здесь они в первый раз открыто появляются на всемирно-исторической арене. В то время мы встречаем их на побережье Черного моря, где располагались также и геты. Геты — это греческое название даков, а эта путаница в названиях — простая ошибка. Геты — это фракийцы, готы — германцы, и кроме этого случайного сходства названий, больше у них нет абсолютно ничего общего, но эта омонимия названий народов достаточно нахулиганила в историческом повествовании.

Верховная власть Рима в области Среднего Дуная не была ослаблена. Каракалла распорядился казнить царя квадов⁶⁷⁹ и разжег войну между маркоманами и квадами. Империя не была потревожена. Это спокойствие царило вплоть до 238 г., великого года революции в Африке.⁶⁸⁰ Максимин сражался против обоих Гордианов, затем против сенатских императоров Пупиена Максима и Целия Бальбина, пока, наконец, после устранения всех противников трон не занял сын и внук тех самых двух старших Гордианов, Цезарь Гордиан.⁶⁸¹ Этот год является также годом начала войны со скифами, т. е. Готской войны. Плохо, что название неопределенно. Как известно, греки в противоположность римлянам избегают всех неклассических названий; так что всю область к северу от Черного моря они называли «Скифией» и под именем скифов объединяли всех, кто сражался с римлянами в этих землях. Но большинство среди них составляли готы. Об этих событиях нам известно несколько больше [MH. II₂₇₄], чем о других, имевших место в то же самое время, поскольку афинянин Дексипп,⁶⁸² который самолично участвовал в отражении нападения готов⁶⁸³ на Афины в начале 238 г., в 267 г. написал историю этих походов.

До начала военных действий между римлянами и готами, видимо, существовало соглашение; возможно, в то время они не были непосредственными соседями по границе. Готы в еще большей степени, чем франки, тяготели главным образом к мореплаванию. Теперь сказались недостатки римского флота. Правда, Август и принципат в целом кое-что сделали в этом отношении, Империя уже не была так беззащитна на море, как Республика. Флоты стояли на Ниле, Дунае и Рейне, два флота стояли в Италии: один у западного, другой у восточного побережий, Британия имела флот и т. д. Однако этого было достаточно лишь для морского дозора. Раньше его хватало на то, чтобы держать в узде пиратов. Но теперь все северное побережье Черного моря было оккупировано крупными народами-мореплавателями. Так, рассказывается, что через 20 лет после начала войны флот готов, состоявший, по свидетельству, из 6000 кораблей и 320 000 человек экипажа [MH. II₂₇₅]» намеревался разорить побережья Римской империи.⁶⁸⁴ По другим источникам, количество кораблей было 2000.⁶⁸⁵ Как оно было на самом деле, не имеет значения, обе цифры могут быть сильно преувеличены. Судя также по соотношению численности судовых команд с самими судами ясно, что те, вероятно, были достаточно малыми, транспортными лодками. Ясно также, что это не были обыкновенные флибустьеры. Оборона не устояла против такого неприятеля. Мы ни разу не сталкиваемся ни с одним морским сражением, а узнаем лишь о более или менее удачных попытках обороны побережья.

Когда готы нападали, они всегда объединялись с карпами⁶⁸⁶, которые заселяли область между Прутом, Дунаем и побережьем. В 293 г. Диоклетиан переселил их Мезию, на римскую территорию, и с этих пор готы стали соседями Рима. Зосим сообщает о готском флоте, который был сформирован на Тире (Днестр).⁶⁸⁷

При подобных обстоятельствах вполне понятно, что римляне стремились прийти к соглашению с этими неудобными соседями. Защититься от их пиратских набегов не представлялось возможным, и тогда, видимо, было [MH. II₂₇₆] принято решение о выплате дани. У Аммиана⁶⁸⁸ присутствует упомянутое замечание, что 2000 кораблей прорвались через Боспор и дошли до архипелага. Для хронологии важно, что удалось датировать фрагмент Приска.⁶⁸⁹ О Туллие Менофиле, наместнике Мезии при Гордиане, нам известно благодаря монетам того времени⁶⁹⁰: подобная хронология тоже очень хорошо вписывается в наши рамки.

Война сразу же приняла серьезный оборот. Готы разорили целый ряд прибрежных городов, например Истрополь, южнее устья Дуная. Варвары не вели регулярных военных действий, а появлялись и исчезали вновь, разоряли и увозили награбленное, не рашаясь пока что на хорошо запланированные операции. При Филиппе в 244 г. был разрушен Маркианополь, город, располагавшийся внутри страны. Затем было сообщение о римской победе, Victoria Carpica.⁶⁹¹

Но вскоре в правление Траяна Деция, который, однако, был превосходным генералом и одним из лучших императоров, последовала ужасная катастрофа. На время в сильно разоренных дунайских областях он создал условия [MH. II₂₇₇] Для спокойного существования, но это длилось недолго. Готский князь Книва в морском союзе с 3000 карпов, но в основном на суше, вторгся в Мезию и дошел до Филиппополя. Уже достаточно награбив, они повернули назад и возвращались по суше. Это было очень рискованное мероприятие. В 250 г. они перешли Гем (Балканы), между Гемом и Дунаем наткнулись на войска Деция. Он преградил им путь. Из-за предательства Галла, его военачальника, готов разбить не удалось, а тяжелое сражение при Абритте закончилось полным поражением римского войска; сам Деций тоже погиб.⁶⁹² Галл, его преемник, заключил позорный мир и выплатил готам дань.⁶⁹³ Несмотря на это набеги не прекратились.

