Чувствительно относясь к заграничным изданиям, трактующим о Московском государстве, русское правительство при Алексее I иногда принимало меры для того, чтобы с помощью печати опровергать распространенные там неверные известия о каком-либо событии. Так, после поражения под Чудновом и пленения В.Б. Шереметева за границей появились печатные листы, изображавшие это событие в преувеличенном виде и в освещении очень невыгодном для России. Получив уведомление о том от нашего резидента в Голландии иноземца Гебдона и предложение его напечатать опровержение, Ордин-Нащокин, конечно, доложил царю. К Гебдону вскоре было послано из приказа Тайных дел для напечатания и распространения за границей довольно правдивое изложение всего дела с указанием на измену Юрия Хмельницкого и на польское вероломство.
С великими державами московская дипломатия старалась держать себя на равной ноге, а от малых государств требовала самого почтительного отношения к его царскому величеству. Например, несмотря на дружественные пересылки с великим курфюрстом Бранденбургским Фридрихом Вильгельмом, Алексей Михайлович как-то остался недоволен его манерой держать себя и предписал своему посланнику (в 1656 г.), чтобы во время аудиенции курфюрст «противу царского именования и титула встал и шляпу снял и царскую грамоту принял бы стоя, без шляпы», в противном случае грамоты ему не отдавать и к руке не ходить. «А что мы, великий государь, – говорилось далее в наказе, – про курфюрста спрашиваем, сидя в шапке, и вам бы говорить, что мы, государь великий и преславный, и помазан от Бога, не только что посольства отправляем, но и в церковь Божию входим в шапке; а ему, курфюрсту, про нас, великого государя, и про нашу от Бога данную великую честь и говорить стыдно».
Московские чиновные люди, отправленные посланниками в иностранные государства и на посольские съезды, нередко держали себя там без должного достоинства, обнаруживали иногда грубость нравов, жадность к подаркам, пристрастие к крепким напиткам и тому подобное. Поэтому во вторую половину царствования в состав посольства часто помещались подьячие из приказа Тайных дел; на их обязанности лежало надзирать за поведением послов и по возвращении доносить обо всем государю. С подобной же целью таковые же подьячие вводились в походную канцелярию при воеводе, отправлявшемся на войну, чтобы смотреть, не будет ли он чинить притеснения и разные неправды ратным людям.
Любопытны происхождение и значение сего приказа Тайных дел, в котором сидел только дьяк с десятком подьячих и которым ведал сам царь непосредственно, то есть без участия бояр.
Летом 1654 года Алексей Михайлович, отправляясь в свой первый польский поход, по случаю начавшейся войны из-за Малой России, имел, конечно, при себе несколько дьяков и подьячих в качестве своей походной канцелярии. Эта канцелярия оказалась настолько удобной и удовлетворяющей правительственным потребностям царя, что оставалась при нем и после похода. Естественным путем, без всякого заранее составленного плана, она обратилась в постоянное учреждение, в постоянный приказ, лично и ревниво руководимый царем, не допускавшим в нем участия бояр. Так как он учредился в военное время, то первоначальные распоряжения, из него выходившие, относились по преимуществу к разным военным потребностям и лицам, то есть к движению и составу полков, снабжению боевыми и съестными припасами, назначению и поощрению воевод и тому подобное. Но потом сфера деятельности и компетенция приказа постепенно расширялись и охватили самые разнообразные предметы, относящиеся, однако, к ближайшим интересам и заботам царя; таковы: его личная переписка и личная касса, хозяйственные учреждения, постройки, некоторые заводы (соляные, железные, сафьянный), разные дворы (Аптекарский, Гранатный, Потешный), торговые операции, отыскание руд, раздача церковных книг, дела любимого Саввинского монастыря, царская благотворительность или раздача милостыни, дворцовый караул, дворцовые записи и тому подобное. Кроме того, Тайный приказ ведал и дела общего управления, но только в смысле надзора и руководства. Это ведение вызывалось обыкновенно обращенными к царю челобитными на разные несправедливости, злоупотребления и обиды со стороны правительственных учреждений и властных лиц; причем Тайный приказ не лишал самостоятельности эти учреждения и не мешал их деятельности, а скорее объединял их и подводил под общий царский контроль. Главным образом он надзирал дела военные и дипломатические, в особенности украинские, не нарушая компетенции приказов Разрядного, Посольского и Малороссийского. Само собой разумеется, что дела или события чрезвычайные подвергались по преимуществу расследованию и направлению из Тайного приказа, каковы дела о Никоне, расколоучителях и Стеньке Разине. Вообще это учреждение, заметно ограничившее некоторые старые привычки и притязания боярства, давало царю возможность постоянно и чувствительно проявлять в управлении всю полноту самодержавной власти. Оно свидетельствует о деятельном характере и правительственном усердии «Тишайшего» Алексея Михайловича. Оно так тесно было связано с его личностью, что существовало только в его царствование. Московские приказы занимали ряд особых зданий в Кремле; но Тайный приказ помещался в самом царском дворце, в верхнем этаже его, и, следовательно, находился у царя под рукой. Первым дьяком сего приказа, ведавшим его около десяти лет, был Дементий Башмаков, который пользовался любовью и доверием царя; он потом получил думное дьячество и переведен в Разрядный приказ. А в числе подьячих Тайного приказа встречаем известных впоследствии Семена (Сильвестра) Медведева и Федора Шакловито-го. Ведавший Тайным приказом дьяк был наделен правом подписывать за государя его распоряжения и указы; а потому носил звание «дьяка в государеве имени».
