заключают в себе много материала для данной эпохи, но мало исторической критики. В популярном изложении известное сочинение Костомарова «Богдан Хмельницкий». Два тома. Из польских, вообще иностранных источников и литературы укажем: И. Пастория Belllum Scylhico-Cosacium. Dantisci, 1652. Шевалье Histoire de la guerre des Cosaques contre la Pologne. Paris, 1663. Веспасиана Коховского Annalium Poloniae ab obitu Wladislai IV. Climacter Primus. Cracoviae, 1683. Грондзского Historia belli cosaco-polonici. Войцыцкого Pamietniki do panowania Zygmunda III, Wlad. IV и Jana Kazimerza, I. Немцевича Zbior pamictnikow о dawnej Polsce. T. V. Лейпциг, 1840. Тут помещен «Дневник Богуслава Казимира Макшевича» (состоявшего на службе у Вишневецкого) 1643–1649 гг. Русский перевод сего дневника в «Мемуарах, относящихся к истории Южной Руссии». Вып. 2. Шайнохи Dwa lata dziejow naszyeh. Tom drugi. 1869 (с приложением разных материалов, заимствованных из переписки той эпохи). А. Ефименко «Очерки истории правобережной Украины» по I. Ролле (Киевская старина. 1894. Октябрь). Кулиша «Отпадение Малороссии от Польши». Три тома (Чт. Об-ва ист и древн. 1888. Кн. 2 и 4. 1889. Кн. 1). Последнее сочинение обилует любопытными подробностями и суждениями, но слишком тенденциозно по крайней враждебности к Хмельницкому и казакам и по пристрастию к таким выдающимся польским вождям, как Вишневецкий. Дельные возражения ему представлены в статье Карпова «В защиту Богдана Хмельницкого» (Чт. Об-ва ист. и древн. 1889. Кн. 1).
Что касается королевских грамот, хитростью захваченных Хмельницким у Барабаша, то помянутые малороссийские летописи, хотя и называют их казацкими привилеями, но, по всей вероятности, тут речь идет главным образом о секретной королевской грамоте, относившейся к построению судов для Черноморского похода. Самовидец говорит только в этом смысле. По его версии, Хмельницкий послал к жене Барабаша с ключом от скрыни, а по Самоилу Величку шапку и хустку; у Грабянки прибавлен перстень. По летописи Величка, Хмельницкий рано поутру 7 декабря, перед бегством в Запорожье, заезжал к себе в Суботово и взял оттуда сына Тимофея; но источники и сам Хмельницкий в своих письмах с Запорожья утверждают, что Суботово было у него уже отобрано Чаплинским. Впрочем, из источников неясно: все ли суботовское поместье было отобрано или часть его с хутором Суботовкой. Самовидец говорит о пришедшей к Хмельницкому казацкой залоге с Томаковки (с. 7), а Грабянка о какой-то польской залоге в Запорожье (с. 40). Кунаков говорит, что с Хмельницким убежало 300 человек, что Потоцкий послал в погоню 500 черкас да 300 ляхов. (В каждом реестровом полку тогда предполагалось по 800 черкас и по 200 ляхов, всего 1000.) Хмельницкий склонил черкас на свою сторону, а поляков побил. Но в актах, письмах и польских источниках этого факта нет. У Величка (Т. I. С. 32–46) приведены письма или листы Хмельницкого к Барабашу, Шембергу, Потоцкому и Конецпольскому. Об изгнании Хмельницким залоги корсунцев с острова Буцка сообщает Машкевич под 15 февраля. Потоцкий в своем письме королю (Памятники, изд. Киев, ком. Т. I. Отд. 3. С. 8) говорит, что Хмельницкий начал бунт с 500 человек, которые и ударили на реестровую залогу, а количество людей, укрепившихся на острове Буцке, определялось в 3000. Но более вероятно следующее известие, приведенное в письме неизвестного поляка от 2 апреля: «Этого сброду на острове по крайней мере 1500 человек, потому что все пути заставлены, чтобы там не копились люди» (Ibid. С. 20). Он же сообщает, что неуплаченное за 5 лет реестровым казакам жалованье простирается до 300 000 злотых. Следующее письмо, от того же 2 апреля, подольского судьи Луки Мясковского к канцлеру Оссолинскому извещает о запасах провианта на острове и пороховом заводе и пророчески прибавляет: «Вот что наделала жадность полковников (конечно, поставленных поляками); война с ними (казаками) будет продолжительная и трудная» (с. 21).
