Вся эта роскошь, конечно, требовала соответственных дворцовых палат и покоев.
Уже Михаил Федорович, как мы знаем, при своей любви к строительству успел возобновить старый Кремлевский дворец и значительно расширить его новыми постройками, сообразно с увеличением своей собственной семьи. Алексею Михайловичу поэтому пришлось только прибавить немногие новые здания или заново перестроить и украсить прежние; таковы, например, столовая изба, постельные хоромы и прочие. Вместе с тем поправлялись, переделывались и вновь украшались расположенные в верхнем ярусе дворца домовые или сенные церкви царя, царицы, царевичей и царевен. Из них особенно известен храм во имя Нерукотворенного Спасова образа, возведенный при Алексее на степень соборного. Площадка, отделявшая его от теремных покоев со стороны лестницы, ведшая вниз на Постельное крыльцо, теперь ограждена золотой решеткой; отчего и сама церковь получила название «Спас, что за золотой решеткой». Сия последняя была, собственно, медная вызолоченная; а слита (в 1670 г.) из тех медных денег, которые, как известно, были выпущены в непомерном количестве и произвели смуту в народе. В отношении дворцовых зданий время Алексея Михайловича замечательно не столько строительством, сколько их внутренним украшением, в котором главное место занимали живопись, фигурная немецкая резьба по дереву, обои из золоченой кожи или из дорогих тканей. В расписании стен участвовали царские иконописцы, со знаменитым Симоном Ушаковым во главе; между прочим, они возобновили стенное расписание Грановитой палаты. Вообще в украшениях дворцовых в это время проявилось заметное влияние западных и отчасти польских образцов. Алексей Михайлович во время своих походов в первую польскую войну лично познакомился с бытом и искусством польских или, собственно, западнорусских больших городов, получил к нему вкус и потом стал вызывать оттуда художников и ремесленников для украшения своих дворцов. Так, в помянутой столовой избе, построенной иностранцем инженером и полковником Густавом Декенпином, на подволоке (плафоне) западнорусскими живописцами было написано звездочетное небесное движение, то есть небесные светила и двенадцать знаков зодиака, звезды и так далее.
Кремлевский царский дворец составился из разных строений и пристроек, возникших в разное время; а потому представлял пеструю группу зданий, соединенных между собой крытыми сенями и открытыми переходами, балконами, площадками и тому подобное. Он был кирпичный, но сохранял характер обычных русских деревянных построек или клетей с нижними этажами, или «подклетями»; хотя последние были уже со сводчатыми потолками. По тому же типу строились и загородные деревянные дворцы. Самым известным, самым нарядным из них является Коломенский дворец, созданный Алексеем Михайловичем и служивший любимым его летним местопребыванием.
Дворцовое село Коломенское, расположенное на возвышенном берегу Москвы-реки, в семи верстах от столицы, отличалось красивым местоположением. Там в первой половине XVI века Василием III построен каменный храм Вознесения; рядом с ним существовали царские хоромы. Михаил Федорович их обновил. Но Алексей Михайлович решил выстроить здесь новый, более обширный дворец для себя и своей многочисленной семьи и богато его украсить. Постройка его началась в 1667 году, а окончилась в 1671-м. Она была совершена лучшими мастерами плотничного и резного дела. Частью эти мастера были белорусы, работавшие у Никона в Воскресенском монастыре. Из того же монастыря были взяты какие-то две книги с гравюрами (вероятно, немецкие), которые служили в числе образцов для разных украшений, каковы: «гзымзы», подзоры, карнизы, оконные и дверные наличники, точеные столбики и балясы для окон и перил на гульбищах (балконах) и лестницах. Разнообразные кровли, то двускатные, то кубом, бочкой, шатром и тому подобным, делались из деревянной чешуи, окрашенной в зелень, и венчались наверху медным золоченым гребнем или жестяными прапорцами (флюгерами) и орлами. Внутри стены и потолки (подволоки) расписывались царскими иконописцами, с тем же Симоном Ушаковым во главе; кроме того, из Персии был вызван особый живописец, какой-то армянин Салтанов. Наряду со священными изображениями из Ветхого и Нового Завета, образами святых и мучеников, тут были и картины исторические, например из истории Александра Македонского. А подле царского трона были устроены львы с таким механизмом, который производил рыкание (наподобие того, что было в Византии). Кроме палат собственно царских, тут были особые покои для царевичей и царевен. Вся эта группа покоев разной величины и вида ярко раскрашенных, обильно снабженных позолотой и всякими затейливыми орнаментами, вполне соответствовала русскому вкусу и пленяла даже глаз иностранцев. Так, один иностранец (Рей-тенфельс), видевший Коломенский дворец в начале 70-х годов XVII столетия, говорит, что он походил на красивую игрушку. А знаменитый ученый монах Симеон Полоцкий воспел красоту сего дворца своими тяжелыми стихами или виршами, причем называет его осьмым чудом света («Семь дивных вещей древний мир читаше. Осьмый див сей дом время имать наше»). Из окон дворца расстилался широкий кругозор на текущую мимо Москву-реку, зеленые луга, соседние селения и монастыри и на самую столицу. По отношению к Москве эта загородная резиденция имела почти то же значение, какое к Парижу имел Версальский дворец, создаваемый современником Алексея Людовиком XIV.