Эта катастрофа совпала со страшной эпидемией чумы, начавшейся в 252 г. и свирепствовавшей во всей Империи в течение 15 лет. Ангелы Апокалипсиса всегда появляются вместе, так было и теперь, когда закат Империи уже готовился. Последующие времена заполнены бесстыдными пиратскими рейдами по всем восточным морям. Мы не станем [MH. II₂₇₈] здесь предъявлять перечень названий, назовем лишь некоторые значительные события: так, скажем, были разрушены Питиунт и Диоскуриада, последние крепости на восточном побережье Черного моря. Пали Трапезунд, Халцедон, Эфес со своим знаменитым храмом Дианы, также Афины, Аргос и Спарта — все это доказательство того, что враг больше не ограничивался побережьм. Ему нигде не оказывали существенного сопротивления. В 262 г. пали Фессалоники. В подавляющем большинстве это были готы, которые устраивали такие опустошительные набеги. Наряду с этим другие племена грабили области, отдаленные от моря. Мы располагаем малым количеством письменных свидетельств о поражениях римлян, однако памятники говорят об этом вполне отчетливо. Мы можем точно датировать время, когда, например, была потеряна Дакия. В 254 г. н. э. внезапно прекращается чеканка монет, четыре года спустя после смерти Деция.

Последние памятники из Виминация у Белграда на правом берегу Дуная тоже относятся к 255 г.: нигде в этих областях нет монументов [MH. II₂₇₉] первых лет правления Валериана, т. е. периода после 254 и 255 гг., так что мы с уверенностью можем сказать, что в то время эти области были заняты варварами. Период с 250 по 269 г. является эпохой первого временного уничтожения римского владычества на Дунае. Лишь отдельные города оборонялись собственными силами. Так, Византий отразил атаку герулов, флот которых состоял из 500 кораблей. В 267 г. варварам оказали сопротивление также граждане Афин под предводительством Дексиппа⁶⁹⁴, о котором ранее говорилось как о писателе. Это было то же самое время, когда вокруг Вероны была возведена новая стена против атак алеманов.

После смерти Галлиена в 268 г. еще раз произошел поворот в лучшую сторону; от кого он исходил, от Клавдия Готика или же от Аврелиана, не совсем ясно. Из-за подхалимства к Диоклетиану, чьим отцом (приемным) считался Клавдий,⁶⁹⁵ история здесь, вероятно, несколько, приукрашена в пользу последнего. Аммиан⁶⁹⁶ приписывает главное решение не Клавдию, а Аврелиану; наиболее справедливым, видимо, будет считать, что начало улучшению положил Клавдий, а после его смерти дело [MH. II₂₈₀] продолжил Аврелиан.

Какой фактор оказался решающим, заносчивость нападавших или энергичность оборонявшихся, неизвестно: в 269 г. состоялось крупное военное выступление готов; это была та упомянутая экспедиция с 6000, по другим источникам — с 2000 кораблями. Такого нашествия римские границы никогда прежде не знали. По собственной инициативе граждане Маркианополя отразили атаку; Томы и Cyzius (Кизик) были разрушены. В Македонии германцы высадились на сушу. Уже достаточно награбив, они решили отступать назад по суше. Это было крайне рискованное предприятие, которое обернулось для них несчастьем. У Наисса (Ниш) в долине Моравы римляне одержали крупную победу, по рассказам, стоившую жизни 50 000 готов. Затем готы стали отступать через Гем (Балканы), где Аврелиан нанес им очередное и решающее поражение. Римское владычество снова было восстановлено, как и в случае с алеманами, и не только на настоящий момент.

Победа имела серьезные последствия. Аврелиан и Проб добились новой организации пограничной области, конечно, [MH. II₂₈₁] со значительным ее ограничением, как и на Рейне. Аврелиан отказался от Дакии, где, определенно, жило еще много римлян, и переселил жалкие остатки дакийцев, поскольку они желали оставаться под римским владычеством, в Дарданию на правый берег Дуная.⁶⁹⁷ Так что Дунай на тех же условиях, что и Рейн, был признан границей. Тем самым эта победа все же в определенном смысле является упрочением поражения. С этого времени при Аврелиане, Пробе, Диоклетиане и Константине снова упрочилось военное господство на новых, ставших более узкими границах.