Существование сего, так сказать, личного приказа не мешало Алексею I также лично руководить исконным царским советом или синклитом, то есть Боярской думой. При нем в это высшее правительственное учреждение стекалось столько дел, особенно по докладам из приказов, что вместо прежних трех дней оно должно было заседать ежедневно утром и вечером, обыкновенно в Передней палате царского дворца. Государь часто присутствовал на заседаниях Думы, направлял ее деятельность и спрашивал ее мнение по тому или другому важному вопросу. К этому моменту относится известное место из записок московского подьячего Котошихина (бежавшего за границу в 1664 г.). «Кто из больших или меньших бояр поразумней, – говорит он, – тот свою мысль объявляет; а иные бояре, брады своя уставя, ничего не отвещают, потому что царь жалует многих в бояре не по разуму их, но по великой породе, и многие из них грамоте не ученые и нестудерованные». Но тут же подьячий сознается, что всегда сыщется кто-либо из бояр на разумный ответ. Заседания Думы даже и в царском присутствии оживлялись иногда спорами и нареканиями; так как Алексей Михайлович допускал их ради выяснения вопроса. Но он не любил пустословия и похвальбы и в таких случаях иногда в резкой форме проявлял свойственную ему вспыльчивость. Один иностранный посол (барон Мейерберг) в своем сочинении о России по сему поводу рассказывает следующий случай. В 1661 году во время второй польской войны, получив известие о поражении своей рати, царь рассуждал с Думой, как поправить дело. Тут царский тесть, то есть Илья Данилович Милославский, похвалился, что если ему дадут начальство над войском, то он самого польского короля приведет пленником в Москву. Алексей Михайлович вскипел гневом, обругал его бездельным хвастуном, никакими ратными подвигами не отличившимся. «Смеяться, что ли, ты вздумал надо мной? Пошел вон!» – закричал государь; после чего вскочил с места, собственноручно надавал тестю пощечин и пинков, вытолкал его из палаты и захлопнул за ним дверь.
В делах интимных или в вопросах особой важности, прежде нежели такой вопрос отдавался на обсуждение целой Думы, Алексей I, подобно своим предшественникам, собирал у себя в комнате (т. е. в кабинете) малую или ближнюю Думу из наиболее близких бояр и советников. Подобную же малую Думу для занятия текущими делами государь обыкновенно имел при себе во время своих нередких отлучек из Москвы, то есть во время пребывания в загородных местах или на «походах» (поездках). Свои правительственные заботы и занятия он даже не прекращал в церкви, так что за обедней в менее торжественные минуты он выслушивал доклады бояр и делал соответственные распоряжения40.
XДвор, второй брак и сотрудники Алексея I
Дворцы Кремлевский и Коломенский. – Соколиная охота и переписка с Матюшкиным. – Придворные забавы и аскетическое направление. – Иноземное влияние и А.С. Матвеев. – Царские смотрины невест. – Наталья Кирилловна Нарышкина. – Неудачная против нее интрига. – Начало театра в Москве. – Библейские сюжеты. – Переводная и придворная литература. – Патриарх Иоаким и царский духовник. – Важнейшие гражданские и военные деятели. – Князья Долгорукий и Одоевский. – Шереметевы. – Хитрово и Ртищев. – Непрочное положение Матвеева. – Наследник престола. – Безвременная кончина Алексея Михайловича. – Его личность и значение. – Котошихин и его сочинение о России. – Крижанич в Москве и Сибири. – Его сочинения и стремления
Трудами Алексея I московский самодержавный строй получил, можно сказать, свою полную обработку не только в отношении внутренней, или чисто правительственной, стороны, но также и в отношении внешней, или обрядовой и обстановочной. При наследованной от предков умеренности, бережливости и набожном смирении этот царь наследовал от своих предшественников также любовь к пышной обрядности и наружному благолепию. Довольно скромный в своем семейном быту, царь являлся во всем блеске своего сана при торжественных случаях, главное, при своих выходах на большие праздники, а также при приеме и угощении чужеземных посольств. Иностранные очевидцы все более или менее свидетельствуют о великой пышности и роскоши московского двора, о многочисленности и нарядности придворного люда, о богатстве утвари, чрезвычайном обилии всевозможных яств и напитков и тому подобном.