Не один Коломенский дворец пользовался заботами Алексея I, и другие подмосковные царские хоромы были при нем или обновлены, или вновь построены. А в селе Измайлове вместе с дворцом возведены многочисленные хозяйственные постройки; домовитый царь завел здесь не только образцовую пашню, но также садоводство, пчеловодство, льноводство, даже развел виноград и шелковичные или тутовые деревья. Но Коломенское местопребывание всегда оставалось наиболее любимым. Оно привлекало царя в особенности своими поемными лугами, на которых весной во время половодья появлялись многочисленные стаи всяких перелетных птиц, представлявшие обширное поприще для соколиной охоты.
Охота с ловчими птицами издревле составляла обычную забаву владетельных особ и в Европе, и в Азии. Древние русские князья, хотя любили более трудную или опасную охоту на зверей и вообще диких животных, однако держали также ловчих соколов и кречетов, добывать которых посылали в девственные леса, на озера и реки Печерского, Пермского и Югорского края. В период царский соколиная охота заняла видное место как летняя потеха государей и получила особое устроение или ведомство, с ловчим или сокольничим во главе. Но никто из московских государей не был так страстно привязан с самых юных лет к этой забаве, как Алексей Михайлович. Возможно, что на раннее развитие этой страсти повлиял дядька его Б.И. Морозов, бывший знатоком и любителем соколиной охоты, как это можно заключить из приведенного выше известия (Олеария) о Голштинском посольстве в Москве. До каких размеров простиралось при Алексее Михайловиче придворное Соколиное ведомство, можно судить по тому, что в одном Потешном дворце под Москвой жило до сотни сокольников с их помощниками, а число царских ловчих птиц доходило иногда до 3000, за которыми царские помытчики ездили в отдаленные края Северо-Восточной России и Западной Сибири. Лучших кречетов царь посылал в подарок иностранным государям; особенно ценился такой подарок в Персии при шахском дворе. На окрестных коломенских лугах и болотах водилось много дичи (лебеди, гуси, утки, журавли и пр.), на которую в особенности царь пускал своих ловчих птиц.
Но охотился он с соколами и в других своих подмосковных селах, каковы: Преображенское, Семеновское, Покровское, Измайлово, Воробьево, Алексеевское, Соколово, Хорошово и прочие.
Ведомство соколиное подчинено было приказу Тайных дел, то есть собственной царской канцелярии. Во главе сего ведомства был поставлен родственник царя по матери и сверстник по воспитанию стольник и ловчий Афанасий Иванович Матюшкин, пожалованный потом в думные дворяне. Это был, очевидно, человек также до страсти преданный сему делу. Из дошедшей до нас переписки царя с Матюшкиным раскрывается самое дружеское отношение первого ко второму и нежная заботливость о ловчих птицах, об их содержании, дрессировке и об их здоровье. В случае болезни особенно любимых соколов и кречетов царь обнаруживал беспокойство и даже напускал на себя суровость. «А будет вашим небрежением, – пишет царь Матюшкину и под сокольничему Петру Хомякову (из Калязина от 11 июня 1650 г.), – Адар, или Мурат, или Булат, или Стреляй, или Лихач, или Салтан умрут, то вы меня и не встречайте, а сокольников всех велю кнутом перепороть; а если убережете, то вас милостиво пожалую, а сокольников также пожалую».
Иногда царь извещает своего ловчего о том, как он «ходил тешиться с челигами» и какие подвиги совершали при нем или без него его любимые кречеты. «Во вторник нынешние недели, – читаем мы в письме из села Покровского, – за Сретенскими воротами при нас же великом государе Парфеньевы статьи кречет Бердяй добыл коршака, и ставок было с 15 и добывал добре добро и хотко. Да нынешней же недели в пятницу из утра в 3 часу без нас великого государя добыл красной кречет Гамаюн коршака промеж Сущова и рощи, что к Напрудному, при стольнике нашем князе Юрье Ромодановском; а добывал в великом верху долгое время, и збил с верху и коршак побежал наутек к роще и хотел увалитца от славного Гамаюна кречета добычи, и не допуская до рощи добыл ево с верхней ставки; а в добыче было ставок с 30» и так далее. В том же письме царь извещал, что пропавший было челига Хорьяк пойман на Рязани; «привез во вторник к вечеру нынешняя недели сын боярский, весь (т. е. челига) цел и здоров». «Вы теряете, а мы сыскиваем», – с явным удовольствием прибавляет Тишайший.
В 50-х годах XVII столетия Алексей Михайлович велел написать даже особое, составленное при его личном участии, руководство для сокольников, названное «Урядник, или Новое уложение и устроение чина сокольничья пути». Тут главным образом установлены обряды, с которыми вступали в должность нововыбранные из рядовых в начальные сокольники, вручение им знаков их достоинства, распределение между ними кречетов и челиг (кречатьих или сокольих самцов) и тому подобное. На этой книге царь собственноручно приписал нравоучение или свой взгляд на забаву: «Делу время, и потехе час». Сокольники имели особое нарядное одеяние, а именно: цветной суконный кафтан, с золотыми или серебряными нашивками, желтые сапоги, большие узорные рукавицы, а у начальных людей горностайная шапка.