Земли между областями римлян и готов населяли карпы, препятствуя их непосредственному соседству по границе. Аврелиан оставил их на своих местах, Проб, напротив, перевел бастарнов, родственное им германское племя, жившее рядом с карпами, через Дунай на правый берег и поселил их там.⁶⁹⁸ Обе народности, видимо, уже были затронуты романизацией, по крайней мере, о римской культуре они имели представление. В 295 г. Диоклетиан переселил карпов в Мезию.⁶⁹⁹ Это мероприятие имело две стороны: римляне избавились от обоих народов [MH. II₂₈₂] как от неудобных соседей, однако с тех пор левый берег Дуная был целиком готским.

Императоры очень серьезно взялись за укрепление новой дунайской линии; укреплена она была основательно. Пешт (Contra Aquincum, напротив Aquincum (Аквинка)) был заложен на левом берегу как предмостное укрепление, которое простиралось по всей линии. Диоклетиан и его соправители построили эти крупные инженерные сооружения на рейнской и дунайской линиях. Наверное, здесь часто должны были происходить сражения. Мы располагаем свидетельством 301 г. о полном титуле победителя Диоклетиана: в соответствии с ним он именовался Sarmaticus maximus quater, Carpicus maximus, Germanicus maximus sexies, Britannicus maximus, дважды — победителем персов, единожды — победителем армян и один раз — победителем адиабенцев.⁷⁰⁰ Титул «Carpicus» относится к различным сражениям от 289 до 301 г., титул «Germanicus», видимо, связан в основном еще с битвами с дунайскими германцами — маркоманами и готами; мы видим, что основные удары все еще приходились на Дунай. Так что начиная с 269—270 гг. честь и превосходство Рима опять были восстановлены. Однако вполне понятно, что в правление Константина на передний план выступили готы как непосредственные соседи Рима.

[MH. II₂₈₃] В IV в. Восточный Рим сражался с готами. Эти сражения выпадают из круга нашего описания. Валент в 378 г. проиграл битву при Адрианополе, это было самое ужасное поражение, которое когда-либо терпели римляне (см. ниже MH. III_{215 ff.})- Последствия победы Диоклетиана сказывались, примерно, на протяжении одного столетия.

Бросим еще один взгляд на влияние описанных событий на культуру Запада. Пользуясь применявшейся в то время терминологией скажем, что в диоцезе (области) Галлии германцы, видимо, преодолели латинское господство; образовывались государства франков, алеманов, свевов и вандалов. Однако это носило все-таки лишь наполовину германский характер; эти народы в большей или меньшей степени восприняли римскую цивилизацию, из них сформировалось то, что мы еще сегодня называем «латинской расой».

На Дунае ситуация была совсем иной. Латинская культура там не ассимилировалась, а напротив — была искоренена. Области стали германскими и по меньшей мере антиримскими. Что касается причин, то вряд ли мы сможем обозначить их каким-либо одним словом. Влияние имело все: сила натиска, слабость обороны, энергия атаковавших народов. Романизация [MH. II₂₈₄] все-таки намного сильнее коснулась Нарбонской провинции, Испании и Африки, чем Паннонии и Дакии. Наряду с этим следует подчеркнуть, как глупа высказываемая подчас мысль, что обнаруженные в этих областях следы романизации якобы являются результатами более поздних, средневековых, вторжений.⁷⁰¹ Подобного рода находки в Тироле, Дакии, Восточной Швейцарии, без сомнения, являются следами древности. Ведь средневековые источники не оставляют сомнений в том, что следы римской цивилизации распространялись от Граубюндена намного дальше, к Зальцбургу и до самой Штирии.⁷⁰² Центрами романской культуры были Дакия и Норик. Дакия — потому что здесь было уничтожено коренное население, Норик — потому что он был очень рано романизирован и городов здесь было основано намного больше, чем в Паннонии и Мезии.

Однако между тем вторжение в восточные галльские земли было более незначительным, чем считается. Это был поход норманнов, поход скорее не одного народа, а одной армии. Отсюда в подчиненных землях ведет свое начало дворянство, господствующая каста; но оно было недостаточно многочисленным, чтобы изменить общий состав населения. Например, законы обнародовались на языке подчиненных, т. е. на латинском. Байувары (сегодняшние баварцы), напротив, [MH. II₂₈₅] вторглись в Ретию и Норик намного большими массами.

Кроме того, у каждой нации есть свои характерные черты. Если бы Африка осталась оккупированной вандалами, то здесь ситуация сложилась бы примерно такая же, как в Испании. Византийское завоевание Африки проторило дорогу, собственно, лишь для арабов. Но арабы нигде, куда бы они не приходили, не сливались с римской цивилизацией, а напротив, всюду ее искореняли. Римляне и германцы по духу были более родственны, и там, где они сталкивались друг с другом, сформировалась мощная римская смешанная цивилизация. Но в дунайские земли вторглись славяне, вместе с ними скифские племена и сарматы, и они искоренили в этих землях римскую цивилизацию.⁷⁰³

5. ТЕАТР ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ НА ВОСТОКЕ