Еще более разноречия и неясности представляют источники относительно переговоров Богдана с Крымом. Величко в разделах VII, VIII первой части подробно рассказывает о поездке его, пребывании в Бахчисарае, переговорах с мурзами и Ислам-Гиреем и об отпуске из Крыма. И эти факты доселе принимались историческими писателями на веру. Но само указанное время сей поездки, первое число марта, уже недостоверно: по другим известиям, Хмельницкий только что прогнал реестровую залогу и начал укрепляться на острове Буцке, а об его поездке в Крым они молчат (Памятники, изд. Киев. ком.). Летопись Грабянки упоминает о посольстве от Богдана в Крым, а не об его личной поездке (с. 41). Самовидец также говорит о «посланцах до хана Крымского» и взаимной присылке «знатных мурз до Хмельницкого» (с. 7). А эти летописи по своему происхождению старше Величка, который писал уже в XVIII в.; хотя он и ссылается на какой-то диариуш самого Хмельницкого, составленный им при посредстве своего секретаря волынца Самоила Зорки, а впоследствии переписанный гетманским канцеляристом Иваном Быховцем (Т. I. С. 54). Кунаков дает понять, что Хмельницкий сам не ездил в Крым, а посылал туда доверенных лиц; причем относительно татарчонка велел сказать его отцу, знатному мурзе, что отдаст ему сына без выкупа, если тот приедет сам. Мурза приехал, взял сына и договорился с Богданом о походе на весну (с. 280–281). Наконец, московские агенты дали знать московскому правительству из Крыма в апреле 1648 г., что к хану в Бахчисарай приехали четыре человека от запорожских черкас и просили о принятии в холопство и о помощи против поляков. Здесь также не говорится, чтобы Хмельницкий ездил сам к хану (Акты Юж. и Зап. России. Т. 3. № 172). В.Д. Смирнов в своем труде (Крымское ханство. С. 539), говоря об Ислам-Гирее, полагает, что Хмельницкий сам ездил в Крым. Но его источники этого не говорят. Однако слух о такой поездке, очевидно, в то время уже существовал. Это подтверждает и Павел Алеппский, который выражается в таком смысле, что сам Хмельницкий ездил к хану (Чт. Об-ва ист. и древн. 1897. Кн. 4. С. 10). О торжественном избрании Хмельницкого гетманом 19 апреля повествует тот же Величко, а другие источники о том молчат. Но по ходу событий видно, что именно около этого времени Хмельницкий начинает именовать себя старшим Войска Запорожского. Величко число собравшихся на раду определяет в 30 000; причем в поход на Украину решено отпустить с Богданом «Войска Запорожского конного не больше от осми или десяти тысяч». Судя по разным данным, первое число, вероятно, преувеличено втрое, а второе – вдвое.
Относительно сношений казаков с Владиславом IV, по-видимому, сам Хмельницкий измышлял разные вести. Так, в июне 1648 г. он поручает стародубцу Григорию Климову сообщить в Москве приказным людям, будто ляхи сами извели короля, когда узнали, что он посылал в Запороги грамоту к прежнему гетману (Барабашу), «чтобы сами за веру греческого закона стояли, а он-де король будет им на ляхов помощник. И тот-де королевский лист достался ему, Хмельницкому, и он-де надеяся на то, войско собрал и на ляхов стоит» (Акты Юж. и Зап. России. Т. 3. № 205. С. 216). Впрочем, у Альбрехта Радзивилла есть известие, что Владислав казаков и самого Хмельницкого секретно принимал в своем покое (Т. II. С. 299).
6 Кунаков, Грабянка, Самовидец, Величко, Твардовский, Коховский, каноник Юзефович, Ерлич, Альбрехт Радзивилл, Машкевич. Памятники, изданные Киевской комиссией. Акты Юж. и Зап. России, Акты Мос. гос-ва, Suppiementum ad Hist. Rus. monumenta, Архив Юго-Запад. России и пр.
Памятники I. Отд. 3. Адам Кисель в письме к примасу-архиепископу Лубенскому от 31 мая 1648 г. упоминает о своих советах не разделять польское войско и не ходить в Запорожье (№ 7). Письмо львовского синдика о желтоводском и корсунском поражении. Тут сообщается, что Хмельницкий, стоявший под Белой Церковью, «называет себя уже князем Русским» (№ 10). Польский допрос одного из агентов Хмельницкого, разосланных по Украине, именно Яремы Концевича. Чтобы скрыть свое казацкое звание, агенты «носят запущенные волосы». Духовенство помогает восстанию; например, луцкий владыка Афанасий послал Кривоносу 70 гаковниц, 8 полубочек пороху, 7000 деньгами, чтобы напасть на Олыку и Дубно. Священники православные посылают вести друг другу из города в город. Православные мещане в городах сговариваются между собою, как помочь казакам; они обещают зажечь город при их нападении, другие насыпать песку в пушки и т. и. (№ 11). Письмо от 12 июня Хмельницкого к Владиславу IV, тогда уже умершему. Исчисление казацких жалоб, поданных на Варшавском сейме 17 июля, за подписью Хмельницкого. Ответы на эти жалобы (№ 24, 25 и след.). Письмо Кривоноса от 25 июля к князю Доминику Заславскому, с жалобой на злодейства Еремии Вишневецкого, который «отсекал головы и сажал на кол невеликих людей, а священникам пробуравливал глаза» (№ 30). Письмо Киселя к канцлеру Оссолинскому, от 9 августа, о разорении его имения Гущи казаками; причем «жиды все вырезаны, дворы и корчмы сожжены» (№ 35). Письмо подольского судьи Мясковского, от того же 9-го числа, о взятии Бара штурмом от казаков. «Наивреднее были московские гуляй-городы, за которыми изменники приказали идти поселянам» (№ 36). По сообщению Киселя, Кривонос за свою жестокость по приказу Хмельницкого был посажен на цепь и прикован к пушке, но потом освобожден на поруки. У Хмельницкого будто бы в августе было 180 000 казаков и 30 000 татар (№ 38 и 40). О действиях под Константиновом и Острогом (№ 35, 41, 45–47, 49). Под Константиновом в отряд Александра Конецпольского в числе начальников упоминается «храбрый» пан Чаплинский (№ 51). Этим опровергается легенда Величка о том, что после Желтых вод Хмельницкий послал в Чигирин отряд захватить своего врага, которого и казнил. Впрочем, сам Богдан опровергает эту легенду, требуя не раз от поляков выдачи ему Чаплинского. О переговорах комиссии Киселя с казаками в Переяславе записки одного из комиссаров, Мясковского (№ 57, 60, и 61). Об условиях, врученных Киселем, см. также у Кунакова, с. 288, 289, Каховского, с. 109, и в Supplem. ad. Hist. mon. 189. И.П. Новицкого «Адам Кисель, воевода Киевский» (Киевская старина. 1885. Ноябрь). Автор, между прочим, из Ksiega Michalowskiego приводит латинские стихи-пасквиль на нелюбимого поляками Ад. Киселя и даже на его мать. Напр.: Adde quod matrem olim meretricem Nunc habeat monacham sed incantatricem.